Выбор Необычных (СИ) - Довыдовский Кирилл - Страница 34

Одна…

Гайя и Номен стали расходиться в стороны. Маг внимательно следил за их передвижениями.

Две…

— Кравен, стой! — раздался вдруг крик. Локе сложно было определить, откуда доносится голос. Он потерял власть над собственными ощущениями. Гайю и Номена он видел с трудом и только потому, что помнил примерно, где они должны находиться. Колдун представлялся прообразом солнечного диска: сколько ни вглядывайся, не получится разглядеть его в деталях. — Стой, это они!

Кажется, великан никак не прореагировал. Возможно, за ревом вращающихся вокруг него огненных колец он и не мог ничего услышать… Гайя с Номеном остановились.

Три…

— Лепка? — раздался удивленный Гайин голос.

— Да! Не двигайтесь, это наш!

— Ты уверен?!

Четыре…

Лепка… Кто–то произнес его имя. Лишь путем невероятных усилий Локе удалось заставить себя вновь воспринимать себя и окружающее. Ему жизненно необходимо было кое–что у него спросить… Что–то, что помогло бы разобраться, понять суть того, что должно было вот–вот случиться…

Он все же сумел его разглядеть. В порванной в нескольких местах рубашке, с пятнами обуглившейся ткани на штанинах…

— Лепка, — попытался позвать он.

Пять…

— Лока!!!

Странно, голос исходил практически из того же места, на которое он смотрел, но кричал это явно не Лепка. Причем голос показался молодому шаману чем–то знакомым. Он стал вглядываться, моргать глазами, поворачивать голову…

И совершенно внезапно на одно короткое мгновение он полностью вернулся в себя.

Он увидел расслабившегося Лепку; увидел, как спадают огненные кольца и наращенные магией килограммы с великана, который оказался хоть и высоким и мускулистым, но все же не таким огромным, как во время боя; увидел девушку…

— Лока!!! — крикнула она вновь, стремительно к нему приближаясь.

— Санея?.. — произнес он.

— Лока!

Шесть. Именно столько секунд оставалось.

Резко и без остатка его захлестнуло болью, пронзило насквозь и утопило в ней же. Все, что окружало его, настоящего, превратилось в иллюзию, а то, что казалось далеким и неуловимым, притянуло к себе, раскрывшись во всей своей пугающей неотвратимости. Не осталось ни ощущений Локи, ни его сознания, а только то, что он видел.

Пологий зеленый холм впереди напоминал покрытый шерсткой–травой улиточный домик. Сияла луна. Справа и слева поляну окаймляли темные остовы сосняков.

Середина холма была взрыта. Из земли торчали корни.

— Это он.

Голос принадлежал человеку, не боявшемуся грязи. Закутанный в глухой балахон, он стоял по колено в земле, его ладонь — черная сморщенная кисть — лежала на торчавшем из земли предмете. Серым, с красноватыми прожилками, цветом он четко выделялся на фоне вскопанной почвы.

На траве рядом с холмом лежало несколько неподвижных тел.

— Копайте.

Голос был все тот же. Тихий, но в то же время на удивление внятный.

— Господин барон! — воскликнул кто–то другой в ответ. — Но ведь если мы прикоснемся…

Фразу оборвал вопль боли. Спустя секунду вновь наступила тишина.

— Копайте, — повторил тот, кого назвали «бароном».

В этот раз ему не ответили, но вскоре рядом с ним стали появляться люди. Они приходили откуда–то со стороны, были хорошо видны их испуганные лица, некоторые держали в руках лопаты, у других через спины были перекинуты бухты веревки.

Они принялись за работу. Сначала только отбрасывали в сторону рыхлую землю, но в конце концов им пришлось взяться за дело по–настоящему. Спустя пару минут стали вычерчиваться очертания выкапываемого предмета. Это была статуя. Она изображала человека. Причем довольно реалистично. Можно было сказать, во что был одет тот, с кого ваятель снимал мерки, а если бы повезло встретить образец на улице, почти наверняка получилось бы узнать его лицо. Несмотря на долгое время, проведенное под землей, скульптура почти нигде не была подточена водой или раздавлена корнями деревьев. Исключение составляла крупная дыра в середине груди фигуры, хотя вполне возможно, что она появилась еще до погребения.

