Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды - Славачевская Юлия - Страница 27

И еще в перерыве между своим именем пару раз мне почудилось полузадушенное:

– Только бы это не кончилось! Только бы это никогда не кончилось!

Я терлась щекой о его грудь, подавалась под его ласками, целовала, извивалась и стонала, пока обезумевший Диего не сорвал с меня жалкие остатки стриптизерских лепестков.

Мне хотелось закричать: «Сейчас! Не медли!»

Мой мужчина дышал словно загнанная лошадь. Полузакрытые глаза и мучительно сцепленные зубы могли рассказать и об экстазе, и о страдании.

И тут…

«Скажи мне правду, атаман!» – заорал мой телефон.

Диего вполголоса выругался по-испански, долго и заковыристо. Выругался так, как я от него ни разу не слышала, было там и знакомое puta, и еще какие-то неизвестные конструкции, и даже что-то вслед из американского, русского и португальского.

– Не бери, – умоляюще прошептал Диего, удерживая меня в сладком омуте.

Поздно! Я очнулась. Вовремя очнулась!

Настал момент холодного душа…

– Не надо. – Неимоверным усилием воли я высвободилась из его рук и сбежала, заливаясь молчаливыми слезами и схватив самый противный в мире телефон. Спасительный телефон.

Будь оно все проклято!

– Да, Лёна, – поднесла я трубку к уху, запираясь в ванной. Дико грохнула об косяк дверь в комнату Диего. Через каких-то десять секунд точно так же хлопнула входная…

Я осталась одна… Как всегда. Пока жив Рамон, ничего не изменится.

– Ты меня слушаешь? – встревожилась подруга.

– Да, слушаю, – прикусила я внутреннюю сторону щеки. – Новости?

– К сожалению, – мрачно сказала Лёна. – От Эйдена пришел пакет для тебя. Еще три кандидата. Начинаешь на следующей неделе. Срок – десять дней.

– Мило, – пробормотала я, чувствуя себя безумно старой и разбитой, словно бабушкино корыто.

– Это все, что ты можешь сказать? – взорвалась подруга. – Даже я понимаю, как все это на тебе отразится! И…

– Извини, – оборвала я ее речь. – Я… потом позвоню. – И отключилась.

Стекла на пол, закрывая лицо ладонями. Если я одна, то стесняться некого. Можно дать себе волю… Сама не помню, как добралась в спальню.

Утром меня разбудила стуком в дверь Натка:

– Мария, вставай немедленно! А то твоя «Куда ты, тропинка, меня привела!» доведет меня до цугундера!

Я с трудом разлепила опухшие от слез веки. Сползла с кровати, накидывая на себя халат, и открыла дверь. За ней находилась недовольная хранительница с моим телефоном, который, судя по внешнему виду, был как минимум прокручен в мясорубке.

– Эта дьявольская игрушка орет уже второй час! – сунула мне в руки трубку Натка и развернулась.

– Погоди, – остановила я ее. – Где Диего?

– Понятия не имею, – бросила на меня через плечо пристальный взгляд хранительница. – Но дома точно не ночевал.

– Ясно, – вздохнула я. – Могу я рассчитывать на чашечку кофе перед тем, как отправлюсь на свидание с Вольдемаром?

– Рассчитывать ты можешь, – кивнула женщина. – А пойти – нет!

– Почему? – удивилась я, просматривая пропущенные звонки. Тридцать две штуки.

– Потому что без присмотра не пойдешь! – хмыкнула Натка. – Тебя только пусти! Или разнесешь чего, или вляпаешься во что-то… в кого-то.

– Диего нет дома, – напомнила я ей.

– Позвони ему, – посоветовала женщина, складывая на груди руки. – Чай, пальцы не отсохнут?!!

– У меня уже отсохло все, – буркнула я, протискиваясь мимо нее в кухню. – Не буду! Если он где-то шляется, значит, ему там хорошо!

– Или плохо, – заметила умудренная опытом хранительница, следуя за мной.

Передо мной поставили чашку с кофе и булочки. Я поблагодарила, собралась с духом и приготовилась звонить Вольдемару.

– Я с тобой пойду! – внезапно заявила Натка, решительно снимая фартук и сдергивая алую косынку в белый горошек. – Я, конечно, не Диего, но мускулами поиграть тоже могу!

Собранный с трудом бойцовский дух упал ниже плинтуса и не отсвечивал.

– Какими? – чуть не подавилась я сдобой.

