Муля, кого ты привез? (сборник) - Токарева Виктория Самойловна - Страница 12

– А ты не заказывай, – посоветовала я. – Укради.

– Как? – изумился Яша.

– Возьми альбом Чайковского «Времена года», выбери оттуда красивую музыкальную фразу, а к ней прицепи остальное.

– Да вы что? – поразился Яша.

– Все так делают.

– Да вы что?

– Подумай: в гамме всего семь нот и из этих семи нот слеплено столько мелодий. Миллионы… Повторение неизбежно.

– С ума сойти… Я об этом никогда не думал.

– А слова сам сочини. В песне слова не имеют значения. Главное – попроще.

– А может, вы мне сочините? – спросил Яша.

– Запросто, – пообещала я. – «Белый кот ступал по снегу, белый кот. За углом сплошная нега, поворот».

– Кошка, что ли? – спросил Яша.

– Скорее всего, – ответила я.

– Прикольно…

Яша задумался.

– Ты ему понравился? – спросила я.

– Нет. Он сказал: «Ну вот, еще один Киркоров пришел».

– А он тебе?

– Он для меня старый. Ему лет сорок, наверное. Папашка.

– А как он выглядит?

– Не знаю, я его боялся. Я его и сейчас боюсь.

– Все не так страшно, – успокоила я. – Сделаешь кассету, придешь еще раз.

– Когда это будет…

– Всякое серьезное дело требует усилий. Ты обращал внимание, как моются кошки? Долго-долго, подробно и тщательно.

– Я подстригу вас, как Ракель из мексиканского сериала, – пообещал Яша.

Это была благодарность.

На кассету ушло полгода. Яша все-таки заказал композитора, и уже композитор украл главную музыкальную фразу за большие деньги. Он украл не у Чайковского, а у Мартынова, но получилось неплохо.

Я снова позвонила Беленькому.

– Я слушаю, – слабо отозвался продюсер.

– Здравствуйте. Это снова Токарева, вы меня, наверное, забыли…

Я ждала реакции, но ее не последовало.

– Чего надо? – сухо спросил Беленький.

– Того же самого. Вы не могли бы еще раз принять моего протеже?

– Не могу. Уезжаю в командировку.

– А когда вы вернетесь?

– Не знаю.

Я догадалась: продюсер уезжает в теплые края. Сейчас многие богатые люди прячутся от нашей русской зимы в Эмиратах или в Майами, например. Покупают дома и живут на две страны. Лето – в Подмосковье, зиму – в Майами. Сказка.

– Вы едете в Майами? – полюбопытствовала я.

– Почему в Майами?

– Там рай. Там море, солнце, шикарные виллы.

– Зачем в раю виллы?

– Свое жилище лучше, чем гостиница. Гостиница – что-то временное, проточное.

– Жизнь тоже временное и проточное.

В трубке стало тихо.

– Алло, – позвала я.

Продюсер не отозвался. Наверное, разошелся какой-то контакт.

На другой день по телевизору объявили, что продюсер Максим Беленький скончался в больнице на сорок седьмом году жизни.

На экране возник его портрет. На меня смотрел молодой человек. Молодой для смерти. А для жизни – зрелый и талантливый.

На снимке – взгляд в камеру. И мне казалось: куда бы я ни переместилась, он следит за мной.

Прощай, Максим. А может быть, до свидания. До встречи в Майами.

Яша позвонил на другой день.

– Он умер, – хмуро сообщил Яша, не поздоровавшись.

– Я знаю.

– Что мне теперь делать?

– Искать другого продюсера, – посоветовала я.

– А я решил никого не искать, – объявил Яша.

– Ну и правильно, – согласилась я. – Профессия у тебя есть. Ты всегда сможешь себя прокормить.

– Вы меня не поняли. Я буду петь, независимо от продюсера. Я хочу петь и буду петь, как птица. У птицы же нет продюсера. Я буду петь что хочу и где хочу.

– В подземном переходе? – спросила я.

– В том числе. Я буду петь в детских домах, в военных частях, у себя на работе. Хотите, я вам спою?

И Яша запел. Это была знакомая «Голубка», но пел он по-испански, как настоящий испанец. Яша легко брал верха, точно попадал в каждую ноту, интересно ломал ритм, и слушать его было очень приятно. Он вполне мог бы существовать в шоу-бизнесе, если в него вложить деньги. Но кто будет вкладывать?

