Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать (СИ) - Чернова Ирина Владимировна - Страница 5

Начнем с того, что здешний люд был достаточно низкорослым и плохо сложенным. Длинные спины, низкие зады и короткие кривые ноги встречались у девяти из десяти встреченных людей. Если попадались высокие и статные, то как правило это были аристократы или их отпрыски, законные и не очень. Но это было редкостью, в основном же лица были как вырубленные топором у мужчин, а у женщин миловидность пропадала годам к двадцати. Бледные, одутловатые от жизни в запертых домах, от полного отсутствия движения на свежем воздухе, они еще и одевались, как бабы на чайник, подчеркивая располневшие талии и руки. Но это считалось здесь признаком красоты. Про кривые зубы я уж вообще молчу, чистить рот тут осмеливались немногие и разило от них так, что хоть нос затыкай. Не от всех, конечно, но были экземпляры еще те… Так что я здесь смотрелась настолько инородным телом, что не верилось и самой в мою жизнь до этого момента где-то далеко отсюда.

Прожила я у Ансельма почти два месяца, за которые научилась довольно сносно говорить на местном языке. Про себя я называла его немецким, хотя все вокруг именовали его тевтонским. Земли здесь были под управлением герцогов или князей, а где-то еще существовали другие страны, о которых знали только ученые мужи, живущие в столице герцогства, Айзенштадте, да наемники, ходившие отрядами по чужим территориям. Варбург находился на границе герцогства и за мою бытность в нем ни разу не подвергался нападениям со стороны наемников. Мародеры же здесь бродили небольшими отрядами и их очень быстро отшвыривали от стен, но это было дело привычное, как осенние бури или камнепады в горах.

Берта, экономка Ансельма, научила меня готовить, как было принято, ходить на базар, убираться и стирать, время от времени охая, что мне так не повезло потерять память и забыть даже простые вещи, без которых нормальная женщина не мыслит своего существования. Постепенно я врастала в здешний быт, приводя в изумление саму себя и только по вечерам, ложась спать, я перебирала все события последнего дня в моей нормальной жизни и пыталась понять, что привело к такому перевороту. Проливать слезы было бесполезно — вокруг находились совершенно чужие люди и им не было до меня никакого дела. Задачу о возвращении домой я должна была решать самостоятельно, или же искать способ приспособиться к жизни здесь.

По исходу двух месяцев. Ансельм отвел меня в трехэтажный каменный дом с коричневыми балками между камнями стен. Дом был почти такой же, как и остальные в Варбурге, разве что смотрелся чуть почище. В огромной полутемной столовой меня встретила маленькая старушка, живая и бойкая, закутанная в теплую шаль и мужчина лет сорока, русоволосый и голубоглазый.

— Вот я вам привел фройен Марту, — подтолкнул меня к стулу Ансельм, усаживаясь поудобней. — Вы же наверняка слышали о ней, фрау Альма? И ты, Фриц, тоже… Ты говорил, что твоя тетя уже не так бодра, как раньше и неплохо было бы взять ей в помощь служанку. Посмотри на Марту, она хоть и потеряла память о своем доме, но вполне разумно себя ведет во всем остальном и может помогать фрау Альме во всем.

— Да, мои глаза уже не те, что были раньше, — подвердила старушка. — То палец себе порежу, то соль не найду…она готовить умеет, герр Ансельм?

Фриц, который рассматривал меня, подперев кулаком щеку, подошел поближе и только тогда я заметила, что он припадает на правую ногу.

— Сколько тебе лет, Марта? — он был на полголовы выше меня, что считалось высоким. — Ты крещеная?

— А то, — мотнул головой Ансельм. — Еще того месяца в костеле святого Себастьяна патер Оскар окрестил ее. Вон, крестик висит, посмотри сам.

Мужская рука потянулась к вырезу платья, но я отшатнулась и сама вытянула шнурок, на котором и висел так необходимый здесь атрибут. Вовсе не обязательно было самому лазать туда руками, хоть ты и будущий мой хозяин! Рука остановилась и взяла двумя пальцами крестик, подтянув меня поближе. Я отвернулась, терпеливо ожидая, когда он уберется за стол.

— Оставь ее, Фриц, не видишь — фройен крещеная, здесь с ней все в порядке. И за корсаж ей нечего заглядывать, тебе же служанка была нужна, а не подружка! За подружкой сам сходишь, если понадобится, а то я пристрою ее к Шмидту, там тоже хотели бы служанку нанять, чтоб ела поменьше, да сироту!

