Такое вот кино (СИ) - Риз Екатерина - Страница 37

— И фамилию я его вспомнила.

— А он называл тебе свою фамилию?

— На столике письма лежат.

— И ты мимо не прошла, — догадалась я.

— Да ладно тебе. Было бы странно, если бы прошла. Папа про него рассказывал, он кинотеатры у нас в городе скупает.

— Не скупает. Он их реставрирует.

— Ну да. — Она усмехнулась, хитро глянула на меня. — Я тебя поздравляю, ты молодец.

Я взяла с полки стакан.

— Сережки отдай, и можешь оставить поздравления при себе.

— Зачем они тебе? — удивилась Дашка. — Тебе Саня другие купит.

— Они бабушкины, Даша. У меня они будут в сохранности.

Она лишь отмахнулась. На стуле развернулась, вытянула ноги.

— Ты собираешься за него замуж? Тань, ты ведь понимаешь, что в такой ситуации теряться нельзя. Особенно, тебе.

— Почему это «особенно мне»? — обиделась я, хотя всё прекрасно поняла.

— Потому что. Другого шанса может не быть. Надо вести его в загс.

— Даш, не лезь в чужие дела.

— Не такие уж они и чужие. Ты мне сестра всё-таки.

Я лишь фыркнула. Всё-таки сестра!.. Высказалась.

— Я беспокоюсь за тебя, — продолжала гнуть она свою линию. — Ты так на него смотришь, словно до смерти зацеловать хочешь. Помнишь, у тебя медведь был плюшевый в детстве? Ты его всё время целовала. — Даша рассмеялась.

Я уперла руку, в которой стакан держала, в бок.

— Я помню. И помню, как ты подарила его соседскому мальчишке, а тот ему лапу оторвал.

— И зачем я спросила? Тань, ты всегда помнишь, какую-то ерунду. Помнить надо главное. И думать о главном. А не зацикливаться на мелочах.

— Не учи меня, — попросила я. — Я — старшая.

Дашка ахнула.

— Как давно я этого не слышала! Ты так любишь быть старше меня.

Я взглянула на часы и сообщила:

— Я пошла досыпать, а ты продолжай строить планы. Жаль, что они никому не пригодятся.

К моему огромному удивлению и облегчению, Сашка в это утро с постели встал и даже без чужой помощи. Правда, постонал немного, потом поругался, глядя на себя в зеркало, долго ощупывал припухшие ребра, и наотрез отказался ехать в больницу, хотя я предлагала весьма настойчиво.

— Что мне, впервой с синяками ходить? Заживут.

— Ты упрямый, — пожаловалась я. — И ты дурак.

Он криво усмехнулся.

— Знаешь, я плохо помню вчерашний вечер, но твои слова о том, что я дурак, в память просто врезались.

— Очень хорошо. Запомни надолго.

Сашка дохромал до постели, лёг, правда, теперь поперёк, голову мне на живот положил, а к рёбрам прижал прохладную бутылку с минеральной водой. Зашипел сквозь зубы. Я погладила его колючим щекам, всмотрелась в избитое лицо.

— На работе тебя не узнают.

— Я скажу, что отстаивал честь дамы.

Я не удержалась и презрительно фыркнула.

— Ты бы для начала поинтересовался, есть ли там, что отстаивать, или давно всё выветрилось.

Он рассмеялся, но тут же заохал, схватившись за бок.

Дверь без стука приоткрылась, заглянула Дашка, секундная пауза, в течение которой она разглядывала нас, после чего скроила виноватую физиономию.

— Извините, надо было постучать. Ленка завтрак готовит, вы спуститесь?

— Да, идём, — отозвалась я без всякого энтузиазма, а Сашка попытался сесть, уцепившись за край кровати. Дашка, вместо того, чтобы уйти, пошире распахнула дверь, взглянула на Емельянова с жалостью.

— Ты как? — трогательно поинтересовалась она. — Всё болит?

— Как будто меня самосвал переехал.

— Тебе надо выпить обезболивающее. Тань, ты дала ему таблетку?

Я взглядом пригвоздила сестру к полу.

— Пить обезболивающее на голодный желудок вредно, — оповестила я тоном учительницы начальных классов. — Язву можно заработать.

— Да? — вроде бы заинтересовалась Дашка. — Ну, тогда нужно срочно позавтракать. Спускайтесь. Или сюда принести?

Я готова была её задушить. Но Сашка, наконец, поднялся, и заверил, что сам в состоянии дойти до кухни. И на самом деле дошёл, правда, не отводил руку от ушибленных ребёр и время от времени болезненно охал, чем меня тревожил.

