Штрафная мразь (СИ) - Герман Сергей Эдуардович - Страница 37

Вздыхал Гулыга тяжело.

-Скажу тебе так, людей в России никто и никогда не жалел. Собаку, кошку, лошадь пожалеть могут, а вот человека... ни-ни! И мы тоже... С вохрой спелись и сами как вохра стали.

Слушал Лученков вора и бандита Гулыгу и не верил собственным ушам. Похоже было на то, что тот всю душу себе искогтил на части, роняя за каждой фразой не мат, а тяжёлый вздох, как стон.

* * *

Бывший майор Коновалов уже почти месяц находился в штрафной роте.

Всё это время он воевал, ходил в атаки, ел с остальными штрафниками из одного котелка, спал, накрывшись одной шинелью.

Иногда на передовую попадали газеты, в которых призывали воевать за Родину.

Но это были пустые понятия, красивые фразы, ничего общего не имеющие с такой великой ценностью, как его жизнь.

Он понимал, что выжить все три месяца в условиях штрафной роты почти невозможно. Таких были единицы.

Нужно было как можно скорее придумать, как освободиться от штрафной. Пусть эту войну расхлебывают те, кому положено. Почему именно он должен отдавать свою единственную жизнь за такие призрачные ценности как социалистическая Родина? Там ничего, кроме обломков и теней.

* * *

Вечером Гулыгу вызвал к себе командир роты. В его блиндаже сидели майор Гуськов из штаба дивизии и командир взвода Голубенко. Внутри было тесновато. Пол был устлан лапником. Большую часть блиндажа занимала бочка, приспособленная под печку. Вход завешивался плащ-палаткой – старым и проверенным красноармейским средством защиты от холода и непогоды.

На бочке стоял горячий, закопчённый чайник, и Гуськов прихлёбывал из кружки кипяток. На столе перед ним лежали маленькие кусочки колотого сахара. Пот выступил у него на лбу, на щеках, капал с подбородка. Командир роты курил папиросу, выпуская густые струи дыма.

Голубенко сидел рядом, шелестел расстеленной нa коленях кaртой.

Шумно вздохнув майор оглядел Гулыгу.

-Этот что ли?- Сказал майор.- Да он же блатной в жопу. Нельзя его в разведку.

Гуськов с грохотом поставил кружку на стол.

- Ты приказ забыл, капитан? Уголовников в разведвыход, не брать. Только бывших разведчиков, с опытом разведпоисков.

Ротный устал вздохнул:

-А этот то чем вам не нравится? Заводские кассы брал... В побег уходил. Опыт такой имеет, что нам и не снился.

Гуськов не сдавался.

-А вдруг он к немцам уйдёт? Называется, пусти козла в огород.

Гулыга ощерился.

-Ты за метлой следи начальник. А то не посмотрю, что майор. Мне терять нечего.

-Ладно, ладно. Не кипятитесь мужики.- Встал с места ротный. -Приказ я помню, отправлять штрафников в разведку, только вместе с офицером, из постоянного состава роты.

Поэтому, с разведчиками пойдёт младший лейтенант Голубенко. Но неформально за группу отвечает боец переменник Гулыга. Опыта у него на десять разведчиков.

-Ладно, капитан, пусть так. Но если уйдут к немцам — пеняйте на себя,— коротко и с угрозой сказал майор.

Половков пожал плечами и ответил раздраженно:

-Не до пужалок сейчас, товарищ майор.

Поглядев на громоздкий ручной пулемет в руках Гулыги, добавил:

-Оставь его. Возьмешь с собой автомат.

-Я своих ребят возьму, капитан?

-Бери кого хочешь, главное языка притащи.

-К немцам не уйдёшь? - Подал голос Гуськов.

-Я вор, начальник. Немцы мне воровать всё равно не дадут…Так что не соскочу...

Гулыга вышел из блиндажа.

-С гонором у тебя бойцы, капитан!— задумчиво сказал Гуськов.

-С гонором,- согласился Полоков.- Зато воюют хорошо. Разрешите готовить группу к поиску, товарищ майор?

* * *

Группа собиралась в ночной разведвыход. Половков знал, что народ бывалый, сделают всё как надо.

Гулыга весь день готовился к поиску. Вёл наблюдение за нейтралкой, за передовой немецкой траншеей, просчитывал варианты подходов к немецким позициям, изучал складки рельефа местности. Обговаривались все детали взаимодействия в группе, направления движения на отходе, подстраховка, условные сигналы

Половков курил трофейную сигарету перед блиндажом. Рядом переминался с ноги на ногу младший лейтенант Голубенко.

