Бродяги Севера (сборник) - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 32

– Вероятно, какая-нибудь история с этим чертом Дюраном, – проворчал Чаллонер, глядя на израненную собаку. – Ну уж если он так хочет вернуть тебя к себе назад, то пусть помнит, что не на такого напал. Ты, Мики, мой и больше ничей.

Мики заколотил твердым хвостом по полу и подполз к хозяину с выражением полной молчаливой покорности. Оба вместе они вышли из дому и утонули в темноте холодной ночи.

Светило множество звезд, и заходила ущербавшаяся луна. Четыре огромных костра, на которых днем жарились для пиршества олени, все еще ярко догорали. На опушке окаймлявшего Форт-Огод леса сверкали рубины от множества других, более мелких огней, а за ними смутно вырисовывались очертания юрт и шалашей. Здесь расположились ночлегом все триста индейцев и метисов, приехавших на праздник из глухих лесных берлог. Почти все они уже спали. Даже собаки успокоились после целого дня волнений и объедания.

Чаллонер прошел мимо больших костров, с которых еще не успели снять огромных вертелов. Мики обнюхал свежие кости, но на них уже не было и признака тех двух тысяч фунтов мяса, что были изжарены днем. Мужчины, женщины, дети и собаки набили им себе желудки до отвала и съели последние остатки. В тишине холодной ночи воцарилось молчание бога желудка Мутаи, того самого индейского бога, который каждый вечер наедается до отвала, пока наконец не заснет. Это он так околдовал своими чарами весь Форт-Огод, затерявшийся в степных далях за три тысячи миль от первого цивилизованного местечка.

Комната фактора была еще освещена. Шотландец Мак-Доннель нервно потягивал свою трубку. В его обветренных чертах появилось озабоченное выражение, когда Чаллонер, все время не спуская глаз с вошедшего с ним Мики, сел на предложенную ему табуретку.

– Здесь был Дюран, – начал фактор. – У него очень озлобленное настроение. Я боюсь крупных недоразумений. Если бы вы еще не ударили его…

Чаллонер повел плечами и стал набивать себе трубку.

– Видите ли, вы не вполне представляете себе положение в Форт-Огоде, – продолжал Мак-Доннель. – Здесь на Новый год происходят большие собачьи бои вот уже пятьдесят лет подряд. Это теперь сделалось уже как бы органической частью самого Форт-Огода и вошло в его историю. Поэтому-то за пятнадцать лет моего пребывания здесь я и не пытался прекратить этого обычая. Я думаю, что вышла бы своего рода революция, если бы я сделал попытку в этом направлении. Готов побиться об заклад, что половина моих охотников и звероловов после этого перешла бы со всеми своими мехами в соседний форт, чего я вовсе не желал бы. Вот почему все симпатии и лежат в данном случае на стороне Дюрана. Даже Граус-Пит, его соперник, и тот говорит, что дурак он будет, если так и отпустит вас на все четыре стороны. Дюран настаивает на том, что эта собака его.

Мак-Доннель кивнул головою в сторону Мики, свернувшегося калачом у ног Чаллонера.

– Значит, он лжет, – спокойно ответил Чаллонер.

– Он говорит, что купил ее у Жака Лебо.

– Значит, Лебо продал не принадлежавшую ему собаку.

Мак-Доннель помолчал немного, потом вздохнул и продолжал:

– Но я вас, Чаллонер, просил прийти сюда не по одному этому делу. Сегодня вечером Дюран рассказал мне одну вещь, от которой у меня кровь застыла в жилах. Ведь вы отправляетесь со своей партией к посту у Оленьего озера завтра же утром, не правда ли?

– Да, завтра утром.

– В таком случае не смогли ли бы вы по дороге заехать к Джексонову Колену? Я вам дам лишнюю запряжку и индейца на подмогу. Вы бы таким образом потеряли неделю, но все-таки смогли бы еще нагнать свою партию прежде, чем она достигла бы Оленьего озера. А мне бы вы этим сделали большое одолжение. Вы даже себе и представить не можете, какая ужасная вещь там произошла!

И он снова взглянул на Мики.

– Ах, боже мой!.. – вздохнул он…

Чаллонер подождал, когда он заговорит снова. Ему показалось, что он даже заметил судорогу, неожиданно пробежавшую по всему его телу.