— Оставь ее, герр Ансельм, — старушка уже приняла решение и, поправив юбки, колобком выкатилась из-за стола. — Ну-ка, наклонись ко мне, что видишь?

— Вас. фрау Альма.

— Глаза мои видишь? Слепнут они, а сделать ничего нельзя. Вот ты и будешь делать все, что делала я по дому. Поняла?

— Да, фрау Альма.

Разговаривать более длинными фразами я уже умела, но здесь от меня требовались не разговоры, а рабочая сила и покорность в ответах. Приказали — пошла и сделала. Отругали — поклонилась, пошла работать. Пнули — потерла синяк и молча ушла, кланяясь. Это я уже успела заметить, когда ходила с Бертой на базар или помогала ей по дому. Горожанки позажиточней ходили на базар только со служанками, указывая им толстыми белыми пальцами, какой кусок взять с прилавка и положить в корзинку. Если, не дай Бог, служанка сделала что-то не так, визгливый голос фрау разносился по рынку во все стороны и зеваки с интересом смотрели, как достойная госпожа бьет кулаком в спину провинившейся.

— Пошли, я покажу тебе твою комнату, Марта. — Старушка засеменила впереди, но путь был недолгим — через десяток шагов она толкнула скрипучую дверь и показала мне чулан размером с кухню хрущовки. Толстый матрас, набитый сеном, лежал на деревянной лавке, занимающей половину комнаты, рядом стоял старый стул и убогое подобие столика.

— По-моему, вполне приличная комната для тебя. Или ты привыкла к мягкой кровати и большим окнам?

— Нет, фрау Альма. Я не помню, была ли у меня такая кровать.

— Ну и правильно, — смягчилась та. — Лучше уж тебе сразу все забыть, если даже и вспомнишь что о своем доме. Наверняка тебя никто не ищет, так что привыкай жить тут. Простыни лежат в кладовке, пошли, я проведу тебя по дому, чтобы ты больше не дергала меня по мелочам.

Следуя бессловесной тенью за шустрой фрау Альмой, я услышала обрывок разговора между Фрицем и Ансельмом.

— Платить ей будете? — спросил Ансельм.

— За что? — удивился Фриц. — Она же будет здесь жить, ее надо кормить и одевать. Ну ладно…пять пфеннигов положу за месяц, так и быть. Молодая женщина…кстати, а сколько ей лет, я так и не услышал?

— Она сказала, что двадцать пять.

— Раз помнит, сколько ей лет, значит, не все забыла.

Я уже прошла дверь в столовую, где разговаривали мужчины и от тоски сжалось все внутри. Рабство, самое настоящее рабство, из которого нет возможности вырваться домой…

Поднималась я с рассветом, затапливала печь и начинала стряпать завтрак. В основном тут ели каши во всех видах, что облегчало труд кухарки, но заставляло постоянно стоять у плиты, помешивая ложкой варево. Подгорит — фрау Альма будет визгливо ругаться, а Фриц разозлится и… нет, рукоприкладством он не занимался, но запросто мог рявкнуть, обозвать или толкнуть по дороге. Силы у него хватало и я часто отлетала как пушинка в сторону, следя только за тем, чтобы не переломать руки-ноги. Днем я мела пол, мыла его, стирала, штопала белье и хозяйские вещи, неслась подавать ужин в столовую и потом долго еще крутилась на кухне, приводя ее в порядок. Помыть посуду, помыть горшки и кастрюли, подмести малейшие соринки, которые слепнущая фрау Альма замечала с зоркостью орла…эта круговерть длилась до темноты, но и тогда нельзя было ложиться спать. Фриц мог уйти под вечер, а в мои обязанности входило и открывание дверей на стук, провожание со свечой хозяина в его комнату и в иные моменты — укладывание его в подвыпившем виде спать. Когда он выпивал, то становился чуть мягче и добрее, начинал вспоминать покойную жену, рассказывая мне, какая она была у него красотка и умница.

— Лаура была не чета тебе, — Фриц мечтательно закатывал глаза, рассевшись на стуле и подставлял большую кружку, чтобы я налила ему пива, — веселая была, куда не пойдешь, везде ее смех слышен! Ты вот все молчишь да молчишь, голоса не подаешь…говорить со мной не хочешь? А она не бегала по дому, а летала…сколько раз я ее ловил на руки, когда она бежала по лестнице вниз…уж и в тягости была, а на месте усидеть не могла! Пойду, говорит, похожу, а то просто так сидеть устала!