Сделав торопливую затяжку и бросив недокуренную сигарету в ближайший сугроб Половков взглянув на часы и шагнул к блиндажу.

-Все. Долгие сборы, быстрые проводы. Строй людей!— Приказал Гулыге, откидывая полог в проёме двери и входя в блиндаж.

Тот, одетый в белый маскхалат с провисшими коленями, обматывал автомат чистым бинтом, чтобы оружие не выделялось на белом снегу.

После коротенькой паузы, подчеркивающей его самостоятельность он встал и негромко скомандовал:

– Ша, братва! Выходи строиться!

Затопали сапоги, послышались голоса, и тут же, из темного проема дверей, в ночную темноту выскользнуло несколько фигур, нагруженных вещмешками и оружием.

Без лишней суеты построились. Лейтенант Голубенко встал на правом фланге. За ним Гулыга. Кроме них братья- бандиты, Лёха и Саня Семилаповы, карманник Гриша Дрокин.

У каждого за спиной, автомат, в сумках-гранаты, на поясах и за голенищами сапог- ножи.

В вещмешках запасные автоматные рожки, патроны россыпью, на поясе фляги с водой. Нa рукaх теплые овчинные рукaвицы нa тесемке, продетой в рукава.

Младший лейтенант Голубенко собрался докладывать, но ротный нетерпеливым жестом руки оборвал его, спросив:

– Задание всем понятно?

– Так точно, товарищ капитан— за всех ответил Голубенко. Машинально поправил ремень на телогрейке, пробежался пальцами по гранатам, висевшим на поясе, проверил нож.

Вслед за ним разведчики ещё раз проверили снаряжение, всё ли на своих местах. Натянули на головы маскировочные капюшоны.

Холодный ветер сердито и зло дул в их лица, рвал ткань маскировочных халатов и трепал концы верёвочных завязок.

Подошли новый замполит капитан Покровский и старший лейтенант Васильев.

Покровский был в роте человеком новым. До штрафной служил в штабе армии. На передовую его отправили за связь с телефонисткой. На то, что офицеры имели ППЖ начальство зачастую закрывало глаза. Но эта забеременела и просто так уезжать в тыл не захотела.

Написала телегу в политотдел. Выяснилось что у Покровского есть жена, дочь. Дело раздули. Хотели припаять аморалку, бытовое разложение.

В штрафной роте к этому времени освободилась должность. Прежний замполит уехал в госпиталь.

Командование придумало тактически верный ход и сплавило Покровского к штрафникам.

Первое время капитан чувствовал себя не в своей тарелке. Понимал, что обращаться к штрафникам с рассказами про священный долг, присягу, Родину- мать не совсем по адресу.

Играть в карты, ходить в атаку и драться в рукопашной замполит не умел.

Что надо говорить разведчикам перед выходом он тоже не знал. Покровский был в белом овчинном полушубке и с планшетом на боку. Полушубок перетянут блестящим кожаным ремнём На поясе желтела кобура ТТ, из натуральной кожи.

По армейским меркам одет по пижонски. Коверкотовая гимнастёрка, широкие бриджи чуть приспущены к собранным в гармошку хромовым сапогам.

Сам холеный, упитанный, чисто выбритый. Говорил короткими, зычными фразами, будто не беседовал, а подавал команды.

Старший лейтенант Васильев в ватных тёплых штанах и валенках был похож на гадкого утёнкка.

Покровский уже прославился тем, что прибыв в роту, сделал выговор, Васильеву, за то, что его подчинённые ходят небритые и грязные. Самому то начищенному и блестящему, было невдомёк, что на передовой в чистых сапогах долго не выжить.

Васильев выслушал его молча, поджав губы. Потом огрызнулся.

– У них ещё и вши имеются, товарищ капитан. А во во время прошлой атаки двое от страха обоссались и обосрались. Но в атаку бежали и воевали как положено. Я одного даже к медали представил.

Капитан Покровский замолк. У Васильева тяжёлый, очень тяжёлый взгляд. Словно он в тебя целится.

Он выходил из окружения и вынес на себе знамя полка. С тех пор в его взгляде появилось что-то скрытное и опасное, как в глазах волка. Никогда не известно, когда он вцепится в глотку.