– Я бы сам туда поехал, – продолжал фактор. – Я даже должен был бы туда поехать сам, но приходится сидеть дома из-за этого ужасного кашля. Боже мой!.. – И глаза его вдруг наполнились ласковыми слезами. – Да ведь я эту Нанетту Лебо знал пятнадцать лет тому назад, когда она была еще вот такая! Я, Чаллонер, следил за тем, как она росла. Не будь я женат, я непременно влюбился бы в нее. Вы знаете ее, Чаллонер? Встречали вы когда-нибудь Нанетту Лебо?

Чаллонер нахмурился.

– Знал одну Нанетту, – мрачно ответил он, – только не Лебо.

– Это не женщина, а ангел, – продолжал Мак-Доннель, – если только Бог вообще когда-либо создавал ангелов. Вместе со своим отцом она жила за Джексоновым Коленом. Отец ее замерз, переправляясь в одну темную ночь через озеро Красного Глаза. Я всегда думал, что после этого Жак Лебо насильно заставил ее выйти за него замуж. А может быть, она и не знала, что это был за человек, или же попросту, как сирота, до смерти испугалась перспективы остаться совершенно одной. Но как бы то ни было, а она вышла замуж за этого самого Лебо. В последний раз я видел ее пять лет тому назад. Время от времени до меня доходили очень дурные вести об этом браке, но я не придавал им особого значения. Я не мог себе представить, чтобы Лебо бил ее и просто по капризу бросал ее об пол. Я не верил тому, будто он таскал ее за волосы по снегу и так далее. Вы сами знаете, сколько слухов всегда ходит по свету, а дело было за семьдесят миль отсюда. Но теперь я всему этому сразу поверил. Дюран как раз прибыл сюда оттуда, и я думаю, что он мне рассказал всю чистую правду, – конечно потому, что ему выгоднее было бы оставить эту собаку при себе.

И он опять указал подбородком на Мики.

– Видите ли, – продолжал он, – Дюран передал мне, что Лебо поймал собаку в одну из своих ловушек, взял ее к себе и мучил по всей форме усвоенного им метода, чтобы подготовить ее к поединку. Когда же Дюран прибыл на место, то собака ему так понравилась, что он будто бы купил ее у самого Лебо. Нанетта же в это дело вмешалась в самую ту минуту, когда Лебо, чтобы показать товар лицом, довел ударами собаку до белого каления. Лебо будто бы сбил Нанетту с ног, стал колотить ее ногами и таскать за волосы. Тут-то, защищая свою любимую хозяйку, собака вдруг накинулась на Лебо и загрызла его до смерти. Я думаю, что Дюран рассказал мне чистую правду из одного только страха, что я велю немедленно же застрелить эту собаку, как только узнаю, что она прикончила Лебо, и как только сочту, что она вообще представляет собою опасность для людей. Теперь я прошу вас проехать в тот район, к Джексонову Колену. Я хотел бы, чтобы вы толком разузнали, в чем там дело, и помогли Нанетте Лебо чем можно, а мой индеец доставит ее сюда, в Форт-Огод.

Во время рассказа Мак-Доннель с чисто шотландским стоицизмом старался подавить в себе всякое волнение. Он говорил совершенно спокойно. Но какая-то странная дрожь то и дело заставляла его подергивать плечами. Чаллонер пристально наблюдал за ним, и это его несколько смущало.

– Вы хотите сказать, что Мики, вот эта самая собака, загрызла человека насмерть?

– Да. По словам того же Дюрана. Загрызла точно так же, как и собаку Граус-Пита на сегодняшнем поединке. Уф!..

Но когда глаза Чаллонера медленно опустились на Мики, то фактор добавил:

– Должен сознаться, что собака Граус-Пита была все-таки лучше того человека. Если все то, что мне стало известно про Лебо, – правда, то лучше уже ему не воскресать из мертвых. Чаллонер, серьезно, если вам не очень трудно и если бы вы смогли проехать именно в указанном мною направлении и повидать Нанетту, то вы сделали бы большое одолжение.

– Хорошо, – ответил Чаллонер, опуская руку на голову Мики. – Я поеду!

Еще целых полчаса Мак-Доннель рассказывал ему о том, что слышал он про Нанетту Лебо. И когда Чаллонер наконец поднялся, чтобы проститься с ним и уйти, то фактор проводил его до самой двери.

– Берегитесь Дюрана, – предупредил он его. – Собака для него дороже всего того, что он сегодня выиграл, а ставка, говорят, была не маленькая. Правда, он обыграл Граус-Пита, но они оба теперь почему-то стали действовать заодно. Уж я получил об этом самые точные сведения. Так что будьте осторожны!