Бездна - Сильверберг Роберт - Страница 25

— Шаликомо — это исключение, — отрезал судовладелец. — Те джилли решили, что на острове слишком много людей, а площадь — маленькая. Они потребовали, чтобы некоторые покинули «плавучие дом». Но обитатели Шаликомо не смогли прийти к соглашению по поводу того, кто должен уехать и кто остаться. Практически никто не уплыл… В конце концов джилли сами решили вопрос о количестве, а остальных просто-напросто убили. Словом, дела давно минувших лет, — заключил Делагард.

— Да, минувших, — согласился Лоулер, — но почему вы так уверены, что такое не может повториться?

— Потому что аборигены нигде больше не проявляли особой агрессивности и враждебности по отношению к людям, — отрезал Нид. — Да, они нас не любят , но и не мешают заниматься своими делами, пока мы находимся на своей половине острова и не становимся слишком многочисленны. Люди собирают бурые водоросли, ловят рыбу в неограниченных количествах, строят здания, охотятся за другими обитателями моря… Словом, делают все, что явно не должно нравиться джилли. Однако они не возражают… И если мне удалось научить нескольких ныряльщиков добывать металлы с океанского дна, от чего выгоду могли бы получить не только мы, но и местные обитатели, откуда я мог знать, что их так выведет из себя гибель нескольких животных во время работы, которую они… они…

— Возможно, вступил в действие принцип последней капли, — предположил Лоулер. — Той самой, что переполняет чашу терпения.

— Хм-м?

— Да, существовала когда-то на Земле такая поговорка, но сие не столь важно… Какова бы ни была причина, случай с ныряльщиками довел джилли до крайней степени раздражения, и теперь они намерены изгнать нас отсюда.

Вальбен на мгновение закрыл глаза и представил, как он сам упаковывает вещи и садится на судно, отправляющееся на какой-нибудь другой остров. В сознании, подобно пульсу, билась одна-единственная мысль:

«Мы должны покинуть остров Сорве… Мы должны покинуть Сорве… Мы должны покинуть… Мы должны…»

— Это потрясло меня, смею вас заверить… Я никак не ожидал ничего подобного… Стоять, прижатым к стене двумя громадными джилли, которые держат тебя за руки, а третий упирается в тебя носом и говорит: «Вы все должны убраться в течение тридцати дней с острова или пеняйте на себя», поверьте, не совсем приятная штука. Что я должен был чувствовать в эту минуту, док, да еще учитывая собственную вину?! Сегодня утром вы сказали об отсутствии совести у некоторых индивидуумов… имея в виду меня… Но ведь вы ни черта не знаете обо мне! Считаете старину Делагарда грубияном, невеждой и преступником, но что вы, собственно говоря, знаете обо мне?! Прячетесь здесь от проблем, напиваетесь до одурения и позволяете себе судить других, у кого в одном мизинце больше энергии и честолюбия, чем во всей вашей…

— Прекратите, Делагард!

— Вы сказали, что у меня нет совести…

— А разве она у вас есть?

— Поверьте мне, Лоулер, я чувствую себя последним подонком, виновником случившегося… Мне ведь тоже «посчастливилось», знаете ли, родиться здесь. Не стоит бросать на меня эти высокомерные взгляды потомка первых переселенцев. Моя семья жила на Сорве с самого начала… Так же, как и ваша. Фактически мы и построили весь этот остров. Мы, Делагарды! И слышать теперь, что тебя выбрасывают, словно кусок протухшего мяса, и вместе с тобой всех остальных… — Интонация речи Нида вновь изменилась. Его гнев затих. Он заговорил тише, появились нотки искренности и почти сожаления о содеянном. — Я хотел бы, чтобы вы знали — всю ответственность за произошедшее беру на себя и собираюсь…

— Постойте, — перебил его Вальбен, поднимая руку, — вы слышите шум?

— Шум? Какой шум? Где?

Лоулер наклонил голову в сторону двери.

— Да, — согласился Нид, кивнув, — теперь и я слышу… Наверное, что-то случилось.

Но доктор, не слушая его, уже вышел из ваарга и поспешно направился на треугольную площадь, разделявшую две группы пирамидальных строений.

На площади располагались три старых, видавших виды здания — по сути, три лачуги, три грязные хижины, — каждое занимало одну сторону свободного пространства между вааргами. Самое высокое строение — школа, стоявшая на небольшом возвышении. На ближайшем из двух склонов, ограничивающих площадь, приютилось маленькое кафе, хозяйкой которого являлась Лис Никлаус, женщина Делагарда. Немного дальше возвышался общественный центр.

Перед школой стояла небольшая группка детей вместе с двумя своими учителями. Перед общественным центром как-то ошалело, словно безумные, неправильными кругами двигались около полудюжины мужчин и женщин.

Лис Никлаус вышла из кафе и, открыв рот, тупо уставилась в пространство. На противоположной стороне площади стояли два капитана Делагарда: приземистый громоздкий Госпо Струвин и худощавый длинноногий Бамбер Кэдрелл. Они находились в начале склона, который вел на это свободное пространство от побережья, и держались за перила, словно опасаясь внезапной приливной волны. Между ними, будто разделяя площадь своей массой, как растерянное животное, стоял неуклюжий торговец рыбой Брондо Катцин, уставившись на свою незабинтованную руку, как будто с ней случилось нечто совершенно невероятное.

Но нигде не было заметно никаких признаков несчастного случая и какой-либо жертвы происшествия.

— Что происходит? — поинтересовался Лоулер.

Лис Никлаус сразу повернулась к нему всем телом. Это была высокая, крупная и полная женщина со спутанными соломенного цвета волосами и такой загорелой кожей, что та казалась совсем черной. Делагард жил с ней уже целых пять или шесть лет — со дня смерти своей жены — и не хотел связывать себя новыми узами брака. Возможно, как считали некоторые, он стремился сохранить свое состояние для детей и передать его им, не делясь ни с кем. У Нида выросло четверо сыновей, и все в данный момент обитали на других островах.

Словно задыхаясь, владелица кафе хриплым голосом произнесла:

— Бамбер и Госпо только что пришли с верфи… Они сказали, там сейчас джилли, которые говорят… говорят нам… Делагарду…

Ее речь начала превращаться в какое-то нечленораздельное бормотание.