Бездна - Сильверберг Роберт - Страница 68

— Я уже довольно долго стою здесь и смотрю, как он работает, — объяснил священник, когда Лоулер подошел к нему. — Натим копается в этих водорослях, сортирует их, складывает по разновидностям, причем ни на минуту не прекращает своей деятельности… Он кажется таким мягким и безобидным, но где-то в глубине его души таится настоящий ураган. Что вам известно об этом человеке?

— О Гхаркиде? Да ничего особенного. Очень скрытен, говорит мало. Не знаю, где он жил раньше, но на Сорве Натим появился всего несколько лет назад, и, кажется, его ничего не интересует, кроме водорослей.

— Загадка.

— Да, загадка. Я раньше принимал Гхаркида за мыслителя, раздумывающего над Бог знает какой философской проблемой в своем интеллектуальном уединении. Но теперь… Честно говоря, не уверен, что его разум может быть занят чем-то иным, кроме сосредоточенного изучения различных видов морских представителей растительного мира. Ведь так легко, знаете ли, обычную молчаливость спутать с глубиной ума и мудростью. Сейчас я все больше склоняюсь к мысли, что он так же прост, как и кажется.

— Что ж, возможно, — согласился священник, — но я бы очень удивился, если бы это действительно оказалось так. Никогда в жизни не встречал по-настоящему простого человека.

— Неужели?

— Вам может показаться, что многие люди весьма простоваты, но практически — это всегда заблуждение. В моей профессии существует такой момент, когда представляется возможность заглянуть в людские души. Это наступает тогда, когда люди начинают мне по-настоящему доверять или начинают верить, что священник — всего лишь завеса, отделяющая их от Бога. И тогда понимаешь: даже самые простые из них не так уж и просты. Невинны — может быть, но не просты. Человеческий разум даже при минимальной степени развития слишком сложен, чтобы считаться элементарным, то есть простым. Поэтому, простите меня, доктор, я предложил бы вам вернуться к вашей первой гипотезе относительно Гхаркида. Мне лично кажется, что он ищет Бога так же, как это делает каждый из нас.

Лоулер улыбнулся. Вера в Бога — одно, поиски Его — совершенно другое. Из того, что было известно Вальбену о Натиме, можно заключить только одно: он верующий на каком-то фундаментальном, дорациональном уровне своей души. А вот истинный богоискатель — это, конечно же, только сам Квиллан. Лоулера всегда удивляло и даже смешило, насколько люди склонны проецировать собственные желания и страхи на окружающий их мир и наделять их статусом основных законов Вселенной.

Неужели поиски Бога — это всеобщее занятие? Что касается Квиллана, то здесь сомневаться не приходится. Так сказать, у него профессиональная необходимость. Но Гхаркид?! Кинверсон? Делагард? Сам Лоулер?

Вальбен пристально вгляделся в лицо священника. К этому времени он научился угадывать мысли Квиллана по выражению его глаз. У него имелось в запасе два наиболее присущих ему выражения внутренней работы мысли, сменявших друг друга на физиономии. Одно — сама благочестивость и искренность. Другое — холодное, циничное и равнодушное. Священник постоянно менял их, подчиняясь непрестанным бурям, бушевавшим в его душе. И вот теперь Лоулеру показалось, что он имеет дело с благочестивым Квилланом, с Квилланом искренним.

— Значит, вы считаете, я тоже богоискатель? — поинтересовался Вальбен.

— Конечно.

— Потому что могу процитировать несколько строк из Библии? На этом основывается ваше умозаключение?

— А вы считаете, что можете прожить всю жизнь под Его сенью и ни на мгновение не признать факт существования Бога? Ведь такая ситуация автоматически порождает свою противоположность… Отриньте Бога — и вы будете обречены на Его поиски хотя бы с той целью, чтобы наконец выяснить, правы ли вы по поводу отсутствия Господа.

— Гм-м… По-моему, вы сами сейчас находитесь в подобной ситуации.

— Несомненно.

Лоулер взглянул на Гхаркида, продолжавшего терпеливо перебирать свой последний улов водорослей, отсортировывая мертвые ростки и выбрасывая их за борт. При этом он напевал себе под нос незатейливую песенку, лишенную мелодии.

— А если вы и не отрицаете Бога, и не принимаете Его, что тогда? — поинтересовался Лоулер. — Разве в таком случае вас нельзя называть поистине «простым человеком»?

— Думаю, вы так бы его и назвали… Но мне еще никогда ничего подобного не встречалось.

— Что ж, предлагаю вам поболтать с нашим общим другом Гхаркидом.

— О! Но мне уже приходилось беседовать с ним, — ответил священник.

Дождей до сих пор не выпадало.

Рыба вернулась на достаточно близкое расстояние, и теперь Кинверсон мог ловить ее с помощью своих снастей, а вот небеса оставались непреклонными.

Заканчивалась третья неделя их путешествия, и запас воды, что взяли они с собой с Сорве, начал истощаться. Его остатки приобрели неприятный горьковатый привкус. Жители Гидроса воспитывались в условиях ограничения и нормирования всего и вся, но перспектива заканчивать экспедицию на Грейвард с тем, что осталось в их цистернах, изрядно портила настроение.

Конечно, дело еще не доходило до употребления в пищу глаз, крови и спинномозговой жидкости морских животных. Таким методом утоления жажды пользовался Кинверсон во время своих долгих странствий в одиночестве, в течение которых ситуация складывалась иногда не в его пользу. Но и доставать установку для опреснения морской воды тоже не хотелось, потому что она доставляла много хлопот: аппарат работал крайне неэффективно, а сама процедура отличалась утомительностью и состояла в очень медленном и длительном собирании пресной воды буквально по каплям. Все это подходило лишь для самого отчаянного положения.

Но имелись и другие возможности удовлетворения потребностей в питьевой воде. Сырая рыба, богатая влагой и с относительно небольшим содержанием солей, составляла часть обязательного дневного рациона. Лис Никлаус заботилась о том, чтобы очистить и разделать ее на аппетитные порции; но даже при этом условии свежее рыбье мясо быстро всем надоедало и кое у кого начинало вызывать тошноту.

Другой полезный способ — пропитывание морской водой одежды и смачивание ею тела. Суть этого приема заключалась в снижении температуры кожного покрова, а значит — в снижении потребности всего организма в питье. Кроме того, это был единственный способ поддерживать тело в чистоте — простая вода слишком ценилась, чтобы использовать ее для мытья. И вот однажды в полдень небо неожиданно потемнело, и разразилась гроза.