Маркиз де Сад и XX век (сборник) - Лели Жильбер - Страница 5

За сто лет до того, как Шренк-Нотцингом был введен термин алголагния (от двух греческих слов: αλγος — боль, λαγνεια — соитие), соединивший в одном слове понятие причиняемой другому и причиненной себе самому боли, необходимой для получения полового удовлетворения, в романах де Сада не было ни одного героя — как мужского, так и женского пола (за исключением Жюстины, о чем речь пойдет дальше), — который не демонстрировал бы своим поведением неизменное соединение садизма и мазохизма. Все эти Нуарсеи, Сен-Фоны, Жюльетты и Клервиль ищут в пассивном бичевании как таковом повод для сладострастия, редко сопровождающегося физиологическим удовлетворением. При всей их жестокости эти персонажи в изобилии снабжают нас примерами самых разных форм мазохистического поведения. Раскрыв наугад том «Жюльетты», мы сразу же наталкиваемся на два следующих эпизода: Сен-Фон просит Жюльетту душить его, в то время, как он совершает акт содомии с Пальмирой; несколько дальше та же Жюльетта обращается к Делькуру, нантскому палачу, со следующими словами: «Прошу вас, бейте меня, оскорбляйте меня, секите меня». А когда тот производит над ней все эти жестокости, Жюльетта восклицает: «О, Делькур, божественный разрушитель человечества, обожаемый Делькур, которого я принесу в жертву наслаждению, сильней охаживай твою потаскуху, оставляй на ней следы твоих ногтей, она жаждет этих отметин. От одной мысли, что я истекаю кровью от твоих ударов, у меня голова идет кругом; о, мой милый, только не щади меня…». Только в случае Жюстины мы не вправе констатировать, что одно ответвление алголагнии дано в сочетании со своей противоположностью. Ее отличительной чертой, на первый взгляд, является мазохизм, моральный, или, как называет его Фрейд, «прирожденный» мазохизм, проявляющийся в невротическом влечении ко всему, что может оказаться для нее фатальным. Но, по размышлении зрелом, у нас нет оснований говорить даже о теоретическом мазохизме этой героини по той простой причине, что Жюстина (случай исключительный для протагонистов романов де Сада) практически лишена какой-либо психологической убедительности если не в каждом из своих поступков в отдельности, то в их совокупности. Жюстина представляет собой абстрактную конструкцию; видимо, она была вызвана к жизни ее автором с одной единственной целью: доказать свое пессимистическое воззрение на последствия добродетели. Надо сказать, что Жюльетта, главная героиня романа, переворачивающего основной тезис «Жюстины, или несчастий добродетели» и названного «Преуспеянием порока», отнюдь не подверглась психологическому удушению, которое превратило ее младшую сестру в настоящую марионетку, почему-то помещенную маркизом в общество живых существ.

Из всех психоневрозов садо-мазохизм, или алголагния, является, вне сомнения, самым распространенным. Исключительно редко встречаются люди, у которых этот комплекс начисто отсутствует (не исключено, что таких людей вообще нет). К этому следует добавить, что чаще всего, по крайней мере в мирное время, садо-мазохизм проявляется в столь слабой мере или под покровом символики, на первый взгляд столь далекой от его предмета, что он остается, если так можно выразиться, невидимым невооруженным глазом. Множественность аспектов этого явления полностью учтена в прекрасном определении, данном врачом Евгением Дюреном 2 , определении исчерпывающем, при всей своей лаконичности: «Садизм [садо-мазохизм] представляет собой намеренно искомое или возникающее случайно отношение между сексуальным возбуждением и реальным или символическим (воображаемым, иллюзорным) удовольствием от направленных на разрушение поступков и действий, угрожающих жизни, здоровью и собственности человека и других живых существ или подвергающих опасности целостность неодушевленных предметов. Во всех этих случаях извлекающий из них сексуальное удовольствие человек может действовать как лично, так и через посредство других, быть всего лишь зрителем или (вольно или невольно) подвергаться нападению со стороны нанятых им людей» [5].

