Книга Черепов - Сильверберг Роберт - Страница 36

Оставив одежду на берегу, мы пошли по шатким плоским камням к самой глубокой части потока; первым Карл, потом Джим, а за ними и я. Мы прыгнули в воду, поплескались минут двадцать, а затем вышли и сели на берегу, чтобы просохнуть, поскольку полотенец у нас не было. Для меня это ощущение было в новинку: сидеть голым среди голых людей, когда вода не скрывает тела. И мы смотрели друг на друга. Карл, который был на год старше нас с Джимом, уже начал развиваться, яйца у него были побольше, и темные волосы уже проглядывали — у меня тоже имелось немного волос, но, поскольку я был светлым, их не было видно — а он гордился тем, что имел, и лежал вверх животом, выставив на обозрение свое хозяйство. Я поймал его взгляд, направленный на меня, и попытался представить, о чем он думает. Может быть, критически разглядывает мой конец, потому что он такой маленький, в то время как у него самого вполне мужской член? Но, как бы там ни было, хорошо лежать на солнце, прогревающем теплом кожу, подсушивающем ее, покрывая загаром бледный пах. А потом вдруг Джим взвизгнул, с хлопком сомкнул колени и прикрылся рукой. Я оглянулся и увидел Сисси Мэдден, которой, как я думаю, было тогда лет шестнадцать-семнадцать. Она выехала прогулять лошадь. Ее вид запечатлелся у меня в мозгу: пухлая девушка-подросток с длинными рыжими волосами, с большими веснушками, в тесных коричневых шортах, в белой рубашке, из-под которой практически вылезали ее объемистые груди. Она сидела на чалой кобыле с провисшей спиной, смотрела сверху на нас троих и смеялась.

Мы вскочили на ноги — Карл, я, Джим, один, другой, третий — и помчались как дикари, зигзагами, все в разные стороны, отчаянно пытаясь спрятаться в такое место, где Сисси Мэдден не видела бы нашу наготу. Я вспоминаю эту острую потребность, необходимость укрыться от ее взгляда. Но прятаться было почти негде. Единственные деревья находились позади нас, ниже той заводи, где мы плавали, но Сисси именно там и была. А впереди росли лишь низкие кусты и высокая трава, но недостаточно высокая. Мы ничего не соображали. Я пробежал сто, двести ярдов, поранил себе ноги, мчался изо всех сил, а моя маленькая пиписка хлопалась о бедра — я никогда еще не бегал голым, и теперь начал понимать, насколько это неудобно — и наконец бросился лицом в траву, свернувшись клубочком, спрятавшись, как устрица. Стыдно было невыносимо. В такой скрюченной позе я оставался минут пятнадцать, пока не услышал голоса и не понял, что Карл с Джимом меня ищут. Я осторожно поднялся на ноги. Они уже оделись, а Сисси не было видно. Мне пришлось возвращаться голым обратно к ручью за своей одеждой — казалось, я прошел несколько миль, и мне было стыдно даже рядом с ними, уже одетыми, в то время как на мне еще ничего не было. Я повернулся к ним спиной, чтобы одеться. Через четыре дня я увидел в кинотеатре Сисси Мэдден, болтавшую в фойе с Джо Фолкнером. Она мне ухмыльнулась и подмигнула, а мне захотелось сквозь землю провалиться. Сисси Мэдден видела мою штуку, сказал я себе, и эти пять слов прокручивались у меня в голове миллион раз во время фильма, и я не замечал даже, что происходило на экране.

Но тот стыд, который я ощутил в одиннадцать лет, это смятение из-за полусформировавшегося пениса скоро прошли. Я подрастал, развивался физически, и у меня больше не было причин стыдиться своего тела. Я помню не одно купание голышом, и никогда я больше не волновался насчет плавок. Иногда с нами ходили даже девчонки, целая компания, четыре девчонки и пять парней, и мы деликатно разоблачались за разными деревьями, девчонки там, ребята здесь, но потом все одновременно бешено мчались к ручью, тряслись и болтались наши принадлежности и их сиськи. А в воде, когда все прыгали вокруг, очень хорошо было видно. Лет в тринадцать-четырнадцать, мы иногда уже спаривались в первых неуклюжих опытах совокупления. Я вспоминаю, что так и не мог преодолеть своего изумления по поводу того, что девичьи тела выглядят так, как они выглядят, что у них пусто в нижней части живота, что там ничего нет. И бедра у них шире наших, и ягодицы больше и мягче, как округлые розовые подушки. И сколько бы я ни купался голышом, уже став подростком, я всегда вспоминал, как купался с Карлом и Джимом, а Сисси Мэдден смеялась над моей дурацкой стыдливостью. Особенно в тот раз, когда с нами пошла Билли Мэдден: она была нашего возраста, но очень напоминала свою старшую сестру. Стоя голым рядом с Билли на краю ручья, глядя на веснушки, спускающиеся во впадину между ее полными грудями, на глубокие ямочки на ее обширном заду, я каким-то образом ощутил, что весь стыд той встречи с Сисси теперь отменяется, что сама нагота Билли сравняла счет между мной и девчонками Мэдденов, что все это уже не имеет никакого значения.

