Остров Сокровищ (другой перевод) - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 2

За все время пребывания у нас капитан ни разу не сменил и не обновил своей одежды, только купил несколько пар чулок у разносчика. Поля его шляпы истрепались и обвисли, куртка покрылась пестрыми заплатами, так как он сам чинил ее в своей комнате наверху. Капитан никогда не писал и не получал писем и ни с кем не заговаривал, кроме соседей по столу, да и то лишь будучи в подпитии. И никто из нас ни разу не видел, чтобы он открывал свой сундук.

Только однажды этот грубиян получил достойный отпор. Это случилось незадолго до смерти моего отца. Как-то после полудня нас навестил доктор Ливси, осмотрел своего пациента, перекусил и спустился в общую столовую выкурить трубку и дождаться, пока приведут лошадь, которую он оставил в соседней деревне, поскольку в нашей старой таверне не было конюшни.

Я последовал за ним и помню, какое впечатление производил доктор – приветливый, подтянутый, в завитом парике, осыпанном белоснежной пудрой, – по сравнению с угрюмыми деревенскими пьяницами. Но особенно разительным был контраст между доктором и нашим мрачным, грязным капитаном, который сидел за столом, развалившись и потягивая, по обыкновению, ром. Внезапно он хриплым и оглушительным голосом заорал свою любимую песню:

Поначалу я решил было, что «сундук мертвеца» – это и есть тот сундук, который стоял в комнате капитана. В моих страшных снах он нередко являлся мне в компании с одноногим моряком. Но потом мы так привыкли к этой песне, что перестали обращать на нее внимание. В тот вечер она явилась новостью только для доктора, и, как я заметил, он был явно не в восторге от услышанного. Сердито взглянув на крикуна, он продолжил разговор со стариком садовником Тэйлором о новом способе лечения ревматизма. Капитан, насупившись, вдруг грохнул кулаком по столу, призывая к молчанию. Все моментально умолкли, один только доктор Ливси продолжал добродушно и весело беседовать, попыхивая трубкой. Капитан грозно взглянул на него, снова грохнул кулаком по столу и прогремел:

– Эй там, на нижней палубе, потише!

– Вы ко мне обращаетесь, сэр? – осведомился доктор.

Грубиян ответил утвердительно, добавив пару ругательств.

– В таком случае, сэр, – невозмутимо продолжал доктор, – могу сказать вам только одно: если вы будете продолжать увлекаться ромом, то вскоре избавите мир от одного из самых отъявленных мерзавцев.

Капитан жутко рассвирепел. Он вскочил, выхватил свой складной матросский нож и начал махать им, грозя пригвоздить доктора к стене. Но тот спокойно продолжал сидеть. Слегка повернувшись к капитану, он негромко, но так, чтобы все посетители могли расслышать, сказал:

– Если вы немедленно не спрячете свой нож, то, клянусь честью, вам придется иметь дело с судом.

Взгляды их скрестились, словно шпаги. Неожиданно капитан сдался, спрятал нож и уселся на прежнее место, как побитая собака.

– А теперь, сэр, – продолжал доктор, – я должен вас предупредить. Поскольку на моем участке завелся такой молодчик, то можете быть уверены, что я буду следить за вами в оба. Я ведь не только доктор, а и должностное лицо, и при первой жалобе на вас – хотя бы за грубость вроде сегодняшней, – я приму все меры, чтобы немедленно выселить вас отсюда. Помните об этом!

Доктору Ливси подали лошадь, и он уехал. С тех пор капитан попритих и стал вести себя сдержаннее.

Глава 2

Черный Пес приходит и уходит

Вскоре благодаря одному загадочному происшествию мы наконец-то избавились от нашего капитана, но, как выяснилось позже, не от его наследия. Стояла суровая зима с сильными морозами и штормами, и было очевидно, что мой бедный отец не дотянет до весны. Он слабел и чахнул с каждым днем, управляться с таверной приходилось мне и моей матушке.

Мы были заняты своими делами и почти не обращали внимания на нашего постояльца.

