Ребекка (другой перевод) - дю Морье Дафна - Страница 24

Мы считаем, что ему следовало стать актером. А после одного-двух бокалов шампанского он делается таким веселым, что ему нет удержу. На этот раз он и его старый друг Дикки Марш оделись в длинные платья и спели дуэт. Какое это имело отношение к задуманному в шараде слову, так никто и не понял, но все безумно смеялись.

Я с ужасом подумала о том, что, быть может, следующее Рождество мне придется провести в этом «веселом» обществе, и затем успокоилась, решив, что непременно заболею инфлуэнцей.

— Мы, конечно, ни на что не претендуем, — продолжала Беатриса, — а вот у вас, в Мандерли, несколько лет тому назад была настоящая театральная постановка и приезжали даже гости из Лондона. Но, конечно, организация такого спектакля — очень хлопотное дело… Как себя чувствует Максим?

— Спасибо, хорошо.

— Весел и счастлив?

— По-видимому, да.

Мы проезжали по узкой деревенской улице, и ей пришлось замолчать. А я думала о том, поговорить ли с ней по поводу миссис Дэнверс и этого Фэвелла. Но не хотелось, чтобы она поднимала из-за этого шум и рассказала Максиму.

— Беатриса, — в конце концов решилась я, — знаете ли вы человека по имени Фэвелл?

— Джек Фэвелл? Да, знаю. Ужасный шалопай. Я видела его однажды несколько лет тому назад.

— Он приезжал вчера в Мандерли повидаться с миссис Дэнверс.

— Да, возможно…

— Но почему?

— Он двоюродный брат Ребекки.

— Никогда бы не подумала, что у нее может быть такой брат. Мне он совсем не понравился.

— Вас можно понять.

Я решила о дальнейшем умолчать и не сказала, что Фэвелл просил скрыть его визит от Максима.

Мы подъехали к воротам и направились к большому кирпичному дому поздневикторианского стиля. Здание было огромное, а жила в нем одна слепая старушка.

Нам открыла дверь горничная.

— С добрым утром, Нора, — сказала Беатриса, — как у вас тут дела?

— Благодарю вас, все хорошо, мадам.

— Как себя чувствует старая леди?

— Как вам сказать, мадам, по-разному: иногда хорошо, а иногда неважно. Но она, безусловно, будет вам рада.

— Это жена мистера де Винтера, миссис де Винтер.

— Добрый день, мадам. Как вы поживаете?

Мы прошли через узкий холл и гостиную и вышли на террасу. На ступеньках везде стояли каменные вазы, заполненные цветущей геранью. В низком кресле в углу, завернутая в шали и обложенная подушками, сидела бабушка Беатрисы.

Она была очень похожа на Максима, вернее, у Максима, когда он будет очень стар и слеп, будет точно такое же лицо.

Сиделка, занимавшее место рядом со старушкой, встала, положила закладку в книгу, которую она читала вслух, и улыбнулась Беатрисе.

— Как вы поживаете, миссис Леси? — спросила она.

Беатриса пожала ей руку и представила меня.

— Старая леди отлично выглядит, — сказала сиделка, — не знаю, как ей это удается в восемьдесят шесть лет.

— Я приехала навестить вас, бабушка.

— Как это любезно с твоей стороны, Би, нам так скучно здесь одним.

Беатриса поцеловала ее и сказала:

— Я привезла к вам жену Максима. Она уже давно собиралась вас навестить. — И шепнула мне: — Поцелуйте ее.

Старушка потрогала мое лицо руками и сказала:

— Милое молодое существо. Как жаль, что вы не захватили с собой Максима.

— Максим сегодня в Лондоне и вернется лишь вечером.

— Как поживает Роджер, Би? Он гадкий мальчик — никогда не навещает меня.

— Он приедет к вам в августе. Он окончил Итонский колледж и поступает сейчас в Оксфорд.

— О, дорогая, он, наверное, совсем взрослый, и я его уже не узнаю.

— Он уже выше, чем Жиль.

Сиделка вынула откуда-то вязание и быстро зашевелила спицами.

— Как вам нравится в Мандерли, миссис де Винтер? — спросила она у меня.

— Очень нравится, благодарю вас.

— Это дивное место, не правда ли? Мы когда-то ездили туда со старой леди, когда она была еще несколько крепче. А теперь она уже слишком слаба. Мне очень, очень жаль, я любила эти поездки, — сказала сиделка.