Все время, пока шла работа, мужчина в балахоне не переставал держать руку на гладком каменном плече статуи. Наконец скульптура оказалась откопана.

— Он цел, — раздался голос барона.

Ни интонация, ни тембр голоса не изменились, однако невозможно было не почувствовать, что в этот раз в нем прозвучала нотка удовольствия. Более человеческим он от этого казаться не стал, но какие–то эмоции в нем появились.

— Тащите, — велел он.

Рабочие принялись обматывать статую веревками. На руках у каждого были толстые перчатки, но все равно они пытались лишний раз не прикасаться к поверхности статуи. Дело из–за этого шло медленнее, но спустя две или три минуты все же было завершено. Скульптура оказалась густо увита веревками, обратные концы которых привязали к седлам пары тягловых лошадей.

— Тащите, — повторил приказ барон.

Статуя сдвинулась с места неохотно. Каменные конечности вгрызались в покрытую травой землю не хуже крестьянского плуга, цеплялись за ветки деревьев. Несмотря на отсутствие постамента, даже для пары лошадей ноша оказалось слишком тяжелой. К концу пути за веревки тянули все, кроме барона, который продолжал держать руку на поверхности скульптуры. Наконец процессия достигла места, где ее ожидала одинокая повозка. Какой–то наезженной дороги тут не было, но лес в этом месте становился реже, что позволяло использовать подводу, хотя более массивная телега или крытый экипаж досюда уже не доехали бы.

Очень скоро лошади были запряжены, статуя закреплена и спрятана в повозке под накидкой — за исключением кусочка камня, за который все еще держался барон. Закончившие работу люди выстроились перед ним молчаливой кучкой.

— Что нам делать, господин? — неуверенно спросил один из них. — Можно возвращаться?

Барон не ответил. Вместо этого он указал на них свободной рукой, с такой же сморщенной и черной кистью… и люди стали стремительно меняться. Их одежда старилась, кожа начала сереть и трескаться, волосы выпадали, слезали с пальцев ногти. Лица рабочих были искажены мучительной болью, но при этом никто из них не издавал ни звука. Прошло всего несколько секунд, когда ни на ком из несчастных не осталось одежды, а их кожа напомнила натянутую на сырое мясо дырявую тряпку. И тогда процесс ускорился. Уже куски плоти отваливались от скелетов, а между рукой барона и разрушаемыми телами пространство было затянуто часто мерцающей рябью. Еще через три–четыре секунды стали чернеть и крошиться кости. Лишь когда от еще недавно живых и дышащих людей ничего не осталось, барон опустил руку.

Секунду помедлив, он убрал кисть и с каменного плеча статуи…

Картина оборвалась.

Локу накрыла тьма.

Глава 14

ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

— Кто это сделал?! Кто?!!

Санея замерла, не в силах понять, что происходит.

— Что с ним?..

Ей пришлось отпрыгнуть, чтобы не попасть под удар меча.

— Не подходите к нему, твари!!!

Последовал еще выпад, от которого Санея увернулась лишь едва–едва. Движение женщины с заплетенными в косу густыми волосами было молниеносным, но мечу чуть–чуть не хватило длины. Сделав еще шаг, она бы достала Санею, но вместо этого отступила назад, к креслу Локи.

— Не трогайте! Не трогайте его! Что вы с ним сделали?! Лока!!!

Ее взгляд метался от открытой калитки, ведущей за пределы крепости Мерзта, к обмякшему в кресле молодому шаману и обратно. Очевидно, она считала, что ее загнали в угол, но сдаваться совершенно точно не собиралась.

— Послушай. — Санея пыталась говорить спокойней, даром что ее самое разрывало от беспокойства. — Послушай, мы ничего тебе не сделаем…

— Гайя, это наши друзья, — заверил подошедший Лепка. Конечно! Ему–то она должна была поверить! — Ты понимаешь? Теперь все будет хорошо. Ты только успокойся.