– Я не хочу зависеть и унижаться, – сказал Яша посреди песни. – То им не нравится, то они умирают. А мне нравится, и мне двадцать лет. И пока я живу, я пою…

Достойная позиция художника, подумала я.

Яша снова запел, ему хотелось закончить песню.

Ко всему привыкаешь

У моей дочки появился мальчик. Алеша. Ей шестнадцать лет, ему девятнадцать.

Очень милый мальчик, но язвенник. У него юношеская язва желудка. Весной и осенью – обострение.

Алешина мама поместила сына в раковый корпус. Она решила, что там лучшие специалисты и язва для них – пустяковое дело.

Бедный Алеша маялся в муниципальной больнице. Иногда ему удавалось сбежать, и он являлся в мой дом с подарком: пакет кукурузных хлопьев, купленный в больничном буфете.

Я подозрительно косилась на этот пакет и, улучив момент, брала его двумя пальцами, как мышь за хвост, и выкидывала в мусоропровод. Мне казалось, что пакет пропитан человеческими страданиями и, не исключено, опасными вирусами.

Алеша проводил вечер с моей дочерью, потом возвращался в свою больницу. Ночевать он был обязан в палате. За нарушение дисциплины могли выгнать. А язва хоть и не рак, но тоже не подарок.

Позже открыли возбудитель язвы, зловредный микроб хеликобактер. И сейчас язву преспокойно лечат антибиотиками. А тогда бедный мальчик ходил с зеленым лицом, держась за живот. Видимо, хеликобактер гулял там как хотел, женился и размножался, и всей семьей грыз стенки желудка.

Больница все-таки помогала. Было сделано все, что возможно, и исцеление должно наступить, как награда за страдание.

В соседних палатах каждую ночь кто-то умирал. А если не каждую, то через одну.

Усопшего следовало уложить на каталку и препроводить в морг. Людей не хватало. Это миссия возлагалась на дежурную медсестру. Чаще всего это была Светочка – хрупкая девушка, дежурившая через день.

Светочка выбирала среди больных мужика покрепче и брала его в напарники. Ей не отказывали, хотя миссия не из приятных.

В эту неделю крепких мужиков не имелось в наличии. Только лежачие и девятнадцатилетний Алеша.

На рассвете умер шофер Афонин, не старый еще и веселый. Ему бы жить, но рак не выбирает.

Светочка подошла к Алеше, осторожно разбудила его и попросила:

– Помоги мне, пожалуйста. Трупаки – они такие тяжелые, тяжелее чем живые.

– А что надо делать? – испугался Алеша. Он боялся мертвых.

Вроде бы чем он опасен, мертвый? И все равно. От них исходит что-то внечеловеческое, дыхание преисподней. Что-то противоестественное, отчего хочется держаться подальше, не иметь к этому никакого отношения.

– А что надо делать? – еще раз спросил Алеша.

– Я покажу, – пообещала Светочка.

Алеше хотелось сказать: «Не пойду». Но это не по-мужски. А он – мужчина, хоть и начинающий.

Алеша и Светочка вошли в пустую палату. Афонин лежал накрытый простыней. Рядом стояла высокая узкая каталка.

– Бери за ноги, – руководила Света, а сама обхватила усопшего с другой стороны, в районе плеч. – Давай перекинем на каталку. На счет: раз, два, три… Понял?

Алеша, конечно, понял, но его мутило от страха и от чувства, которое похоже на отторжение. Так отторгается от человека пересаженный орган. Все внутри кричит: «Не хочу, не надо…»

– Раз, два… – скомандовала Светочка.

На «три» Алеша напрягся и, ухватившись за ноги, перекинул Афонина на каталку. Получилось.

Он хотел вернуться в палату, вымыть руки и лечь спать. Но нет. Каталку надо было везти вдвоем, по человеку с каждой стороны, иначе каталка будет вилять.

Алеша встал возле головы. Светочка у ног, потому что везти надо было вперед ногами. Так положено. Почему? Какая-то причина существует.

«Путь не легок и не скор», – как поется в песне. Сначала грузовой лифт, потом подземный переход – это все ничего. Но посреди подземного перехода – «озеро Байкал», откуда-то подтекало, скорее всего грунтовые воды. Нужно было разобрать основание, зацементировать заново, проложить дренажные трубы для отвода воды. Но все это делается летом, а сейчас было начало весны, и вода стояла буквально по колено.