Голос моей души - Куно Ольга - Страница 25

– Не страдай, – посоветовала я ему на ухо. – Когда ты тащил меня из тюрьмы, последнее, чего я от тебя ждала, – это ухода за моими волосами.

– И что теперь делать? – спросил он, даже не знаю, у меня или у Мирты.

Я собралась было флегматично заявить «да ничего» (действительно, тоже мне проблема), но артистка успела раньше.

– Придется их остричь, – строго постановила она.

– Остричь? – осторожно переспросил Андре.

– Остричь?! – возмущенно воскликнула я.

– Да, именно остричь, – твердо повторила Мирта. – Да вы не бойтесь. Это вернет волосам былое здоровье. А новые отрастут очень быстро, главное – за ними следить.

Я глядела на свои волосы, безнадежно спутанные в многочисленные колтуны. Что и говорить, они пришли в ужасное состояние. И тем не менее отчего-то мне было их ужасно жаль. Тем более Ролен упоминал, что в состоянии стазиса волосы не растут.

В наступившей тишине стало слышно, как стучат по крыше повозки крупные капли.

– Я не знаю, как отнеслась бы к этой идее Эрта, – произнес Андре, завуалировав таким образом адресованный мне вопрос.

– А! Что тут сделаешь? Можете стричь, – смирилась с неизбежным я.

– Ладно, – якобы принял решение Андре. – Стричь – значит стричь.

– Ну вот и хорошо, – одобрительно кивнула Мирта. – Когда остановимся, я этим займусь. А то во время езды рискованно: мало ли, вдруг фургон резко дернется.

Такая осторожность меня бесспорно порадовала.

Мирта слово сдержала и во время привала развила бурную деятельность по приведению в порядок моей головы. Я наблюдала за процессом, беззвучно посмеиваясь над собой: отчего-то я реагировала на каждую падающую на пол фургона прядь так, словно лишалась чего-то по-настоящему ценного. Неужто все это время я ошибалась и в действительности, даже будучи призраком, остаюсь женщиной?

Когда все было кончено, на моей голове стояли торчком короткие, жесткие, черные волосы, в результате чего я слегка напоминала ощетинившегося иголками ежа.

Мирта склонила голову набок, удовлетворенно рассматривая результат своих трудов.

– Могу еще их покрасить, – предложила она. – Например, в медовый или золотистый оттенок.

Я собиралась рассмеяться, но тут Андре неожиданно сказал:

– Отличная идея!

– Что? – напустилась на него я, пока Мирта воодушевленно готовила краску. – А меня спросить ты даже не подумал? Да как ты посмел! Да кто ты такой?!

Моему возмущению не было предела. Я им не декоративный пудель, чтобы так надо мной измываться.

– Успокойся, – тихо сказал Андре, пользуясь тем, что Мирта как раз вышла из фургона.

– Успокойся? – пуще прежнего взвилась я. – А как бы ты отреагировал, если бы над тобой стали проводить такие эксперименты? Не спрашивая, заметь, твоего согласия?

– Вот я бы, кстати сказать, был очень рад, – непонятно ответил Андре. – Для меня это тоже было бы очень кстати, но я понятия не имею, как объяснить такое свое пожелание, не вызывая лишних вопросов.

– Чего? – совсем уже ничего не понимая, протянула я.

– Ты еще не поняла? Новая стрижка и новый цвет волос – лучший способ изменить внешность, не прибегая к радикальным мерам. Ты же сама говорила, что тебя могут узнать, в то время как ты даже не будешь об этом подозревать. А так шансов на подобное развитие событий станет гораздо меньше. Конечно, если внимательно приглядываться, то хорошо знакомый человек все равно тебя узнает. А вот тот, кто увидит мельком, скорее всего ничего не заподозрит. Цвет волос – это первое, что бросается в глаза.

– М-да, ты, пожалуй, прав, – вынужденно согласилась я. – Ну ладно, так уж и быть, красьте.

– Ну вот и хорошо, – заключил Андре.

