Выбор Артура. Второй шанс (СИ) - Гришанова Ирина "Русена" - Страница 16

Мысли мои прервал телефонный звонок. Посмотрел на дисплей, не поверил глазам – звонил Артурка. Я уже хотел ответить на вызов и поднес трубку к уху, когда, подняв голову, наткнулся взглядом на Артура. Сбросив вызов, я подкрался к нему сзади:

- Я весь внимание.

Было весело наблюдать Артуркино удивление, когда у себя за спиной он услышал мой голос и повернулся. Было вообще хорошо на душе. Я, наверное, улыбался как последний придурок, не в силах обуздать радость от того, что он позвонил, и что вот он стоит рядом, смотрит сначала растерянно и удивленно. Потом – с таким не скрываемым желанием прилипнуть ко мне, что моя улыбка расползается по морде еще шире.

От его внезапного "Прости" я даже вздрогнул. В сердце кольнуло. Хотел спросить "За что?", но не успел.

Откуда вылетел этот парень, я так и не понял. Но видел его лицо. На нем столько боли, злости… И этот порыв ударить Артура. А его голос и слова словно ножом полоснули от мозга до сердца.

Ударить, конечно, Артура я не позволил. Хотя мне самому очень хотелось это сделать. Артур что-то пытался мне объяснить, схватил мою руку, когда я дотронулся до его щеки с внезапным желанием унести на пальцах ощущение тепла его кожи. Как глупо. Как все это глупо. Моя идиотская эта любовь, эти мои страдания и надежды. Этот мой приезд. Это мазохистское желание сделать себе еще больнее, чем есть.

"Не стоит, ничего все это не стоит", - кажется, первое слово я произнес вслух.

– Я все объясню, – слова, как сквозь вату, к моему застывшему мозгу, умершему сердцу.

Я мертв, зачем мертвецу объяснения?

На ватных ногах пытаюсь сбежать от всего этого, и в первую очередь от самого себя. Но сбежать не получается, ноги не слушаются. Приходится уходить медленно, ощущая спиной ЕГО взгляд.

Не помню, где был и что делал. Очнулся только, когда меня переспросили:

- Молодой человек, говорите, куда вам билет?

Стою у железнодорожной кассы. Только сейчас доходит, что еще неделя занятий. Но уже на все наплевать. Больше ни одного дня не останусь в этом городе.

Словно зомби собираю вещи. Телефон надрывается. Отключаю и вытаскиваю сим-карту. Слабость такая, что приходится сесть на диван. Начинается истерика. Сначала нападает ржач. Смеюсь и повторяю, как идиот, мысли, прожигающие мозг:

– Вот я придурок. Артур – такой чистый, такой невинный. Ангелочек мой. Жена у него, ребенок будет, нельзя рушить семью. Любовь у нас, но нельзя. Идиот. Придурок гребанный. Да у него таких как ты... Ему пофиг и на тебя, и на семью. Это ты носишься со своей любовью как дурень с торбою.

За что? За то, что я изменял жене? Ты за это наказываешь меня, Господи? За это? Наказал, етишь твою мать. Наказал, что еще надо?

Смех переходит в всхлипы. И вот я уже вою во всю свою глотку, наплевав на соседей, на то, что я мужик, а мужики не ревут. Ревут, еще как ревут. Я ревел. Я выл, лез на стены. Бился об них головой. И только когда приложился так, что в глазах замелькали звездочки, мозги, наконец, встали на место.

Аппатия и спокойствие. Завтра я уезжаю. А сегодня нужно поспать. Валюсь на подушку и вырубаюсь.

****

Поезд уносил меня от этого города. От последней моей надежды и мечты. На душе было пусто. Сердце больше не ныло и не болело. Оно превратилось в камень. В кусок льда. И от этого кровь моя тоже больше не была горячей. Разносилась по венам холодная, словно ледяная вода, наполняя каждую мою клеточку безразличием и апатией ко всему.

Я смотрел на мелькающий пейзаж за окном и вполуха слушал болтовню соседа по купе. Вернее даже не слушал, а делал вид, что слушаю. На самом деле мне стало наплевать на людей. На их разговоры, чувства, действия. На все. С сегодняшнего дня больше никого к себе не подпущу. Не дам проникнуть в мой кусочек льда, ни одного обманчиво-теплого слова. Секс, только секс. Никаких чувств больше не будет.

