Убийца из города абрикосов. Незнакомая Турция – о чем молчат путеводители - Шабловский Витольд - Страница 26

Следуя этому принципу, Сталин созывает Комитет защиты мира, известный также как “цирк товарища Сталина”. Этот комитет вспоминает о заключенном турецком коммунисте и требует у турецких властей его освобождения. За свободу Хикмета борются известные деятели литературы и искусства левого толка — Пикассо, Неруда и Сартр. А за ними — тысячи людей по всей планете.

В годы Второй мировой войны Турция сохраняла нейтралитет. Однако в холодной войне она выступает на стороне Запада. Турция — единственный член НАТО, имеющий непосредственные границы с СССР. Это провоцирует огромное напряжение. Русские на протяжении многих лет стремятся дестабилизировать ситуацию на берегах Босфора. Они финансируют левых экстремистов, коммунистическую партию, а также воюющих за независимость курдов. Все, что связано с Москвой, вызывает в Турции неприятие. Прежде всего коммунизм.

В 1950 году, спустя двенадцать лет после ареста поэта, турки уступают. Хикмет выходит на свободу. Но через пару месяцев получает повестку в армию. Ему предстоит служить на востоке страны, где температура превышает сорок градусов по Цельсию.

У поэта уже очень давно больное сердце. Ему опасны любые физические нагрузки.

— Я обязан написать, что вы здоровы. Но ваше сердце такой службы не вынесет, — говорит ему врач.

Рефик

У Хикмета нет выхода. Ему необходимо бежать.

Его друг Рефик Эрдуран берет у знакомого маленькую моторную лодку. На ней он хочет вывезти поэта в Болгарию, а там просить для него политического убежища.

Мы встречаемся с Рефиком в стамбульском кафе. Ему слегка за восемьдесят, но он на удивление крепок и полон сил.

— Назым боялся, что я не умею обращаться с лодкой, — рассказывает Рефик. — Но я всему научился. Мой двоюродный брат был капитаном турецкого флота. Я сказал, что проверяю сценарий фильма о контрабандистах, курсирующих между Турцией и Болгарией. Он мне все выложил: где посты, как их обплыть и как не дать болгарским пограничникам себя подстрелить.

Несмотря на это, Назым боится плыть. Спустя десять лет он напишет в “Автобиографии”: “В 1951-м мы с моим молодым другом плыли в пасть смерти”.

— Это поэтический прием, — смеется Рефик. — Был погожий июльский день. На небе ни облачка.

Они курят, чтобы скоротать время. И вдруг на горизонте замечают маленькую точку, которая оказывается румынским кораблем.

Рефик Эрдуран:

— Назым начал кричать, что его зовут Хикмет и что он просит политического убежища. В ответ послышалась брань, потому что весь этот огромный корабль пришлось остановить из-за нас. Только спустя несколько минут они поняли, в чем дело.

Однако вместо того, чтобы приветствовать великого коммуниста, капитан закрыл его в изоляторе.

— По иронии судьбы, на стене висел плакат с его фотографией и подписью: “Свободу Назыму Хикмету!” — говорит Янина Малаховская, подруга поэта.

Несколько часов Эрдурану и Хикмету приходится ждать решения экипажа. Капитан звонит в Бухарест, Бухарест — в Москву. Наконец оттуда поступают указания.

Назым Хикмет попадает в Румынию, а оттуда в СССР, где его ждет восторженный прием. Рефик Эрдуран на маленькой моторной лодке возвращается в Стамбул. Почти четверть века он никому не рассказывает о своем приключении, даже жене.

Сталин

В Москве Хикмета окружают любовью и вниманием. В аэропорту его приветствуют представители власти и выдающиеся советские артисты.

Но никто не отваживается отвезти его к Сталину.

Турок известен своей несдержанностью, а сталинская Москва очень отличается от Москвы его студенчества.

В театрах идут спектакли любимцев Иосифа Виссарионовича. В стране, куда ни глянь, памятники вождю.

