Кровавые вороны Рима - Скэрроу Саймон - Страница 58

Катон умышленно сдерживал шаг, чтобы фракиец не заметил его волнения. У ворот они услышали тихий голос Севера, отдающего распоряжения своим воинам, и глухой стук сапог. Легионеры торопливо покидали казармы и строились по местам на стене. Караульная будка представляла собой сооружение из бревен и дерна, а небольшая жаровня неподалеку от караульного помещения обеспечивала находящихся на дежурстве воинов теплом и светом.

Офицеры зашли в будку и поднялись по лестнице на площадку над воротами, с оградой из толстых сосновых кольев. При виде офицеров часовой встал по стойке смирно.

– Это ты заметил движение? – резким голосом спросил Катон.

– Да, господин префект.

– Тогда доложи подробно.

Повернувшись спиной к ограде, часовой прислонил к плечу копье и махнул рукой в темноту, где находился защитный ров.

– Вон там, внизу, господин префект. Я услышал голоса со стороны строевого плаца и заметил какое-то движение.

– Видел кого-нибудь? Уверен?

Немного помявшись, часовой доложил:

– Да. Это точно был человек. Сидел на корточках в траве неподалеку ото рва.

Квертус презрительно фыркнул, опираясь на деревянные перила вдоль ограды, и стал всматриваться в темноту.

– Ничего не видно и не слышно… И когда ты что-то заметил?

– Как заметил, сразу доложил опциону, господин центурион.

– И с тех пор ничего?

– Нет, господин, – подтвердил часовой.

Квертус что-то досадливо буркнул и повернулся к Катону. При тусклом свете звезд Катон рассмотрел ехидную ухмылку на лице фракийца.

– Похоже, я оказался прав… господин префект.

Катон не ответил и, подойдя к ограде, стал тоже прислушиваться и всматриваться в скрытый темнотой строевой плац. Территория ниже рва была окутана тьмой, сквозь которую Катон смутно различал очертания стогов сена, и то лишь потому, что точно знал, где именно они находятся. Макрон встал рядом и тоже попытался отыскать признаки надвигающейся опасности.

– Что скажете, господин префект?

Оглядевшись по сторонам, Катон услышал, как легионеры выстраиваются вдоль стены по обе стороны будки часового. Несмотря на приказ действовать бесшумно, стук подбитых железными гвоздями сапог и звон оружия звучали неестественно громко в ночной тиши. Катона одолевали тяжкие сомнения: с одной стороны, необходимо соблюдать осторожность, но с другой – не хочется выставить себя глупцом перед Квертусом, подняв по тревоге центурию Севера из-за причуд часового. Теперь Катон мог хорошо разглядеть часового. Легионеру перевалило за тридцать: лицо суровое, с бороздками морщин, как у всех ветеранов. Такой человек не станет поднимать шум без веской на то причины. Немного успокоившись, Катон обратился к другу:

– Сам я ничего не вижу, но часовой утверждает, что кого-то видел, а потому пусть все воины остаются на посту до рассвета.

– Слушаюсь, господин префект, – облегченно вздохнул Макрон. – А как быть со второй центурией и фракийцами?

– И вы намерены поднять моих людей, только потому что у часового шалят нервы? – возмутился Квертус.

– Это мои люди, центурион, – решительно возразил Катон. – Все воины в форте подчиняются моим командам, включая вас. Прошу не забывать.

– Как прикажете, – пожал широченными плечами фракиец после минутного молчания. – Однако считаю своим долгом напомнить, что знаю воинов, крепость и долину гораздо лучше вас, а потому с уверенностью заявляю: там все спокойно. Враги слишком трусливы и не посмеют показаться вблизи Брукциума. Впрочем, эта зараза трусости, похоже, распространилась и в наших рядах.

Замечание центуриона относилось к часовому, но ветеран никак не отреагировал на оскорбление.

– Принимаю ваши слова к сведению, центурион, – резко ответил Катон. Он уже принял окончательное решение и теперь обращался уже к другу: – Поднимайте весь гарнизон по тревоге.

– Слушаюсь, господин префект.

Спустившись с лестницы, Макрон направился к казармам.

– Оставь нас наедине с центурионом, воин, – попросил Катон часового.

