Знакомые кота Егора - Наволочкин Николай Дмитриевич - Страница 5

Летела она над вершинами деревьев и то про себя, то громко на весь лес ругала Тишку: «Ишь, какой нежный! Слово ему не скажи! А что я такого сделала? Ну сказала: «Кошмар!», так не зря же… Каркнула, правда: «Марш отсюдова!», а он сразу бе­жать. Мог и подождать, пока я успокоюсь…»

Так она летела, покаркивая и поругивая Тишку, пока не заметила впереди стаю незнакомых ворон. Они кружились над одним местом, камнем падали вниз, потом опять взлетали и, конечно, орали во все горло.

Еще нельзя было разобрать, о чем они там кричат, но старая ворона догадалась, что стая делит какую-то добычу.

«Ага, подруженьки, сейчас я вам устрою переполох!» подумала она и замахала крыльями.

Сразу подлетать к чужой стае ворона не стала. У поляны, над которой кричали и суетились вороны, она уселась на сухую вершину высокого тополя, отдышалась и осмотрелась. Отсюда сверху хорошо было видно, что стая нашла какое-то погибшее животное и теперь готовилась к пиру.

«Ну, милые мои, держитесь! — обрадовалась ворона. — Теперь и вы узнаете, какой у меня характер!»

Есть у ворон несколько важных сигналов. Ну, например, «Большой сбор!» По этому сигналу все вороны собираются лететь на промысел, когда ранней весной мелеют озера и на отмелях остается много уснувшей рыбы. Есть еще один прият­ный сигнал — «Добыча!» Это значит, что какая-то ворона нашла много еды. Одной ей не справиться, и она, хотя и жалко, приглашает подруг. Сигнал «Тревога!» — похуже. Услышав его, какой бы вкусной ни была добыча, надо отлетать куда-нибудь в сторону и ждать…

Но самый неприятный и самый страшный сигнал: «Спасайся кто может!!!» Состоит он из трех вороньих слов: «Кар-р-р», с тремя «р», еще «Кар-р-р-р», но уже с четырьмя «р», а потом просто: «К-а-а!» Но это «Каа» надо так выкрикнуть, чтобы у тех, кто его услышит, перья поднялись дыбом. И означает этот сигнал: «Беги, спасайся, уноси ноги, а то все — пропала твоя воронья головушка!»

Всем этим сигналам воронята учатся с самого малого возраста. Знают они и строгий закон: ни один из этих очень важных сигналов нельзя подавать зря. А кто нарушит закон, будет сурово наказан или даже изгнан из стаи.

Старая ворона за свою жизнь побывала уже во многих стаях. Из всех стай ее с позором прогоняли. И каждый раз за одно и то же: она нарочно подавала сигнал: «Спасайся кто может!!!»

Ворону за ее провинность клевали, щипали, колотили крыльями. В том месте, где она пролетала, спасаясь от разгневанной стаи, еще долго потом кружились пух и перья. Но даже отсидевшись где-нибудь в чаще и придя в себя, ворона ни разу не решала, что больше так делать не будет. Уж очень ей нра­вилось наблюдать, как после сигнала вороны бросаются кто куда. Одни, выпучив глаза, мчатся над самой землею, чуть не налетая на деревья, другие взмывают в небо и носятся там то в одну, то в другую сторону. Третьи с перепугу залетают так далеко, что потом лишь через день, а то и через два находят свою стаю.

Да, посмотреть есть на что!

Рано или поздно нарушительницу закона разоблачали. Но, несмотря на синяки, царапины и потерянные перья, воро­на вновь ожидала случая, чтобы подать сигнал: «Спасайся кто может!!!»

Вот и сейчас, чуть передохнув, старая ворона во весь дух заорала: «Кар-р-р! Кар-р-р-р! Каа!!!»

Ох, что тут началось! Какой поднялся крик, какой перепо­лох! И вслед за другими воронами, бросившимися врассып­ную, припустила и наша. А то ведь кто-нибудь мог догадаться, что это она подала сигнал, и тогда быть беде.

Торопясь как можно скорее улететь подальше, старая во­рона еще долго слышала за собой испуганные крики. Ее даже обогнали две молодые вороны. «Ну уж эти-то, конечно, заблудятся, и не то что за день, а и за три не разыщут своих», — с радостью подумала ворона-обманщица. Наконец она совсем выбилась из сил, выбрала сучок и опустилась на него.

Старая ворона любила садиться на сухие сучки. С них лучше видно, скорее заметишь опасность, да и тебя могут при­нять за сучок и не станут зря беспокоить.