— Похмелиться ему надо, — внёс дельное предложение Николай. Он выглядел довольным и энергичным, и на сновавшую по кухне Ленку поглядывал с большим значением. Если честно, этим утром меня все раздражали, хотелось гостей выгнать, пусть некоторые из них родные и любимые, и остаться с Сашкой наедине. Но сделать этого я бы, конечно, не осмелилась, это в раздражении размечталась, и поэтому лишь кулак Николаю показала. И назидательно произнесла:

— Похмеляются только алкоголики.

Мужики одновременно усмехнулись, но промолчали, что я сочла за умный поступок.

За завтраком Дашка молчала, ковыряла вилкой омлет в своей тарелке и ни на кого не смотрела. Ленка в основном болтала, пересказывая события вчерашнего вечера. Я даже удивилась, насколько хорошо она всё помнит, видимо, была трезвее, чем я думала. Что тоже удивительно, если обратить свой взор к Николаю. Разве можно было «сдружиться» с ним на трезвую голову? Чего только в жизни не бывает.

После завтрака, вспомнив о том, что я вроде бы как в этом доме хозяйка, или, по крайней мере, временно исполняю эту роль, принялась наводить в доме порядок. Все меня бросили: Сашка устроился на диване-качелях в саду, Ленка с Николаем снова уединились (как подростки, честное слово!), а Дашка и вовсе затихла где-то в доме. Я мыла посуду, размышляла о чём-то невесёлом, увлеклась немного, и не сразу расслышала голоса на улице. Руки полотенцем вытерла и подошла к окну, недовольно поджала губы, обнаружив сестру, что ещё несколько минут назад в одиночестве слонялась по дому, не зная, чем себя занять, рядом с Сашкой. Тот возлежал на подушках, вытянувшись в полный рост, а она сидела на самом краешке, разговаривала с ним и отталкивалась ногами, раскачивая качели. Дашка выглядела чересчур умиротворённой, а оттого опасной. Болтала с Емельяновым, скрестила свои длинные ноги, взгляд блуждал, не останавливаясь на Сашкином лице ни на мгновение. Я не слышала, о чём они говорят, но когда Сашка рассмеялся над какими-то её словами, у меня внутри начало расти нехорошее предчувствие. Конечно, я могла бы выскочить из дома, подойти к ним, снова оттеснить Дашку, вынудить уйти, но как бы это выглядело? По меньшей мере, глупо. И поэтому я довольно долго стояла у окна, поглядывая на них и делая вид, что занята делом. И не понимала, о чём они так долго разговаривать могут. Что Емельянова может так увлечь в моей сестре? В смысле общения? Как бы мне хотелось услышать!..

Я промучилась минут пятнадцать. Иногда до меня доносился негромкий смех или шутливые Дашкины восклицания, и, в конце концов, я не выдержала, нацепила на лицо небрежную улыбку и вышла в сад. При моём появлении смех сестры сразу стих. Она вроде бы увидела меня, смутилась и замолкла. А Емельянов голову повернул. Его синий лоб странно смотрелся на фоне светлых волос.

— О чём болтаете? — небрежно поинтересовалась я.

— Да так, в принципе ни о чём. — Дашка пленительно улыбнулась и поднялась, напоследок легко похлопал Сашку по ноге. — Избавляйся от синяков. — На меня посмотрела. — Поеду в город, такси сейчас вызову.

Я спорить не стала, безразлично пожала плечами и присела на её место. Но наблюдала за ней. Как она идет босая по траве, как поблёскивают на солнце блёстки на её платье, она не оглядывается, но спину держит прямо. Дашка удалялась, как героиня в фильме про шпионов.

Сашка дёрнул меня за руку.

— Ты чего?

Я практически заставила себя оторвать взгляд от сестры и посмотреть на него. Улыбнулась.

— Ничего. — Наклонилась и провела рукой по его щеке. — Тебе лучше? — А когда он кивнул, удовлетворённо улыбнулась. И пообещала: — Я живо поставлю тебя на ноги, вот увидишь.

10

Всю следующую неделю я прожила в Яблоневке. Ленка ещё в понедельник вернулась в Москву, а вот я домой не торопилась. Во-первых, не хотела Сашку оставлять, он ещё ходил с трудом, хоть и храбрился и старался держать спину прямо, но рёбра сильно болели, и его постоянно скрючивало; а во-вторых, не хотелось мне с Дашкой один на один оставаться. За неделю мы лишь раз поговорили по телефону, она передала мне привет от родителей и обеспокоенность тех тем, куда я снова пропала.