Подняв щит, ветеран отошел на другой конец площадки. Убедившись, что он не услышит дальнейшего разговора, Катон принялся отчитывать фракийца.

– Я больше не потерплю возражений.

– Но я же сказал, что всего лишь хочу дать совет.

– Между добрым советом и оскорбительными пререканиями с вышестоящими офицерами, которые вошли у вас в привычку, огромная разница. Я положу конец этому безобразию, – процедил Катон сквозь стиснутые зубы в лицо фракийцу. Забыв о прежнем намерении вести себя осмотрительно, Катон не сдержался и дал волю закипающему в груди гневу. – Я достаточно хорошо ознакомился с жизнью крепости, солдатами и офицерами, а также с вашими прославленными методами ведения военных действий против врага. Для Рима и римской армии они неприемлемы. И я их не признаю. Фортом командую я, и отныне мои приказы должны беспрекословно выполняться. Если вы, центурион Квертус, снова переступите границы дозволенного, я прикажу вас арестовать и выдвину обвинения. Ясно?

Фракиец, подбоченившись, дерзко смотрел на префекта.

– Ну вот, наконец… Я долго ждал, когда это свершится. И уже начал думать, что вы такой же бесхребетный болван, как и префект Албин. А теперь послушайте, что я скажу. Я достаточно насмотрелся на таких молодцев, как вы. Молодые люди, удачно попавшиеся на глаза легату или губернатору, которых незаслуженно повысили в звании. Я сражался с врагами, когда вы еще под стол пешком ходили. Да, конечно, на вашу долю тоже выпало достаточно походов и сражений. Однако чванливые римские офицеры вот уже почти десять лет пытаются покорить Британию, а враг по-прежнему цел и невредим и насмехается над вами. – Наклонившись ближе, Квертус ударил себя в грудь. – Над вами насмехается, а передо мной дрожит. Я знаю, как отбить им охоту воевать. Ваши методы потерпели крах, а мои приносят желаемые плоды. Так что лучше не суйте нос куда не следует и позвольте мне как прежде командовать гарнизоном… господин префект. – Последние слова фракиец произнес с нескрываемой насмешкой и презрением.

– Ваши методы? – спокойно переспросил Катон. – Не вижу в ваших действиях никакой логики. Насаженные на колья головы и тела, сожженные селения, зверски убитые женщины и дети. В чем же тут смысл? Передо мной стоит жестокий кровожадный дикарь.

– Дикарь, который знает врага так же хорошо, как и своих воинов.

– Неужели?

Квертус на мгновение умолк, а затем заговорил безразличным тоном:

– Считаете меня дикарем… Что ж, ладно. Я обучался стратегии, находясь в лапах врага. Это очень жестокие люди, и понимают только один язык – ответную жестокость. Вот я и решил отплатить той же монетой. Скоро у них пропадет желание сражаться. Я знаю, что делаю, префект, и не отступлю от своих принципов с вами или без вас. Поймите это, и тогда, возможно, в один прекрасный день вы вернетесь в Рим.

Ответить Катон не успел, так как часовой, вытянув вперед руку, полушепотом сообщил:

– Господин префект, вон там, внизу!

Катон проследил взглядом за рукой ветерана и без труда различил возникшего из темноты всадника, уверенно направляющегося по бугристой почве к рядам насаженных на колья голов. Затем он повернул на ведущую к воротам форта дорогу. Глядя на приближающегося всадника, Катон порадовался, что не поддержал Квертуса и не отчитал часового. А всадник уже подъезжал ко рву, и в этот момент из-за гряды облаков выплыла луна, заливая тусклым светом ночной пейзаж. Теперь уже можно было разглядеть незваного гостя и сопровождающих его людей, едущих по строевому плацу. При виде этой картины у Катона екнуло сердце. Остановив коня, всадник поднес к губам рог, и его резкий звук разорвал ночную тишину. Протрубив несколько раз подряд, незнакомец дал понять, что не намерен застигнуть гарнизон врасплох, а хочет что-то сообщить.

– Как только приблизится, метни в него копье, – приказал Квертус часовому.

– Не надо, – вмешался Катон. – Он играет по правилам, и мы последуем его примеру. Отставь копье в сторону.