Исходя из учения Фрейда, основные понятия которого вынуждена была принять классическая психиатрия, можно допустить, что есть три способа разрешения психоневрозов. Самый тяжелый из них может найти выход в совершении преступления или привести [страдающего психоневрозом человека] на грань психоза. Результатом обычного разрешения психоневроза (вытеснения) являются страхи и навязчивые идеи. Третьим выходом, при котором вытеснение теоретически не имеет места, является сублимация асоциальных инстинктов, что в некоторых случаях проявляется в создании литературных и художественных произведений. Но в случае садомазохизма, видимо, имеется если не еще один способ разрешения этого психоневроза, то по крайней мере дополнительный выход, ведущий к ослаблению болезненных проявлений, хотя и не снимающий их полностью: мы имеем в виду нормальный половой акт. Не вызывает сомнения, что поведение мужчины и женщины во время полового соития имеет сходство с поведением соответственно садиста и мазохистки. Хотя оба эти импульса проявляются здесь в очень слабой форме, относясь скорее к сфере физиологии, само их наличие при этом, тем не менее, неоспоримо. Кроме того, эти виды поведения соответствуют особенностям характера обоих полов; это позволяет нам утверждать, что лишь благодаря присутствию в нем малых доз садизма и мазохизма половой акт представляется отмеченным печатью совершенства.

Первая мысль, которая приходит в голову, когда речь заходит о Саде, — отнести разрешение его психоневроза к третьей разновидности, т. е. к сублимации, выразившейся в сочинении литературных произведений. Но такой выбор, как и выбор двух первых способов разрешения, предполагает работу механизма вытеснения, а это противоречит всему, что нам известно о маркизе. Сад полностью осознавал свою алголагнию,которая находила проявление в поступках хотя и существенных, но всегда весьма — и это следует подчеркнуть со всей силой — далеких от того, чтобы представлять серьезную угрозу для здоровья, а тем более для самой жизни его «жертв». Поэтому садо-мазохизм маркиза необходимо выделить в особый, пусть даже непосредственно связанный с, сублимацией, случай: во-первых, в этом случае сублимация не являлась бессознательной;а во-вторых, она совершалась в области науки,а собственно литературный вклад, хотя он и является одним из самых сенсационных в Новое время, был внесен де Садом лишь в качестве способа записи [научного открытия], независимо от психоневроза. Маркиз де Сад, на наш взгляд, является прежде всего человеком, одаренным гениальной научной фантазией. А что, собственно, такое фантазия в ее высшем проявлении? Вовсе не создание вымысла, способствующего отдохновению. Фантазия — это то, что позволяет с помощью фрагмента реальности воссоздать ее целиком. Подобно натуралисту Кювье, который по скелету ископаемого умел полностью восстановить строение этого животного, маркиз де Сад, исходя из рудиментарных проявлений собственной алголагнии (к этому следует добавить и сцены, при которых ему довелось присутствовать в качестве наблюдателя), без помощи какого-либо предшественника, причем с самого начала достигнув совершенства, построил гигантский музей садо-мазохистских перверсий; и хотя это сооружение оказалось украшенным всеми прелестями поэзии и ораторского искусства, оно, тем не менее, предстало нашему взору в качестве самой что ни на есть скрупулезной и эффективной научной дисциплины.

Пьер Клоссовски

Сад и Революция 1

Революция, похоже, могла разразиться лишь благодаря сочетанию множества противоречивых требований: если бы имеющиеся психические силы отождествлялись одна с другой изначально, никогда не произошло бы их единодушной мобилизации. Именно из-за своеобразного смешения двух различных категорий требований и могла создаться взрывоопасная атмосфера. В самом деле, соперничали две группы: с одной стороны, существовала аморфная масса средних людей, требовавших установления социального режима, при котором воплотилась бы идея «естественного человека» — «естественный человек» является здесь лишь идеализацией обыкновенного человека (идеалом, обладающим притягательной силой прежде всего для той части народа, которая до тех пор жила ниже уровня обыкновенного человека), — ас другой стороны, имелась категория людей, которые, принадлежа к правящим классам с более высоким уровнем жизни, смогли — при помощи той же самой несправедливости, связанной с этим уровнем жизни, — достичь наивысшей степени ясности ума. Эти люди, зажиточные буржуа или просвещенные аристократы, обладавшие мечтательным или систематическим складом ума, фантазировавшие или осуществлявшие свои замыслы на практике либертены, сумели объективировать содержание своей нечистой совести: они осознавали, что в их существовании является произвольным с нравственной точки зрения, равно как и проблематичность жизненной позиции, которую они в себе выработали.