Через миллиард лет - Сильверберг Роберт - Страница 16

Оказавшись на свежем воздухе, наша маленькая компания остановилась и принялась выяснять, что же, собственно, произошло. Миррик от всех этих переживаний даже протрезвел. Он отошел немного в сторону, плюхнулся на землю и так и остался сидеть, горестно качая головой и постукивая клыками.

Через час нам позволили вернуться.

– Вот он! – воскликнул доктор Шейн, когда в дверях показался я. – Вот он, наш первооткрыватель! – Следом за мной, смущенный и напуганный, вошел Миррик. – А вот и второй, – радостно приветствовал его доктор Шейн. – Тот, кому удалось включить эту штуку!

Наконец хоть кто-то признал мои заслуги. И, кажется, мне простили проявленную нашей группой хм-м… некоторую торопливость при извлечении столь ценного артефакта. Миррик тоже был полностью амнистирован и восстановлен в правах. Ну кто же может сердиться в такую минуту?

Шар покоился на широкой скамье, на которую мы обычно сваливали трубочки с надписями. Он был совершенно круглым и больше походил на произведение абстрактного искусства, чем на механизм. Разве что большая контрольная панель портила впечатление. На гладкой поверхности между торчащими рычажками и кнопками я увидел свое отражение. Лицо мое было золотым, узким и вытянутым, как в кривом зеркале в комнате смеха. Лори, ты когда-нибудь видела кривые зеркала?

На светлом лике доктора Шейна было написано, что мы стали участниками Большого События. Маленький шумный доктор Хорккк, вдруг притихший, распространял вокруг себя волны удовольствия. Пилазинул не просто разобрал себя, что происходило с ним в довольно частые минуты волнения, он еще умудрился неправильно себя собрать – прикрепил левую ладонь на правую руку и так далее. Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, почему он выглядит как-то непривычно.

По сигналу доктора Шейна вперед вывалился старина 408б. Его глаза часто и лихорадочно мигали по три, что показывало высокую степень возбуждения. Мне казалось, что я вижу, как в голове уроженца Беллатрикса шевелятся мозги. 408б резко кивнул, открыл свой клюв, закрыл, снова открыл и наконец сказал:

– Я могу объяснить вам совсем немного, я и сам не вполне понимаю, с чем мы имеем дело. Это совершенно определенно видеопроектор, но у него нет ни линз, ни вообще каких-либо оптических приспособлений. Для демонстрации фильма этому предмету не нужен экран. Источника питания, кажется, тоже нет. Артефакт управляется вот этим рычажком, – он положил на него щупальце, – который мы обнаружили по чистой случайности. Погасите, пожалуйста, свет. – 408б вытащил из-за спины видеокамеру и несколькими движениями щупалец сфокусировал и включил ее. – Поскольку нам неизвестно, как долго проработает аппарат, а также сможем ли мы найти механизмы, управляющие им, и «уговорить» его повторить уже показанные сцены, все, что сейчас произойдет, будет записываться на пленку.

Он нажал на рычаг.

Из шара поднялся столб зеленого цвета. Он распахнулся, как веер, превратился в шар около двадцати метров в диаметре, захватил почти всю лабораторию. Затем на поверхности сферы появились странные фигуры.

Высшие.

Золотой шар показывал нам панорамное кино, зрелище явно было рассчитано на тех, кто находится внутри проекционного поля. Он выдавал несколько разных последовательных событий. На границах фильмы смешивались друг с другом, и ничего нельзя было разобрать – видимо, за миллиард лет в проекторе что-то расстроилось. Когда кто-то из зрителей поворачивал голову, сюжет, «висевший» перед ним, исчезал и заменялся новым, но некоторые ленты не изменялись.

Было очень трудно воспринять хоть что-нибудь – слишком много происходило вокруг. В первые пять минут я ворочался, как гусь на вертеле, пытаясь охватить все сразу, и очень огорчался, когда очередная сцена исчезала, прежде чем я успевал уловить суть происходящего.

Не завидую ученым, которым придется все это расшифровывать. Слава богу, рядом с шаром стояла видеокамера с круглой линзой и фиксировала все триста шестьдесят градусов кошмара. Единственный способ управиться со слишком плотным потоком информации – это записать все до последнего штриха, а потом разбираться постепенно, по кусочкам, не насилуя свой мозг и органы восприятия.