Где-то здесь неподалеку находилось Круглое озеро. Ос­мотревшись, ворона увидела, что чуть в стороне поблескивает под низким вечерним солнцем вода. Отдохнув, старая воро­на направилась к озеру.

Неподалеку от берега, на зеленой полянке, она сразу уви­дела зайца Тишку. Он скакал с места на место и лакомился своей любимой заячьей капусткой.

Надо было не спугнуть его и хорошенько расспросить. Ворона опустилась на кочку, потихоньку откашлялась и как можно ласковее произнесла: — Пр-ривет!

Вы, конечно, знаете, что голоса у ворон не самые прият­ные. Как ни старалась ворона говорить помягче и поласковее, заяц все равно, услышав вороний голос, подскочил. Тишка, конечно, тут же дал бы стрека­ча, да ворона его просто пора­зила.

— Как здоровье? — спроси­ла она.

— Здоровье? — даже сел от удивления Тишка. — Чье здо­ровье?

Еле-еле сдержала старая во­рона свой характер. Чуть-чуть не крикнула: «Кошмар-р!» Но ведь надо было узнать, что здесь слу­чилось, и она сказала:

— Твое, разумеется. Я спра­шиваю, как твое здоровье, заяц?

Никто никогда не интересо­вался Тишкиным здоровьем. Собаки на него лаяли, вороны каркали, сороки стрекотали. А тут вдруг та самая ворона, кото­рая его недавно прогнала, спра­шивает…

«Какое же у меня здоро­вье? — подумал Тишка. — Ноги не болят. Уши ветром не наду­ло. Насморка пока нет. Значит, хо­рошее». Так он и сказал вороне.

— Прекрасно, — сделала вид, что обрадовалась, ворона. — Береги себя, заяц, не болей, пожа­луйста.

— Ладно, — пообещал Тишка.

— А теперь, скажи-ка мне, заяц, где этот твой большой, а совсем маленький?

— Ушастик-то? А вон там в кустах, — показал Тишка.

— Что он там делает? — с опаской спросила ворона и при­готовилась в случае чего тут же взлететь.

— Лежит, — вздохнул Тишка. — Он же маленький, а мама у него потерялась.

— Так ты же говорил: «большой».

— Эта он ростом только большой, а на самом деле со­всем маленький, — объяснил Тишка. — Он еще травку щи­пать не умеет… Да ты, тетка ворона, сама посмотри.

— Да уж посмотрю, — сказала ворона и перелетела к тем самым кустам, где притаился кто-то и большой, и ма­ленький.

И там она увидела неуклюжего рыжего лосенка. Был он длинноногий и длинноухий. Недаром Тишка назвал его Уша­стиком. А если бы он встал на свои тонкие ноги, то, конечно, был бы намного выше зайца.

— А ну-ка, заяц, притащи ему капустки! — приказала ворона.

— Я уже давал, а он не ест.

— Неси, неси, ишь какой жадина!

Тишка перепугался и кинулся на полянку. Он принес ка­пустки, положил ее перед горбатым носом лосенка, но тот на нее даже не посмотрел.

«Плохо дело, — подумала ворона. — Однако сейчас я покормлю его чем-нибудь повкусней…» Она перелетела на берег озера, походила там у самой воды, нашла дохлого пескаря и притащила его лосенку. Но и дохлого пескаря Ушастик не стал есть.

«Кошмар, — произнесла про себя ворона, — ишь какой привередливый».

Пескаря она тут же склевала сама и отправилась пеш­ком в заросли тальника. Там ей повезло — она поймала боль­шую пушистую аппетитную гусеницу.

— На, — сказала она лосенку. — Уж если эта отличная гусеница тебе не понравится, тогда я просто не знаю, чем тебя кормить.

Однако и на гусеницу лосенок не обратил никакого вни­мания.

Он еще, наверное, и говорить не умел и только шевелил своими рыжими ушами.

«Пропадет, — решила ворона. — Ему же, дурачку, молока надо, а лосиха потерялась. Не над ней ли кружилась стая, ко­торую я недавно напугала?..»

Эти мысли вороны прервал заяц Тишка.

— Не ест, — сказал он. — Молочка бы ему дать.

— Сама знаю, — рассердилась ворона. — Может быть, ты думаешь, что у меня есть собственная лосиха или корова?

И тут вороне пришла в голову интересная мысль. А точ­нее, это был даже план, как помочь беспомощному лосенку.

Солнце уже опускалось за лес. От озера потянуло прохладой. Ворона нахохлилась, ей захотелось в свое гнездо. Ведь она уже много лет была старой и любила тепло, а не прохладу. Да и план надо было хорошенько обдумать, и зав­тра же утром выполнить. А думается лучше всего дома в своем гнезде.