Собака Баскервилей (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 28

Лишь один раз у меня появился проблеск надежды, да и тот погас. Я изучил документы из сейфа, большая часть которых лежала на столе. Бумаги были запечатаны в конверты, два или три из них были вскрыты полицией. Насколько я мог судить, ничего особо ценного там не было, да и банковская книжка мистера Олдейкра указывала на то, что он был не таким уж богатым, каким его считали соседи. Однако у меня сложилось такое впечатление, что чего-то не хватает. В бумагах я несколько раз наткнулся на упоминание других документов, возможно, более ценных, которых так и не нашел. Их отсутствие, разумеется, если мы сможем это доказать, обернет главный аргумент Лестрейда против него же. Зачем кому-то красть бумаги, которые все равно в скором времени должны перейти в его руки?

Наконец, обшарив там все до последнего закоулочка, но так и не напав на след, я решил попытать счастья с экономкой. Ее зовут миссис Лексингтон, она невысокого роста, темноволосая, молчаливая и никогда не смотрит прямо в глаза, все время косится в сторону, только иногда бросает на собеседника быстрый подозрительный взгляд. Я убежден, ей есть что рассказать, но она закрылась в себе, как устрица в раковине, и мне так и не удалось ничего у нее выпытать. Да, она впустила в дом мистера Макфарлейна в девять тридцать. Да, она жалеет, что рука у нее не отсохла, перед тем как она это сделала. В половине одиннадцатого она легла спать. Комната ее находится в другом конце дома, и того, что происходило в спальне мистера Олдейкра, она не слышала. Мистер Макфарлейн оставил шляпу и, насколько она помнит, трость в передней. Разбудили ее крики о пожаре. Ее бедного хозяина наверняка убили. Были ли у него враги? У каждого человека есть враги, но мистер Олдейкр мало с кем виделся, а если и встречался с посторонними людьми, то только по делу. Я показал ей пуговицы, и она подтвердила, что это пуговицы с той одежды, которая была на нем прошлым вечером. Сложенные доски были очень сухими, потому что дождя нет уже целый месяц. Они вспыхнули, как порох, и когда она увидела огонь, в нем уже ничего нельзя было различить. Она, как и пожарные, почувствовала запах горелого мяса. О бумагах мистера Олдейкра ей ничего не известно, равно как и о его личной жизни.

Вот так, дорогой Ватсон, я потерпел неудачу. И все же… И все же! – Он упрямо сжал кулаки. – Я точно знаю, что на самом деле все было не так. Я это нутром чую. Экономке что-то известно, только я пока не понимаю что. По ее глазам видно, что она знает что-то важное, но хочет это скрыть. Впрочем, что толку говорить об этом? Если какой-нибудь счастливый случай не поможет нам, я боюсь, что дело о норвудском исчезновении не войдет в хронику наших успехов, которая рано или поздно, я в этом не сомневаюсь, будет явлена вами терпеливой публике.

– Мне кажется, что по лицу этого молодого человека видно, что он просто не мог совершить такое ужасное преступление!

– Не скажите, дорогой Ватсон. Помните того ужасного убийцу, Берта Стивенса, который в восемьдесят седьмом обращался к нам за помощью? По виду это был милейший выпускник воскресной школы.

– Что правда, то правда.

– Если мы не сможем придумать другой версии, наш клиент обречен. Все в этом деле указывает на него, и чем дальше, тем больше. Да, кстати, изучая те документы, я обнаружил кое-что интересное. Думаю, начать новое расследование нужно будет именно с этого пункта. Просматривая банковскую книжку, я обратил внимание, что в течение последнего года Олдейкр выписал несколько крупных чеков на имя некоего мистера Корнелиуса, в результате чего лишился большей части своего состояния. Признаться, мне очень интересно узнать, кто такой этот мистер Корнелиус, с которым удалившийся от дел подрядчик заключал столь серьезные сделки. Может ли он иметь какое-либо отношение к делу? Возможно, это брокер, но расписок, соответствующих тем суммам, мы не нашли. Не имея других зацепок, мне теперь придется обратиться в банк, чтобы выяснить, кто обналичивал эти чеки. Увы, мой дорогой друг, я боюсь, что это ничего не даст, расследование наше бесславно закончится тем, что Лестрейд повесит нашего клиента, что для Скотленд-Ярда, несомненно, будет триумфом.