– Вот этими, – постучала себя Натка по лбу. – Действуют гораздо эффективнее.

– Я тебя заклинаю, – сделала я умоляющие глаза. – Сиди дома! Мне нужно оставить Вольдемара в живых.

– Посмотрим, – пробурчала Натка, начиная яростно тереть морковку.

А я все же позвонила Вольдемару.

– Мария! – обрадовался он мне как родной. – С вами все в порядке? Вы так долго не отвечали на звонки.

– Проспала, – простодушно сказала я, насыпая себе в кофе две ложечки сахару. Подумала и добавила еще одну – подсластить пилюлю.

– Это чудесно! – непонятно чему обрадовался мужчина. – Можем ли мы сегодня с вами увидеться?

– Конечно! – выродила я нужный энтузиазм. Судя по состоянию моего организма – роды были трудными. – А где?

– Предлагаю на свежем воздухе, в Центральном парке, – пропел траченный молью ловелас. – В два часа дня устроит?

Я бросила взгляд на кухонные часы, из которых вместо кукушки выскакивали серп и молот.

– Давайте в три, хорошо?

– Буду ждать у входа, – с придыханием заверил Вольдемар и отключился.

Я зажгла конфорку и засунула туда руки, приводя в порядок душевное равновесие. Чмокнув Натку в щеку, я пошла приводить себя в порядок… Хотя бы внешне.

В полтретьего, полностью готовая к труду и обороне, я заглянула на кухню и сообщила:

– Я ухожу!

– Скатертью дорога! – пожелала мне хранительница.

– Натка, – предупредила я ее, – чтобы я там тебя не видела!

– Где? – фыркнула женщина, орудуя ложкой в кастрюле. – Иди уже. Не увидишь.

– И славненько! – обрадовалась я.

Внизу меня уже ждало такси. Звонить Диего мне не хотелось категорически. После вчерашней сцены я просто не знала, что ему сказать. «Прости» – глупо. «Забудь» – пошло. «Давай повторим» – смертельно!

Такси привезло меня к входу в Центральный парк города в полностью растрепанных чувствах.

– Мария! – подскочил ко мне Вольдемар с тремя гвоздиками в мятом целлофане. – Это вам!

– Спасибо! – Я с ужасом уставилась на замученные неволей цветы, мысленно возблагодарив свои темные очки и широкополую соломенную шляпу.

Собираясь на свидание, я выбрала платье в стиле кантри – бело-бежевые тона с коричнево-золотистым кружевом. Дополняли образ золотистые босоножки на плоской подошве и белая шляпа от солнца в тон такой же сумочке.

– Вы прекрасно выглядите! – сообщил мне Вольдемар, целуя кончики пальцев.

– Вы тоже! – улыбнулась я, не кривя душой. Шрамы украшают мужчину. Даже искусный грим не мог замаскировать многочисленные синяки.

Кстати, все остальное, скрытое белыми летними брюками из льна и бежевой рубашкой, смотрелось достаточно стильно. Наверняка уже истратил подарочный сертификат. Потому что, судя по его досье, наш Вован предпочитал складывать нечестно нажитые деньги в кубышку, держа в черном теле жену и сына.

– Прогуляемся? – предложил он мне согнутую в локте руку. – А где ваш бессменный страж?

– У него сегодня выходной, – вздохнула я. – Так что мы с вами сегодня наедине.

– Какая замечательная новость! – воодушевился мужчина и повел меня в глубь парка по выложенным серым камнем дорожкам.

В парке царило умиротворение.

Бегали и играли дети в ярких одежках. Лежала на траве молодежь, перекидываясь украдкой взглядами. Кто-то играл в волейбол, кто-то катался на скейтах и на роликовых коньках. Люди постарше сидели на скамейках под развесистыми деревьями или чинно прогуливались по аллеям. Красота.

Здесь особо ощущался мой отрыв от нормальной жизни. Когда я в последний раз сидела с книжкой на траве у пруда? Ела мороженое на весу, чтобы не запачкаться? Шушукалась с подружкой, бросая любопытные взгляды на ребят неподалеку? В прошлой жизни, которой и не было… Не успела я тогда и не могу сейчас…

– Вы что-то сказали? – очнулась я от раздумий, уловив в голосе спутника вопрошающую нотку.

– В мечтах витаете? – усмехнулся Вольдемар. – Я спросил – не хотите ли посидеть?

– Где ж мне еще витать, – ласково улыбнулась я. – Наедине с таким мужчиной. Давайте присядем.