Такое вот кино (СИ) - Риз Екатерина - Страница 44

Он всё-таки пошёл к лестнице, а я вслед ему проговорила, точнее, поинтересовалась, понимая, что задохнусь, если не озвучу свой вопрос:

— То есть, ты считаешь, что я могу забеременеть специально, чтобы тебя на себе женить?!

— Я этого не сказал.

— А к чему тогда была эта пояснительная речь?

Емельянов обернулся на лестнице и неожиданно рявкнул:

— Я этого не сказал! — Заставил себя выдохнуть, и добавил тише: — Пойдём спать.

Первым моим желанием было кинуть в него чем-нибудь, а затем вызвать такси и уехать. В тот момент мне было неважно, что я почувствую, оказавшись в квартире родителей в одиночестве, какой реакции от Емельянова буду ждать завтра… я попросту задыхалась. И вместо того, чтобы собраться и уехать, вышла на веранду, села в кресло качалку и зло оттолкнулась ногой. Сашка за мной не вышел. В спальне наверху зажёгся свет, на газоне перед домом появилось жёлтое пятно, я смотрела на него и слёзы глотала. Обидно было до ужаса. И не от того, что Сашка мог усомниться в моей порядочности и честности, дело было в том, что он на самом деле всего этого не хотел. Я видела это по его глазам, я отчётливо расслышала это по его тону. Он не хотел, и всё это было ужасно. И я совершенно не понимала, как мне себя в дальнейшем вести. Сделать вид, что меня это не волнует, что меня всё устраивает? Просто жить дальше, как жилось, любить его… Ведь нам на самом деле хорошо вместе, вдвоём. Но как долго это продлится? У любых отношений должно быть будущее, какое-то развитие. Правда? Я так думаю. Но, видимо, это самое развитие мы с Емельяновым понимаем по-разному. На самом деле обидно.

Утром он меня поцеловал. Очень осторожно, в щёку, я сквозь сон едва почувствовала. А потом будто очнулась, глаза открыла, вдруг испугавшись чего-то, и увидела, что Сашка уже одетый, сидит на краю постели. Понял, что я проснулась, и снова наклонился, ещё раз приложился губами к моей щеке.

— Мне на работу пора. Я позвоню позже, хорошо?

Я кивнула. Глаза от него не прятала, просто щурилась, делая вид, что ещё не до конца проснулась. Просто встретиться с ним взглядом отчего-то не получалось. Сердце нервно подпрыгивало, было неловко и это не могло поднять настроение. Поэтому я негромко пообещала ждать звонка, спросила: позавтракал ли он, а когда Сашка лишь отмахнулся, спорить не стала. Пусть идёт, пусть. Мне нужно время, чтобы принять ситуацию, заново освоиться, и лучше это сделать без него. Но на ещё один короткий поцелуй, на этот раз в губы, ответила. Правда, вся эта любвеобильность с утра в исполнении Емельянова напоминала больше попытку подлизаться.

И он на самом деле позвонил, что меня даже удивило. Обычно Сашка к обещаниям подобного рода относился достаточно легко, звонил и давал о себе знать, только когда сам заскучает или беспокоиться начнёт. А тут позвонил, спросил о том, как у меня настроение, и даже на обед пригласил.

— Можем в «Пескарях» пообедать, если не хочешь в «Лекадии».

— В «Лекадии»? Чтобы на нас таращились твои подчинённые?

— Помнится, раньше ты была не против, — усмехнулся Сашка, — помнишь, как весело было?

Помнила ли я? Помнила. Вот только сегодня мне было не весело, вообще, ничего не радовало. Поэтому отказалась, хотя могла бы, могла бы согласиться, и, наверное, вчерашний наш разговор о неприятном, сам собой сошёл на нет. Емельянов бы мне улыбался, он бы шутил, держал меня за руку, в магазин бы обувной со мной сходил, и я бы точно растаяла. Но я не согласилась, потому что не могла представить, как я ему в ответ сегодня улыбаться буду.

— Помню, Саш. Но я всё равно не могу. Меня… Вася ждёт в центре, мы собираемся просмотреть каталоги обоев. Там целая стопа, а Вася с Никой никак не сойдутся во мнении, так что… боюсь, это надолго.

— Понятно. Девочки будут разговаривать, какой цвет симпатичнее — кремовый или крем-брюлле.

— Что-то вроде того.

Он помолчал, видимо, что-то такое расслышал в моём голосе, потому что следом спросил:

— Таня, всё плохо?

Я телефон от уха отвела, чтобы он не слышал моего судорожного вздоха. А мне пришлось его сделать, потому что своим вопросом он меня будто под дых ударил. Но быстро с собой справилась, вернула телефон и сказала, в какой-то части вполне искренне:

— Нет, Саша. Просто мне нужно время… чтобы тебя понять.

Он невесело хмыкнул.

— Чего тут понимать. В некоторых аспектах я достаточно примитивен.

— Это ты мне как раз доказывать не устаёшь, — согласилась я. И, испугавшись того, что мы снова договоримся до чего-то лишнего, поторопилась попрощаться. — Увидимся дома? Меня Вася ждёт.