— Приезжайте как-нибудь сами, — пригласила я.

— Вы провели свой медовый месяц в Италии, не так ли?

— Да.

— Нам доставила большое удовольствие открытка, присланная нам мистером де Винтером из Италии.

Я думала о том, как она употребляет местоимение «мы». В таком значении, как его употребляет король, или отождествляя себя со старой леди настолько, что считает себя с ней единым целым?

Я прислушалась к беседе Беатрисы со старушкой.

— Вы знаете, нам пришлось уволить старого Мэрксмена, нашего лучшего охотника. Ослеп на оба глаза.

(Со стороны Беатрисы довольно бестактно рассказывать об этом бедной слепой старушке).

— Любите ли вы охоту? — снова обратилась ко мне сиделка.

— Нет, не люблю.

— Вероятно, вы еще привыкнете к ней, как все в этой части света.

— Миссис де Винтер увлекается живописью, — сказала Беатриса.

— Какое прелестное хобби, — ответила сиделка. — У меня была когда-то подруга, которая делала чудеса своими красками и карандашами.

— Мы говорим о живописи, — обратилась Беатриса к старушке. — Вы еще не знаете, что у нас в семье завелся собственный художник.

— Кто это? — спросила старушка. — Никогда не слышала об этом.

— Ваша новая внучка, бабушка. Спросите ее, что я ей подарила к свадьбе.

— О чем это говорит Би? — обратилась старушка ко мне. — В нашей семье никогда не было художников. Она шутит?

— У меня просто маленькое хобби, а по-настоящему рисовать я даже никогда не училась. Беатриса подарила мне прекрасные книги.

— О боже, это все равно, как послать уголь в Ньюкасл! В Мандерли и так слишком много книг.

— Вы не понимаете, бабушка, это совсем особые книги: история искусств в четырех томах.

Сиделка пояснила:

— Миссис Леси объясняет, что миссис де Винтер увлекается живописью, и поэтому она подарила ей книги по истории искусств к свадьбе.

— Никогда не слыхала, чтобы в качестве свадебного подарка преподносили книги. Мне, во всяком случае, никто их не дарил. Да я бы и не стала их читать.

Я хочу чаю. Почему Нора не приносит чай? — ворчливо произнесла старая леди.

— Как? — сказала сиделка, вставая. — Вы снова голодны после нашего плотного и вкусного ленча?

Недаром говорят, подумала я, что со старыми бывает временами труднее, чем с малыми.

Сиделка взбила подушки и укутала старушку в шали поплотнее. А та закрыла глаза и казалась очень усталой. В таком виде она стала еще больше похожа на Максима, но я тут же постаралась вообразить ее молодой, красивой и веселой, разгуливающей по садам Мандерли. Рядом с ней я видела юношу в сюртуке и с круглым белым воротником — и это был дедушка Максима. Она, вероятно, не замечала, что Беатриса зевает, поминутно глядя на часы, и не понимала, что, выйдя от нее, Беатриса скажет: «Теперь у меня совесть чиста на ближайшие три месяца.»

— У нас сегодня сандвичи с кресс-салатом, — сказала сиделка.

— О, я не знала об этом, — ответила старушка. — Почему Нора не подает чай?

— Я бы не согласилась занять вашу должность, сестра, за тысячу фунтов в день, — сказала Беатриса.

— Пустяки, я привыкла, к тому же она вовсе не тяжелый человек, бывает ведь и много хуже.

В это время вошла Нора, внесла легкий чайный столик и сервировала чай.

— Как вы опаздываете, Нора, — сказала старая леди.

— Нет, мадам, сейчас ровно половина пятого.

Мы подвинули свои стулья к столику и начали пить чай с сандвичами. Для старушки были приготовлены особые сандвичи.

— Ну, чем не угощение?!

Старая леди ответила:

— Я очень люблю кресс-салат.

Чай был слишком горячим.

— Я каждый день говорю прислуге, что после того, как чайник закипит, его нужно немного остудить. А они не слушаются.

— Вся прислуга одинакова, — заметила Беатриса. — Я уже перестала огорчаться по этому поводу.

— Хорошая ли была погода в Италии? — спросила у меня сиделка.

— Да, было очень тепло, и Максим сильно загорел.