Хикмет провел в тюрьме больше десяти лет и не имеет ни малейшего представления о сталинизме. Он удивлен, что Мейерхольда и Маяковского уже нет в живых. Первый, выдающийся режиссер и реформатор театра, был расстрелян в годы репрессий. Второй, феноменальный поэт, погиб при невыясненных обстоятельствах, хотя по официальной версии покончил с собой.

Хикмет еще больше удивлен, когда узнает, что в живых нет многих его товарищей по университету. Им должно было быть не больше пятидесяти. На вопрос, с кем из оставшихся он хотел бы встретиться, Хикмет называет имя Николая Экка[21], кинорежиссера и реформатора кино.

Это вызывает замешательство. Экк в опале, фильмов не снимает, зато страшно пьет, и, как вспоминает Евгений Евтушенко, воняет от него, как от старого пса.

Однако Экка приводят в состояние, в котором его можно показывать заграничному гостю, подпиливают ногти, всовывают букет цветов и везут к Хикмету.

— Что ты сейчас делаешь для кино, дорогой друг? — спрашивает Назым.

— По каким-то причинам в последнее время я сосредоточился на цирке, — отвечает Экк.

Хикмет терпеливо ждет, когда у Сталина найдется для него время. За два дня до назначенной даты он участвует в организованном в его честь торжественном приеме. Он уже достаточно долго находится в СССР, чтобы всем стало ясно, как ему неприятны здешние порядки. Хикмет за километр чувствует лизоблюдство и неискренность. Всю свою жизнь он посвятил борьбе за коммунизм. Но совсем не так себе его представлял.

На приеме Хикмет терпеливо выслушивает хвалебные речи в свой адрес из уст других литераторов и наконец сам просит слова[22]: “Братья! Когда я сидел в одиночке, я выжил, может быть, только потому, что мне снились московские театры… Это была сама революция улиц, перешедшая в революцию сцены. И что же я увидел теперь в московских театрах? Я увидел мелкобуржуазное, безвкусное искусство, почему-то именующее себя реализмом, да еще и социалистическим. А кроме того, я увидел столько подхалимства и на сцене, и вокруг нее… Разве подхалимство может быть революционным? На днях я должен встретиться с товарищем Сталиным, которого глубоко уважаю. Но я, как коммунист коммунисту, скажу ему прямо, что он должен распорядиться, чтобы убрали его бесчисленные портреты и статуи”[23].

Кое-кто от страха попятился к выходу. Распорядитель вечера, чтобы смягчить впечатление от этих слов, бормочет, что Сталину наверняка некоторые памятники тоже не по душе, и быстро провозглашает тост за вождя.

Днем позже Хикмету звонят из Кремля. Товарищ Сталин устами своих придворных сообщает, что страшно занят и вынужден отменить встречу.

Поэт так никогда и не встретился со Сталиным. Но это не значит, что Сталин о нем забыл. Генералиссимус умирает в 1953 году. Два года спустя Хикмет приглашает на свою подмосковную дачу Евгения Евтушенко и другого молодого поэта.

— Он отключил телефон и запер дверь, — рассказывает Евтушенко. — Но история вышибла эту дверь и вломилась в комнату в виде подвыпившего пожилого мужчины, упавшего перед Хикметом на колени.

— Назым, прости меня! — кричал он и плакал. — Я должен тебе кое в чем признаться.

Назым поднял его с колен и ответил:

— Нет, не должен.

Но мужчина настоял на своем.

Когда Хикмет приземлился в Москве, ему выделяют личного водителя. Поэт сразу же сокращает дистанцию. Уже вскоре они становятся друзьями. Ходят друг к другу в гости, порой пропускают по рюмочке.

Меньше года спустя водитель попадает на Лубянку. Его допрашивает сам Берия.

— Ты знаешь, кого возишь? — спрашивает он.

— Великого поэта… Друга СССР, — потрясенный водитель пытается отгадать, о чем речь.

— Никакой он не друг! — взрывается Берия. — Он хочет убить товарища Сталина. Но это мы убьем его! А точнее, ты, — и Берия указывает пальцем на водителя.

Водителя не убеждают ни пытки, ни угрозы. И лишь когда на Лубянку привозят его жену, он соглашается сотрудничать. С того момента днем и ночью он ждет сигнала от людей Берии.