Не знаю, спал ли в ту ночь Шерлок Холмс, но, спустившись утром к завтраку, я застал его бледным и измученным, с темными кругами вокруг глаз, которые, впрочем, только подчеркивали их блеск. Ковер вокруг кресла, в котором он сидел, был усыпан сигаретными окурками и ранними выпусками утренних газет, на столе лежала вскрытая телеграмма.

– Что вы на это скажете, Ватсон? – Он взял конверт и бросил его мне.

Телеграмма была из Норвуда, вот что в ней говорилось: «Найдена новая важная улика. Вина Макфарлейна полностью доказана. Советую отказаться от дела. ЛЕСТРЕЙД».

– Звучит серьезно, – сказал я.

– Лестрейд уже трубит победу, – невесело улыбнулся Холмс. – Но отказываться от дела еще рано. В конце концов, новая важная улика – палка о двух концах, и вполне может оказаться, что она будет иметь вовсе не то значение, на которое он рассчитывает. Завтракайте, Ватсон, потом мы с вами съездим на место, посмотрим, что к чему. Я чувствую, что сегодня мне может понадобиться ваша моральная поддержка.

Сам мой друг не ел ничего: в минуты наивысшего напряжения он отказывал себе в еде. Я даже был свидетелем случаев, когда железная сила воли доводила его до голодных обмороков. «Я сейчас не могу позволить себе тратить энергию и нервную силу на пищеварение», – говорил он, когда я как врач пытался доказать ему, что это крайне вредно для организма. Поэтому я вовсе не удивился, когда тем утром он не притронулся к еде. Прибыв в Норвуд, мы увидели толпу зевак, окруживших Дип-Дин-хаус, который оказался самой обычной пригородной виллой, какой я ее и представлял. За калиткой нас встретил Лестрейд, который прямо-таки светился от удовольствия, предвкушая разгром Шерлока Холмса.

– Ну что, мистер Холмс, доказали, что мы ошибаемся? Нашли своего бродягу? – весело воскликнул он.

– Я еще не пришел к окончательному выводу, – невозмутимо ответил мой друг.

– А мы уже пришли и теперь имеем основания утверждать, что не ошиблись. Так что придется вам согласиться, что на этот раз мы вас обошли, мистер Холмс.

– Судя по вашему виду, произошло что-то необычное, – сказал Холмс.

Лестрейд громко рассмеялся.

– Вам, я вижу, тоже не нравится признавать поражение. Но что делать, все люди рано или поздно ошибаются, правда, доктор Ватсон? Прошу за мной, джентльмены. Думаю, сейчас я окончательно докажу вам, что это преступление совершил Джон Макфарлейн.

Он провел нас по коридору к темной прихожей.

– Сюда юный Макфарлейн должен был вернуться за шляпой после того, как расправился с Олдейкром, – объяснил инспектор и, многозначительно понизив голос, добавил: – А теперь взгляните сюда.

Он театральным жестом зажег спичку и поднес ее к стене. На белой штукатурке красовалось пятно крови. Присмотревшись, я увидел, что это было не просто пятно, это был отчетливый отпечаток большого пальца.

– Рассмотрите его хорошенько, мистер Холмс. Посмотрите в лупу.

– Я это и делаю.

– Вы ведь знаете, что в природе не существует двух одинаковых пальцев?

– Да, что-то такое я слышал.

– Тогда сравните этот отпечаток с восковым слепком с большого пальца правой руки Макфарлейна, который был изготовлен сегодня по моему указанию.

Когда он приложил восковый квадратик к стене рядом с пятном крови, безо всякой лупы стало понятно, что оба отпечатка были оставлены одним и тем же пальцем. Я понял, что теперь-то судьба нашего несчастного клиента решена.

– Уже все ясно, – сказал Лестрейд.

– Да, все ясно, – непроизвольно отозвался я.

– Действительно, теперь ясно все, – повторил Холмс.

Что-то в его голосе меня насторожило, и я повернулся к нему. Удивительная перемена произошла с его лицом. Теперь оно буквально сияло от радости, глаза сверкали, как звезды, и мне показалось, что он с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.

– Вот так так! Вот так так! – наконец сказал он и покачал головой. – Кто бы мог подумать! Надо же, какой обманчивой бывает внешность. С виду ведь такой приятный молодой человек. Это хороший урок нам всем: не полагаться только на свое суждение, не так ли, Лестрейд?