Взглянул на парнишку, болтавшего без умолку. А что, вполне подходящий сексуальный объект.

– Трахаться хочешь?

Глаза у парня по полтиннику. Покраснел как рак, поперхнувшись на полуслове.

– Т-ты, в-вы… о чем? – заикается бедолага.

– Хочешь, чтобы я тебя трахнул?

Парень пулей выскочил из купе. А я выудил из сумки чебурек, купленный на вокзале и уже совершенно холодный, и методично стал его пережевывать.

Пацан, видать, поболтался в тамбуре, но усталость взяла свое. Он, с опаской косясь на меня, улегся на своей полке. Поезд был проходящий, и купе до самого Новокузнецка оказалось в полном нашем распоряжении. Проводница, проверяя наши билеты, поведала, что две другие полки не заняты, их пассажиры вышли еще до Новосибирска.

– Ты что, голубой? – пацанчика явно разбирало любопытство.

– Нет, просто трахаю все, что шевелится.

– Что, и животных можешь?

Меня его вопрос развеселил, поэтому я ему и ответил:

– Конечно. Говорю же – все, что шевелится.

Надо было видеть его лицо. Когда, не удержавшись, я начал смеяться над его вытянутой физиономией, до него дошло, что я над ним прикалываюсь. Он с обидой отвернулся к стене.

– Да ладно, не дуйся. На самом деле я трахаю только симпатичных девушек и юношей вроде тебя.

– И что, все вот так легко дают себя трахать? – с ехидцей в голосе поинтересовался он, повернувшись ко мне.

– Ну, смотря как уговаривать. Вот как думаешь, смогу я тебя уговорить? – с этими словами я пересел к нему и, приобняв парнишку одной рукой, второй мягко ухватил его за пах. Он дернулся, но я, не дав ему отстраниться, впился губами в его рот.

Это был первый парень, которого я целовал кроме Артура. Я поймал себя на мысли, что в принципе мне уже по барабану кого целовать, девушку или парня. Ощущений все равно – никаких.

Пацан же, весь напряженный под моими руками, стал потихоньку расслабляться, а моя рука ощутила, как наливается и твердеет его плоть. Он рывком отстранился от меня, высвобождая свои губы, посмотрел ошарашено и растерянно.

– А, к черту! Давно хотел попробовать, – и уже сам впихнул мне в рот свой язык.

На улице день. Поезд мчит меня обратно, в чужой город, где я пытался спрятаться от воспоминаний. А я, закрыв купе на защелку, трахаю незнакомого мне парня, без смазки, без презерватива. Трахаю жестко, без жалости, вбиваясь отбойным молотком, вымещая на ни в чем не повинном пацане всю обиду и горечь, всю боль, что принес мне Артур. Парнишка всхлипывает подо мной, пытаясь вырваться, скинуть меня с себя, но я вцепился в него мертвой хваткой. Кончив, упал на него, придавливая всей массой к полке. Пацан, уткнувшись в подушку, плакал и материл меня сквозь слезы на чем свет стоит.

Отдышавшись, я вытащил салфетки и стал обтираться от спермы и дерьма парня. Он все так же лежал, уткнувшись в подушку. Накинув на него простынь, пошел в туалет, вымыться уже как следует.

Когда вернулся, он с заплаканным лицом запихивал использованные салфетки в целлофановый пакет. На меня смотрел с ненавистью.

– Ну что, попробовал? Понравилось?

– Пошел ты, ублюдок! Если ты меня заразил чем-нибудь, я тебя убью. Я посмотрел в билетах твою фамилию и имя.

– Да ради бога. Хоть сейчас, – вытаскиваю из сумки складной армейский ножик, мне его Костян подарил, протягиваю пацану.

Он шарахается от меня как от прокаженного. Разворачивается и выходит из купе, прихватив полотенце. Впереди еще несколько часов дороги. Заваливаюсь на свою полку и пытаюсь не думать о том, что я сейчас совершил.

Парнишка возвращается. Садится у меня в ногах, что весьма меня удивляет. Я думал, он на пушечный выстрел больше ко мне не подойдет.

– Олег, я тут подумал… Тебя кто-то предал? Тебе хреново сейчас совсем, решил на мне отыграться? Ну и как, полегчало?