Вот так, вместо длинных темных волос я за каких-то полчаса получила короткие и светлые. Долго смотрела на свой новый облик. Да, Андре определенно прав: я изменилась чуть ли не до неузнаваемости. И это действительно в моих интересах. Вот только когда я вглядывалась в свое лицо, меня волновало совсем другое. Я все силилась понять: идет мне новая прическа или нет? Вообще-то сколь ни удивительно, но вроде бы неплохо. Длина, конечно, совершенно неприемлемая, но… есть в ней что-то смелое. Дерзкое. Вызов. И мне это нравилось. И отчего-то на секунду представилось, как я, живая, целая и невредимая, вот с такой вот прической дерзко смотрю в глаза Йораму альт Ратгору… Впрочем, это было лишь мгновение.

– Что это здесь такое? – спросил недовольный голос.

За то время, что я провела в задумчивости, в фургон забрался Ян, и теперь с недовольным видом оглядывался кругом. Здесь действительно царил беспорядок: на полу фургона все еще валялись отстриженные волосы, а также ножницы, полотенце, сосуд с краской и магический камушек, похожий на маголёк, но только белый, прекрасно развеивавший любые запахи.

– Что вы тут устроили? – повторил Ян, переводя подозрительный взгляд с Мирты на Андре и обратно.

– Я сейчас уберу, – совершенно спокойно сказала Мирта.

И привстала, собираясь выполнить обещание.

– Подожди, – остановил ее Ян и обернулся к Андре: – Выйди, мне надо поговорить с женой, – заявил он.

Мирта поморщилась, недовольная таким бесцеремонным обращением к гостю, но Андре возражать и огрызаться не стал, легко спрыгнув на землю. Я собиралась последовать за ним, но задержалась, в очередной раз оглядывая свое лицо в обрамлении новой прически. А Ян между тем приблизился к Мирте и, не утруждая себя обещанными разговорами, поцеловал ее в шею и потянулся к шнуровке платья.

– Ян, подожди! – Мирта попыталась отстраниться. – Что, прямо здесь?

– А где же еще? – удивился он, продолжая стаскивать с нее платье.

– Но мы же не одни…

Мирта покосилась в мою сторону.

– Чепуха, она ничего не видит и не слышит, – отмахнулся Ян, и на словах, и на деле наставая на своем.

Оторвавшись наконец от разглядывания собственных волос, я вылетела наружу. Не из скромности и не от смущения, а исключительно из уважения к Мирте.

Прошло еще три дня. Мы медленно, но верно продвигались к границе. Представления возобновились – состояние Розалии существенно улучшилось. Джей, правда, пытался подольше удержать ее в постели, но артистка саркастически заявила, что уж кого-кого, а измученную горем мать она со своим серым цветом лица и синяками под глазами сыграет на ура.

После каждого представления повторялась приблизительно та же история, что и после первого увиденного нами. Ян под простеньким предлогом или и вовсе без оного уходил с места нашей стоянки, развлекался с какой-нибудь девушкой из публики, а затем возвращался назад. Мирта о причинах его ухода явно догадывалась. Она ничего на этот счет не говорила, но все было и так видно по ее лицу и мимолетным взглядам, которые она бросала на мужа.

Потом они и вовсе разругались из-за какого-то пустяка. Ян, вставший в тот день не с той ноги, накричал на Мирту из-за плохо зашитого рукава, и ушел в деревню, в переносном смысле слова хлопнув дверью. Хлопнул бы и в буквальном, да только дверей в фургонах не имелось. А Мирта осталась сидеть на траве возле костра и глотать слезы.

Так случилось, что, помимо Андре, поблизости в тот момент никого не было. Мой спутник сидел, искоса поглядывая на артистку.

– Ну подойди к ней! Скажи что-нибудь! – возмутилась его бездействием я.

– А что? – пожал плечами Андре, не сдвинувшись с места.

– Вот что сам думаешь, то и скажи, – посоветовала я.

– Что сам думаю? – тихо, чтобы артистка не услышала, переспросил он. – Отлично. То есть ты предлагаешь мне подойти и сказать: «Мирта, твой муж – полное ничтожество, почему бы тебе не послать его куда подальше?» А кто я, собственно, такой, чтобы это ей говорить? Не находишь, что это будет, мягко говоря, бесцеремонно?

– Ты забываешь, что они – не аристократы из высшего света, – возразила я. – Общение у таких людей намного проще и церемоний куда меньше. Тут можно говорить напрямую, и уж за слова поддержки на тебя точно никто не будет в обиде. И я не думаю, что ее сейчас заденет нелицеприятное высказывание в адрес Яна. Можешь еще добавить, что ей давно пора найти ему замену. Вон, например, наш лекарь к ней явно неровно дышит.