Бандитские жены - Карышев Валерий Михайлович - Страница 43

— Что ты смеешься? — удивился я. — Что случилось?

— Иди посмотри на нее! Ты сейчас упадешь!

Я подошел к машине, ничего не понимая. Подхожу. Девушка сидит, улыбается.

— Посмотри на нее внимательно! — продолжает мой спутник.

Смотрю. Черные волосы, хорошая косметика, длинные брови, подведенные глаза — ничего особенного…

— Ты это… Посмотри, что у нее под юбкой-то! — заливается парень.

— А что смотреть?

— Нет, ты попробуй! — подталкивает он меня рукой к машине.

— Ладно, что ты себе позволяешь? — одернул я его. Но тот еще громче засмеялся и обратился уже к девушке:

— Скажи, скажи ему, кто ты!

Девушка кокетливо улыбнулась и сказала:

— I'm not girl, I'т a boy.

— Что?! Парень?

— Конечно! Он же мужик! — давился смехом мой спутник. — Понимаешь? Ты снял педика!

Мне уже и самому стало смешно.

— I am sorry, I am sorry, — сказал я, достал деньги и протянул ей, вернее, ему двадцать долларов.

Мы с парнем отъехали несколько метров на мотоцикле, остановились и стали хохотать.

— Ты представляешь, что могло бы быть? — не унимался мой спутник.

— А что могло быть?

— Представь себе — входит в душ, ты смотришь, и…

Мы представили картину, как из снятой девушки получался мужик…

Так закончилось одно из наших приключений.

Но вскоре мы стали пользоваться услугами такого рода в одном ночном клубе, назовем его условно «Пират», чтобы не обидеть другие.

В «Пирате» мы познакомились с русскими ребятами, точнее, с понтийскими греками, выходцами из России. Некоторые из них приехали из Казахстана, кто-то из Грузии, кто-то из других мест. Но все они были уже полноценные греки, имели греческое гражданство. Они достаточно любезно приняли нас в свою компанию. Мы уже многих знали.

«Пират» обслуживала в основном бригада молдаванок и украинок, которые приехали в Грецию по вызову, на сезонную работу в ночные клубы. Формально они числились подавальщицами, официантками или работниками балета. На самом деле они оказывали интимные услуги, делясь заработком с греческими сутенерами. Но говорить о том, что там существует порномафия, занимающаяся секс-услугами, было неправильно. Да, существует группа людей, которые делают бизнес на проституции, но назвать это мафией — слишком громко, и это не соответствовало действительности.

Скоро мы стали снимать девчонок из Молдавии и Украины. Но привозить их к себе на виллу мы пока еще не решались — соблюдали меры конспирации. Поэтому мы снимали номер в гостинице на ночь — а таких маленьких гостиниц в предместьях Афин было полно, и к тому же кончился сезон, наступала осень, — и, сняв номер на ночь за двадцать-тридцать долларов, мы охотно использовали его по полной программе.

Помимо сеансов «сексуальной терапии» мы получали и часы общения с нашими соотечественниками. Теперь мы уже знали, каким способом они попадали в Грецию. Все происходило добровольно. Девушки знали, на что они идут. Что она могла заработать в небольших городах Украины или Молдавии, или даже в столицах, где очень высок уровень безработицы и оклады настолько низки, что жить очень трудно. А тут, хотя она получает только половину или даже треть заработанной суммы, все равно цифра получается довольно внушительная. Никакого рабства, о котором писали газеты, не существует. Нет, конечно, предприниматели, как мы поняли, отбирали у девушек документы, чтобы девушки их не «кинули», так как они уже вкладывают в них деньги — и стоимость билета, и подъемные, и аренда номера в гостинице, где они живут. Но это делалось только с целью сохранения своих денег.

