Берег черного дерева и слоновой кости (худ. С. Яровой) - Жаколио Луи - Страница 21

— Может быть вы и правы.

— Я совершенно прав… Вы, как человек военный, воображаете, будто наше положение имеет некоторое сходство с положением военнопленных, — отсюда и вся ваша щекотливость; но вам следует представить себе, что мы просто попались шайке разбойников, и тогда ваш рассудок придет совсем к другому заключению.

— Сознаю, что всякое ваше слово справедливо и, однако, чувствую непреодолимое отвращение к нарушению слова, данного мною даже разбойнику.

— То есть слова, вырванного у вас насилием, а это совсем иное дело… Во всяком случае, если вы не можете преодолеть вашей щекотливости, так предоставьте это дело мне, ведь вы не давали слова препятствовать моим действиям, а я сумею в данном случае принять меры, соответствующие положению.

— Тише! — прошептал Барте, схватив его за руку.

— Что такое?

— Смотрите и слушайте, — продолжал поручик шепотом, указывая по направлению реки.

Товарищи остановились и посреди неопределенного и смутного гула морских волн они ясно различили мерный звук весел, исходящих от черной точки, которая скользила по воде в трех-четырехстах метрах от них.

— Тут некому быть, кроме Девиса и его людей, — сказал Гиллуа, — но почему бы это вышло, что они не ушли дальше?

— Вероятно, что-нибудь задержало их на дороге; а теперь смотрите с какою быстротою они уходят вперед.

— По-видимому, они направляются на тот берег; для нас это большое счастье, потому что таким образом мы не попадемся к ним навстречу.

После этого они молча продолжали дорогу, на каждом шагу вступая в борьбу с затруднениями, которые одолевались ими только с помощью тяжелых усилий.

То представлялась перед ними безвыходная чаща кустарников, бамбука, корнепуска и заставляла их делать значительные обходы; то вдруг их ноги уходили в болото, тянувшееся от реки до опушки леса, в котором они могли двадцать раз утонуть, прежде чем удалось бы перейти через него.

Изредка доносился внезапный треск сухой травы или поломанных ветвей неподалеку от них, а потом послышалось, как будто что-то тяжелое шлепнулось в воду, — было очевидно, что они нарушили покой крокодила, отдыхавшего на берегу.

Иногда же они прислушивались с невольным трепетом к реву тигров и пантер, которые, казалось, вызывали друг друга зловещими звуками. Не сознаваясь друг другу в своих впечатлениях, оба мысленно задавались вопросом, не безумное ли дело они задумали, пустившись по прибрежью неизвестной реки, окруженной болотами и лесами?

Вдруг невдалеке от них пронесся странный звук, непохожий ни на трубный голос слона, ни на рев тигра, ни на рыканье льва, ни на визг шакала или гиены, и вслед за тем захрустели ветви бамбука, как будто кто-то так же раздвигал их руками, как и они.

Оба разом остановились, предчувствуя опасность, хотя и не понимали, какого она рода.

— Кто бы мог в такую пору спускаться с крутого берега? — прошептал Гиллуа на ухо товарищу.

Вместо ответа Барте потащил его в чащу бамбуков, находившихся невдалеке от них, и оба, затаив дыхание, ожидали.

— Друг или враг, человек или зверь… Кто бы то ни был приближающийся… подождем, пока минует опасность, — сказал Барте, приютившись в чаще.

Странные, необычайные звуки становились все ближе и ближе.

Вдруг, несмотря на врожденное мужество, оба друга почувствовали, как вся кровь прихлынула к сердцу и от ужаса они чуть было не вскрикнули…

В десяти шагах от них громадная горилла вышла из чащи кустарников; в руке она держала толстую дубину, которою раздвигала мешавшие ей кустарники. Ростом она была восьми футов.

Прижавшись друг к другу, они затаили дыхание чтобы не показать своего присутствия. Зная, какова сила и свирепость этого необычайного животного, они вполне понимали, что при малейшей неосторожности не миновать им гибели.

Не торопясь и переваливаясь с ноги на ногу, горилла проходила мимо них прямо в лес; мало-помалу, замирали вдали звуки ее шагов, и только однообразный плеск воды нарушал безмолвие ночи.

Да, друзья пустились в опасный путь!