— Хорошо. Могу заехать в магазин.

— Купи хлеба, — сказала я, и телефон отключила.

«Купи хлеба»! А потом мне опять скажут, что я затягиваю свободолюбивого, никому ничем не обязанного завидного мужчину в рутину и узы брака.

— Что, так и сказал: не хочу детей? — переспросила Василиса озабоченным тоном, когда я, после недолгих уговоров с её стороны, поведала ей суть наших с Емельяновым выявившихся проблем.

В центре мы провели не так много времени, пролистали пару каталогов, решили дождаться приезда Ники, чтобы в дальнейшем претензий не было не у кого, а пока вышли прогуляться по центру города. Правда, наша прогулка довольно быстро завела нас в торговый центр, и вот мы уже прохаживались мимо витрин, но разговаривали больше о своём, о девичьем, чем интересовались покупками.

Я кивнула.

— Так и сказал.

— А ты?

— А что я? Что я должна была ему сказать? Что наши мнения по данному вопросу кардинально отличаются? А дальше?

— Мда. — Василиса шла рядом и помахивала новой сумочкой. — Емельянов оказался не так прост.

— А, по-моему, всё как раз наоборот. Он слишком прост. Жениться не хочет, детей не хочет. Хочет и дальше жить легко, красиво, купаясь в женском обожании, — закончила я, уже не скрывая сарказма. И самой же от этих слов горько стало.

Вася взглянула на меня с тревогой, потом под руку взяла.

— Таня, спокойно. Вот сейчас никак нельзя горячиться. Особенно, тебе.

— Почему «особенно мне»?

— Потому что ты женщина. Если и ты разочаруешься, то спасать уже будет нечего. И что я тогда буду делать с Емельяновым? Генка, например, не переживёт. Он же спит и видит, что Сашка однажды женится. — Она ободряюще мне улыбнулась, правда, мне улыбаться совсем не хотелось.

— Я не могу заставить его хотеть всего этого, Вася!

— Понимаю. И даже не буду говорить тебе, что он заблуждается и опомнится. Ты должна сама решить.

Я едва заметно усмехнулась, остановив тоскливый взгляд на ярких босоножках.

— Что решить? Бросить его сейчас или ещё подождать?

Вася лишь плечами пожала, не зная, что сказать. А я со вздохом призналась:

— Я его люблю.

— И он тебя любит. По нему же видно. Просто он дурак.

Я к Василисе повернулась.

— А если не дурак, Вась? Мне вот это покоя не даёт. А если он не дурак, если он моя противоположность? Ведь так и есть, и я знала это с самого начала. Чего мне тогда ждать?

Мы вместе постояли перед витриной, и ни у одной не возникло никакого желания зайти в магазин, что-то примерить или проявить хоть какое-то любопытство. В конце концов, Василиса меня снова под руку подхватила.

— Ладно, пойдём. Посидим в ресторанчике итальянском, съедим что-нибудь вкусное.

— Нашла, чем успокоить. — Я невольно присмотрелась к своему отражению в стекле витрины. — Мне точно нельзя свои несчастья заедать.

— Брось, красоту надо поддерживать. Даже если и взбитыми сливками. Мне вот сейчас тоже нельзя, у меня лишних семь килограмм после родов, но что же делать?

Я улыбнулась, а Василисе сказала, не скрывая завистливых ноток:

— У тебя муж, он тебя любой любить обязан. А мне расслабляться никак нельзя.

— Шарахни Емельянова чем-нибудь. И любить будет всегда и любой.

— Ага, особенно, если ослепнет, — пробормотала я.

Но Вася услышала и весело поддакнула:

— Тоже вариант, кстати.

Она уцепила меня, печальную, за руку и потянула за собой через просторный холл торгового центра. Она шла уверенной походкой, даже не думая покачнуться на высоченных каблуках. Улыбалась всем вокруг и никому конкретно (я для себя уже давно отметила, что это их с Никой на двоих фирменная улыбка, наверное, Василиса этот приём у мачехи и переняла в своё время) и этим самым привлекая к себе всеобщее внимание. Наряд от европейского дизайнера, я подобного или просто похожего в бутиках нашего города не встречала. Это тоже было отличительной чертой всего семейства Филина — одевались они, как никто в городе, включая самого Кирилла Александровича. Тот обожал костюмы, шёлковые галстуки и бриллиантовые запонки, и этим производил неизгладимое впечатление на всех вокруг, особенно на впечатлительных и морально неподготовленных личностей. Единственный, кто немного терялся на этом фоне в их семье, так это Завьялов. Но я знала, что Василиса за имиджем мужа следит сама и очень тщательно, но Геннадий настолько небрежен в своём отношении к дорогой одежде, что это поневоле бросается в глаза. Для него костюм за две тысячи долларов — это всего лишь костюм, на цену он не смотрит, как и Филин, но и не ценит и над собой в «Хьюго Босс» или «Армани» больше смеётся.