Между тем у девушек существовали определенные проблемы. Дело в том, что греки давно распознали, что существует русская проституция, и всячески с этим боролись. С каждым годом проблема въезда в Грецию для женщин становилась все серьезней. Если женщина каким-то образом попадала на компьютер — все, дорога в Грецию была ей закрыта, ее даже из аэропорта не выпускали. Поэтому мы не раз, когда летали в Россию и в другие страны, видели, как проверяли русских женщин до тридцати лет в аэропортах, как проверяли наличие денег в их кошельках, что являлось очень унизительной процедурой.

Естественно, девушки интересовались и нами — откуда мы приехали, что мы тут делаем. На все вопросы мы отвечали уклончиво, соблюдая меры предосторожности. Но потом, когда прошел год, мы потеряли бдительность, и иногда я стал говорить, кто я такой, что я тот самый Солоник, который сбежал из тюрьмы. Кто-то слышал про меня, некоторые делали вид, что знают, а на самом деле и понятия ни о чем не имели.

И один раз я поплатился за это, и нам пришлось срочно покинуть виллу, так как на следующий день меня вызывали в полицию. Правда, это было связано с паспортной проблемой, как я узнал позднее. Но на всякий случай мы переехали на другую виллу.

Прошло время, и пребывание в теплой гостеприимной Греции мне уже порядком надоело. Меня ничего не волновало, тянуло в Россию. К тому же такая возможность представилась, и я наконец уговорил тех людей, которые отвечали за мою безопасность, что я приеду нелегально в Россию. И это случилось в декабре 1996 года.

В Москву меня тянуло не только потому, что я соскучился по столице и хотел встретиться там со своими друзьями и знакомыми, но прежде всего — увидеть свою любимую женщину — Алену (имя изменено), с которой я жил около трех лет до ареста и побега из «Матросской тишины». Однако получилось так, что после побега наша жизнь не сложилась. Не знаю, кто виноват в том. Вероятно, от пережитого напряжения, от этой сумасшедшей жизни с резкими поворотами Алена просто не выдержала, и у нее произошел нервный срыв. Мы потом с ней много разговаривали, и Алена сказала, что она больше так жить не может, не имея права ни на что — ни на семью, ни на ребенка, ни даже на фамилию, так как я — человек вне закона, я должен постоянно прятаться, изменять свою внешность. А она этого не хочет, она хочет стабильной жизни и нормальной семьи. Но я прекрасно понимал, что этого никогда ей дать не смогу.

Все мои доводы, а также крупная сумма денег, которую я предлагал ей, — ничего не подействовало. Таким образом, мы с Аленой расстались… Я отпустил ее. Отпустил и — продолжал любить. А на прощание сказал, что если она надумает ко мне вернуться, то я всегда буду ждать ее.

Время от времени мы с Аленой перезванивались. Я узнал, что она собирается выходить замуж. Поэтому я и ехал в Москву — еще раз увидеть ее, еще раз поговорить с ней и разобраться в наших отношениях.

К нелегальному приезду в Москву я готовился очень серьезно. Во-первых, через своих людей я уже узнал, что ажиотаж вокруг моего побега в значительной степени спал. Кроме этого, я сумел получить удостоверение работника одной из районных прокуратур, с моей фотографией и печатью. Самое интересное, что удостоверение было подлинным. По этому поводу я даже сшил себе прокурорский мундир. Вот с такими документами — по одним я греческий подданный, Владимир Кесов, по другим — помощник прокурора (фамилия не указывается в интересах следствия), — я и приехал в Москву.

Не знаю, как это получилось, но уже на второй день пребывания в Москве я встретился с Аленой. Наша встреча произошла в одном из ресторанов. Алена увидела меня в прокурорском мундире и улыбнулась:

— Саша, ты неисправим!

— А что, мне идет мундир? — серьезно спросил я.

— Конечно, идет.

Говорили мы с ней около двух часов. Я вновь пытался убедить ее быть со мной. Но она только качала головой и говорила, что слишком поздно, что все мосты сожжены, она вышла замуж и любит другого человека. К тому же она ждет от него ребенка. Я посмотрел внимательнее и увидел, что Алена на самом деле немного пополнела.