Первый путешественник, исследовавший Конго, был Баттель, и по его описанию из всех родов обезьяны горилла наиболее походит на человека; ее руки, щеки и уши не покрыты шерстью, за исключением чрезвычайно длинных бровей. Хотя все остальное тело довольно мохнато, но шерсть не очень густа и темного цвета. Единственная часть, отличающая ее от человека, — это нога, не имеющая икры. Горилла держится всегда прямо, когда ходит; живет в самой дремучей чаще лесов, спит на деревьях, устраивая над собою нечто вроде крыши, чтобы защититься от дождя. В пищу употребляет она фрукты и орехи, но никогда не ест мяса.

Иногда гориллы живут стадами и убивают негров, попадающихся им в лесу. Нападают они даже на слонов, когда те приходят на пастбища в занимаемые ими местности. Гориллы колотят их кулаками и дубинами так жестоко, что заставляют их обращаться в бегство и выть от боли. По словам того же путешественника, гориллу нельзя захватить живую, потому что ее сила так велика, что и десять человек не справятся с нею.

Дю Шалью, знаменитый исследователь Конго, обогативший географию открытием Огуэ, громадной реки, впадающей в море выше мыса Лопеса, описывает гориллу в следующих словах:

«Сознаюсь, что я чувствовал почти невольный ужас человека, готового убить своего ближнего, когда увидел в первый раз горилл. Они удивительно похожи на человека, обросшего волосами. Их рев производит такие звуки необычайные, в ужас приводящие, каких и в непроходимых лесах не услышишь. Я уверен, что и за три мили расстояния я мог бы различить рев гориллы, и за милю, по крайней мере, услышал бы, как она колотит себя в грудь руками. Ничто в мире не может дать понятия об этом грохоте, похожем на громовые раскаты, к которому я никак не мог привыкнуть».

Барте и Гиллуа перед отплытием в Габон прочитали почти все, что напечатано об этой части Африки и Конго, а потому их нечаянная встреча с обезьяной-исполином, одолевающей львов и тигров, которых она разрывает на части своими мощными когтями, напомнила им, каким опасностям они добровольно подвергались. Это заставило их пожалеть, что они очертя голову сунулись на такое дерзкое предприятие. И такое чувство невыразимого успокоения овладело ими, когда они услышали вдалеке гул океана, разбивавшего волны об утесистый берег. Еще четверть часа и они достигнут своей цели.

Страстный взор устремили они на Атлантический океан, расстилавшийся перед ними неизмеримой скатертью, и невольно вскрикнули от радости, когда увидели в двух милях от берега судно, преграждавшее, по-видимому, выход из Рио-дас-Мортес. По его устройству они тотчас признали в нем военный корабль.

«Оса» захвачена!.. Вот первая мысль, которою они обменялись, потому что никак нельзя было приписывать случайности принятое кораблем положение как раз поперек реки. Таково было, по крайней мере, мнение Барте после продолжительного и внимательного осмотра.

— Вы правы, — отвечал ему на то Гиллуа, — не стал бы военный корабль таких сил бросать якорь так близко к земле, что при первом шквале может получить серьезные повреждения, если бы не имел намерения наблюдать за каким-нибудь пунктом на берегу.

— Не может быть сомнения, что исчезновение «Доблестного» встревожило все флоты, крейсирующие в этих морях и с тем большим основанием, что причина его гибели всем понятна: этот бой происходил так близко от берега, что непременно были свидетели.

— Ах! — вздохнул Гиллуа. — Будь-ка у нас лодка, менее чем через полчаса мы были бы на корабле и…

— За этим дело не станет, — перебил его товарищ, — есть очень простое средство добыть то, чего нам не достает.

— Как же это?

— Подать сигнал крайней опасности.

— Но как же нас увидят ночью?

— А вот послушай меня, Гиллуа, — сказал Барте с радостью, — я нашел средство к спасению. Взберемся на какую-нибудь возвышенность неподалеку от берега и разведем костер из хвороста и сухих листьев; будьте уверены, что первое поднявшееся пламя обратит внимание корабля и что все подзорные трубки устремятся в нашу сторону; мы станем впереди костра, и все наши сигналы будут заметны, как в ясный день, благодаря нашим европейским костюмам там поймут, что мы просим помощи, и почти наверно можно сказать, что шлюпка не замедлит к нам на помощь.