Случилось это рано утром в январе. На улице было довольно холодно, прибрежные скалы казались седыми от инея. Солнце только что показалось над вершинами холмов и осветило равнину моря. Капитан поднялся раньше обычного и направился к бухте. Кортик[6] болтался у него на боку, под мышкой он держал медную подзорную трубу. Заломив шляпу на затылок, он брел к берегу, тяжело дыша и отдуваясь. Вдруг я услышал, как он, уже почти скрывшись за прибрежной скалой, сердито выругался. Должно быть, вспомнил недавний разговор с доктором Ливси, подумал я.

Мать была наверху, у отца, а я накрывал стол для завтрака к возвращению капитана. Неожиданно входная дверь распахнулась, и в столовую вступил незнакомец. Он был бледен, на его левой руке не хватало двух пальцев. И хотя за поясом у него торчал кортик, вид у него был вовсе не воинственный. Пришелец привел меня в некоторое замешательство. Хоть он и не походил на моряка, тем не менее чувствовалось, что он имеет какое-то отношение к мореплаванию.

Я спросил, что ему угодно, и он заказал стакан рому. Не успел я вернуться, как он уселся за стол и дал мне знак подойти поближе. Я остановился рядом с салфеткой в руке.

– Подойди еще ближе, приятель, – сказал он, – подойди ближе!

Я подошел.

– Этот прибор поставлен для штурмана Билли? – спросил он меня, подмигнув при этом.

Я ответил, что не знаю никакого штурмана Билли, а стол этот накрыт для нашего постояльца, которого мы зовем капитаном.

– Отлично, – проговорил он, – штурман Билли может назваться капитаном, это не меняет сути дела. У него шрам на щеке и весьма приятные манеры, особенно когда выпьет. Да, он таков, штурман Билли… Думаю, и у вашего капитана имеется шрам на одной щеке, допустим, на правой. Не так ли? Выходит, штурман Билли сейчас здесь?

Я ответил, что капитан вышел прогуляться.

– А куда он пошел, приятель? По какой дороге?

Когда я сообщил, куда и по какой дороге отправился капитан, незнакомец воскликнул:

– Отлично! Билли обрадуется мне больше, чем бесплатной выпивке!

Однако выражение его лица при этих словах осталось довольно мрачным, и я подумал, что, наверно, незнакомец ошибся. Однако я решил, что меня все это не касается, тем более что и не знал, как поступить в подобных обстоятельствах.

Незнакомец пристально следил за входной дверью, словно кошка, караулящая мышь у норки. Я попытался было выйти на крыльцо, но он тотчас позвал меня назад. Я послушался не сразу, и внезапно его лицо исказилось таким гневом, и он так бешено заорал на меня, что я в страхе отпрянул.

Но стоило мне вернуться, как он взял прежний тон, не то льстивый, не то насмешливый, потрепал меня по плечу и сказал, что я славный паренек.

– У меня есть сынишка, – сказал он, – и ты очень на него похож. Я им горжусь. Но для мальчиков главное – послушание. Да-да, сынок, послушание. Вот если бы ты поплавал с Билли на одном судне, тебя не пришлось бы окликать дважды. Билли никогда не повторял приказаний… А вот и он, мой штурман, с подзорной трубой под мышкой, да благословит его Бог! Давай-ка пойдем в столовую, спрячемся за дверью и устроим Билли сюрприз. Ох и обрадуется же он, разрази меня гром!

Мы вернулись в столовую, и незнакомец спрятался вместе со мной за открытой настежь дверью. Признаться, я порядком струхнул, да и незнакомец, как я заметил, похоже, сам трусил. Он то и дело хватался за рукоятку кортика, не вынимая его, впрочем, из ножен. Все время, пока мы стояли за дверью, он судорожно глотал слюну, словно у него что-то застряло в горле. Наконец в комнату ввалился наш капитан и, захлопнув за собой дверь, направился прямиком к столу, где его ждал завтрак.

– Билли! – окликнул его незнакомец, стараясь, как мне почудилось, придать своему голосу побольше решительности.

Капитан мгновенно обернулся и оказался прямо перед нами. Он заметно побледнел, словно с его лица мигом сошел весь загар, и теперь походил на человека, увидевшего перед собой привидение, а то и самого дьявола. Честное слово, мне даже жалко стало его в ту минуту, до того он постарел и осунулся.