Думая обо всем этом, дергая сорняки на грядке с перцем, в то время как мою голую задницу пригревало восходящее солнце, я обратил внимание и на то, что в глубоких закоулках моей памяти ворочаются другие воспоминания, события давних времен, темные и неприятные, полузабытые, о которых не хотелось вспоминать. Целый клубок воспоминаний. О том, как я был голым в другие дни, с другими людьми. Мальчишеские игры, часть из которых вовсе не были невинными. Непрошеные образы ревущим потоком весеннего половодья нахлынули из моего прошлого. Я застыл на месте, меня обдавали волны страха, мышцы напрягались, тело лоснилось от пота. И нечто постыдное произошло со мной. Я ощутил знакомую пульсацию внизу, почувствовал, как он начинает твердеть и подниматься. Я взглянул туда: да, да, так и есть, встает. Я чуть не умер. Мне хотелось броситься лицом на землю. Это было, как в тот раз, когда Сисси Мэдден увидела нас во время купания, когда мне пришлось голым возвращаться к ручью, с уже одетым Карлом и Джимом и впервые ощутил по-настоящему, каково быть голым и охваченным стыдом среди тех, кто в одежде. И снова это повторяется: Нед, Эли, Тимоти, все братья в шортах, а на мне ничего, но мне было все равно, пока вдруг это не началось, и я не почувствовал себя выставленным на всеобщее обозрение, как по телевидению. Они все будут смотреть на меня, увидят, что я возбудился, будут гадать, что привело меня в это состояние, какие грязные мысли бродят в моей голове.

Куда мне спрятаться? Как прикрыться? Видит ли меня кто-нибудь из них?

Похоже, никто пока не видит. Эли и братья далеко вдоль ряда. Лениво двигающийся Тимоти остался позади. Близко только Нед, футах в пятнадцати за мной. Поскольку я стою к нему спиной, мой срам скрыт от него. Я уже чувствовал, что у меня начинает опускаться: еще немного, и я вернусь в нормальное состояние и смогу как ни в чем не бывало пройти вдоль рядка к тому дереву, где висели шорты. Да. Опустился. Все в порядке. Я повернулся.

Нед, застигнутый врасплох, дернулся, чуть не подскочил, когда я встретился с ним взглядом. Лицо его стало малиновым. Он отвел глаза. И я понял. Мне не надо было смотреть на выпуклость на его шортах, чтобы догадаться, о чем он думал. Минут на пятнадцать или двадцать он отдался полету фантазии, разглядывая мое тело, созерцая мои ягодицы, время от времени выхватывая взглядом и другие прелести. Лелея свои игривые гомосексуальные грезы насчет меня. Что ж, в этом нет ничего неожиданного. Ведь Нед и есть голубой. Нед всегда желал меня, хоть ни разу не посмел забросить удочку. А я выставился перед ним, весь полностью, вводя его в искушение, провоцируя. И все же я был ошеломлен этим выражением неприкрытого вожделения, так недвусмысленно отразившемся на его лице: это потрясло меня. Быть столь желанным для другого мужчины. Быть объектом его томления. И он казался таким оглушенным, обескураженным, когда я прошел мимо него, чтобы забрать свои шорты. Будто его поймали за руку, выявив его подлинные намерения. А какие, скажи ради всего святого, намерения выявив я? Мои намерения торчали передо мной на шесть дюймов. Мы угодили здесь во что-то очень глубокое, мерзкое и сложное. Это страшит, меня. Уж не голубые ли позывы Неда проникли в мою голову за счет какой-то телепатии и подняли со дна, памяти ощущения застарелого стыда? Ведь странно, что я возбудился именно в этот момент. Господи Иисусе. Я-то думал, что понимаю себя. Но продолжаю обнаруживать, что ни хрена наверняка не знаю. Даже кто я такой. Какой именно личностью хотел бы стать. Экзистенциальная дилемма, верно, Эли, верно? Выбрать свою собственную судьбу. Мы выражаем свою индивидуальность посредством нашего сексуального Я, правильно? Не думаю. Я не хочу так думать. И все же я не уверен. Солнце припекает спину. Несколько минут у меня был такой стояк, что теперь больно. А Нед тяжело дышит у меня за спиной. И прошлое продолжает во мне свой круговорот. Где сейчас Сисси Мэдден? Где Джим? А Карл? Где Оливер? Где Оливер? О Господи, Оливер, по-моему, очень-очень больной мальчик.