Через некоторое время я перестал вертеться и сосредоточился на тех последовательностях картинок, что проходили прямо передо мной, хотя, конечно, было обидно пропускать все остальное. Попробую пересказать тебе, насколько смогу, кое-что из увиденных мною сцен.

Первая происходила в городе Высших. По крайней мере, мне кажется, что это был именно город. Я видел движущиеся фигуры – четвероруких двуногих гуманоидов с куполообразными головами, совсем как на медалях. Их кожа глубокого зеленого цвета была усыпана сияющими перекрывающимися чешуйками – вероятно, предками Высших были амфибии. Или нет. Высшие скорее скользили, чем шли, создавалось впечатление, будто они плывут над землей.

Они казались очень легкими и грациозными – не могу объяснить почему.

Город Высших представлял собой лес высоких пилонов, расположенных примерно в пятидесяти метрах друг от друга – я не мог достаточно хорошо оценить масштаб изображения. Высоко над головами прохожих пилоны соединяло что-то вроде натянутой сети, в которой, как пауки в паутине, висели здания, мягко покачивающиеся на концах длинных канатов на разном расстоянии от сети и довольно далеко от земли. Эти воздушные замки чаще имели форму капли, хотя встречались и круглые, и восьмиугольные, и квадратные дома. От здания к зданию тянулись канаты потоньше.

Воздух буквально кишел Высшими, которые скользили вниз, вверх или вбок, держась за канаты, судя по всему, двигавшиеся самостоятельно.

Зелено-золотой солнечный свет, проходя через ячейки сети, придавал городу вид подводного царства.

Пока я смотрел, наступила ночь, в небе вспыхнули тысячи ярких звезд.

Внезапно дома задвигались, заскользили вверх и вниз по канатам, и столь же легко и уверенно скользили Высшие из одного дома в другой. Мне случалось видеть странные сцены, но эта была самой невероятной из всех. Огромные грациозные создания (почему-то у меня сложилось впечатление, что Высшие существенно больше людей), качающиеся дома, зелено-золотой свет солнца и синее дрожащее сияние звезд слились для меня в один затягивающий необычный водоворот.

Повороты камеры усиливали этот эффект. Я думал, что за четыреста лет, прошедших с тех пор, как братья Люмьер соорудили первую кинокамеру, операторы испробовали все способы ведения съемок, и нового в этой области быть не может. Но кто бы ни снимал это миллиард лет назад, он явно не нашел бы общего языка с нашими современными кинооператорами. С публикой, пожалуй, тоже. Тот парень постоянно передвигал камеру, менял ракурс, снимал одну и ту же сцену то сверху, то снизу, то изнутри… Камера так свободно летала по этому странному городу, что я вынужден был ухватиться за край лабораторной скамьи, чтобы не потерять равновесия и не упасть так у меня закружилась голова.

Очень долго, словно во сне, я наблюдал, как странные существа занимаются своими невообразимыми делами, как они скользят вверх и вниз по канатным дорожкам, кланяются друг другу, нежно соприкасаются руками, обмениваются подарками (я видел, как трубочки с надписями переходили из рук в руки) и прямо в воздухе ведут оживленную беседу, которую я не слышу, потому что проектор передает только изображение. Потом я на мгновение отвлекся, и картина на экране изменилась.

Теперь мне показывали один из висячих домов изнутри: большую комнату, залитую красным светом, чьи стены, казалось, были покрыты каким-то живым веществом, чем-то мягким и чмокающим, дрожащим и скользящим, время от времени вспухающим и твердеющим и тут же снова расползающимся по всей поверхности пола или стены.

В комнате находилось девять Высших. Двое свисали на канатах с потолка и, как я решил, были погружены в глубокий транс или вовсе давно умерли и мумифицировались. (Похоронные обряды инопланетян бесконечно странны, а порой даже страшны. Впрочем, наши собственные не менее интересны. Ты можешь объяснить мне, почему человека непременно надо уложить в деревянный ящик и засыпать этот ящик землей?) Трое Высших в дальнем углу не то исполняли медленный и степенный народный танец, не то предавались сексу: они стояли тесным кружком, глядя друг на друга, тесно переплетя руки и прижавшись щеками к головам соседей, и медленно кружились на месте, раскачиваясь, колыхаясь, кружились на месте, кружились… Черт! Меня опять затянуло. Чем же это все-таки они занимаются?