Штрафная мразь (СИ) - Герман Сергей Эдуардович - Страница 18

Эти запахи напоминали запахи колхозной шорной, где он любил проводить время в детские годы.

В сгущающихся вечерних сумерках Половков пытался разглядеть в бинокль вражескую оборону. На нейтральной полосе лежало несколько обглоданных трупов лошадей, чёрный остов сгоревшего грузовика и полугусеничного бронетранспортера. Это был результат недельной атаки. Два подбитых танка немцы ночами утащили к себе.

Шевеля губами ротный высчитывал, сколько метров, рота сможет скрытно проползти на брюхе.

Получалось немного. Принимая во внимание отсутствие навыков скрытого передвижения у основной массы штрафников, частоту запуска осветительных ракет вряд ли больше ста метров. Потом бегом. Под кинжальным огнём пулемётов. Мда-ааа! Ситуация!

Половков шевелил губами, словно что-то шептал или молился.

Через цейсовские стёкла смутно проглядывали заросшие бурьяном поле межи, неровные брустверы окопов.

Немецкая траншея шевелилась, жила своей жизнью. Высовывались каски, торчали стволы пулемётов.

Не отрывая от глаз бинокль, Половков поворачивал пальцами окуляры – сначала в одну, а затем и в другую сторону, отыскивая наилучшую видимость.

Перед его глазами порывистый ветер клонил набок стебли сухой полыни, заполняя окрестности заунывными звуками близкой смерти.

Рядом в рыжей телогрейке стоял связной Печерица, переступал с ноги на ногу, согревая, втягивая пальцы рук в коротковатые рукава замызганной телогрейки.

Половков опустил бинокль и приказал Грачёву, поджидавшему его в окопе:

-Командиров взводов ко мне! Живо!

-Есть!

Обдирая и обрушивая шинелью стены узкой траншеи, ротный быстро пошел к землянке, куда уже подтягивались офицеры роты.

* * *

Через пару часов в металлических бидонах принесли спирт. В них была «нарко?мовская норма»— узаконенные Верховным сто грамм водки перед атакой.

Это была та мера милосердия, которую Родина в те страшные дни могла отмерить своим защитникам, идущим на смерть.

В окопы пришёл командир роты. Засел в блиндаже у старшего лейтенанта Васильева.

Взводный воевал давно и своей рассудительностью, умением беречь подчинённых вызывал уважение. Он не суетился перед начальством, был независим в суждениях, командовал четко и всегда по делу. Половков назначил его своим заместителем, хотя и часто одёргивал его за излишнюю категоричность.

Первым прибежал младший лейтенант Голубенко.

Зашуршала плащ- палатка и в землянку потёк холод осеннего рассвета. Голубенко не переступая порога принялся сбивать грязь с сапог. Не поднимая головы, Половков раздражённо бросил:

—Май месяц тебе что ли? Давай заходи!

Голубенко боком протиснулся в дверной проём.

Он был совсем не командирского вида, щуплый, в новенькой, ещё необмятой шинели. В роте был всего лишь третий день. Только что выпустился из училища.

Предыдущему командиру взвода кто-то во время боя выстрелил в спину.

Такое бывало нечасто, но случалось. Штрафники совсем не были агнцами божьими. Если офицер вел себя, как последняя тварь, беспричинно стреляя тех, кто ему не нравился, то шансов получить пулю от подчинённых у него было немало. Могли и в карты проиграть. Что поделать — публика была оторви и брось!

Голубенко начал докладывать звонким детским голосом:

-Товарищ капитан, младший лейтенант...

Чувствовалось, что он волнуется, но старается не показать волнения. На него было приятно смотреть. Руки по швам, слегка сжаты в кулаки. Воротник гимнастёрки застёгнут.

Командир роты сухо оборвал:

-Та-ак… Садись лейтенант!

Вскоре явились командиры второго и третьего взводов. Они почти ровесники, с разницей всего в пару лет и были похожи друг на друга, как сиамские близнецы. Аккуратно перетянутые ремнями, с аккуратно пристёгнутыми погонами, с планшетками на боку, они друг за другом проскользнули в блиндаж. Доложили лаконичной скороговоркой:

-Товарищ капитан, младший лейтенант Привалов по вашему приказанию прибыл.

-Товарищ капитан, лейтенант Степанцов...

Командир роты молча выслушивал скороговорку, смотря на бушующее в печи пламя, бесстрастно кивал головой, рукой давал знак садиться.

Взводные в штрафной роте подобрались надёжные. Половков уже знал это.

Выслушав доклад Степанцова, повернулся лицом к офицерам.

-Ну что ж... Кажется все собрались. Агитаторов взводов я не приглашал. Им поставите задачу самостоятельно.

Шумело пламя в железной печке. Потрескивали прогорающие дрова. Из открытой дверцы выскочил уголёк. Упал под ноги Голубенко. В блиндаже потянуло дымком.

-Товарищи офицеры. Завтра в пять часов утра атакуем немецкие позиции. Получено боевое распоряжение из штаба армии. Надо взять немецкие позиции и удержать их до подхода основных сил. Так что, не теряя времени готовимся к атаке.

В блиндаже притихли. Голубенко смущаясь наступил каблуком на чадящий уголёк. Степанцов вздохнул. Привалов молча расстегнул крючок шинели.

Васильев побледнел и сглотнул слюну. Торчащий кадык на его шее судорожно дернулся.

-Если артиллерия поработает, то может быть, и возьмем,– сказал он.

-Наступаем без артподготовки!- Жёстко сказал Половков.- На это и расчёт. Немцы перед рассветом сонные, атаки не ждут. Расчёт на внезапность.

-Не на внезапность, а на хапок.- Пробубнил Васильев и мрачно предрёк.

-Попомните моё слово. Положат нас завтра всех. В штабе, как всегда экономят на снарядах, рассчитывая штрафниками заткнуть очередную жопу! А нам рассказывают про внезапность! Дай Бог если повезёт и утром опустится туман.

Это уже было чересчур. Споры с подчинёнными не входили в планы командира роты. Такие разговоры не способствовали поднятию дисциплины и капитан сказал с твердостью:

– Попрошу воздержаться от дискуссий! Приказ надо выполнить. Любой ценой.

-Ну вот завтра мы за ценой и не постоим! Заплатим по полной– Не унимался Васильев. – Натанцуемся и наплачемся!

Ротный хлопнул ладонью по столу. Все разом притихли, стало тихо. Половков вынул из кармана часы. Коротко, зло, пресекая любые возражения объявил:

-Так, все! Диспута не будет. На войне у каждого свой приказ, свой рубеж, свои зона и мера ответственности.

Щёлкнул крышкой часов.

-Сверим часы. Без трёх минут девять. Идите к своим взводам. Ждите дополнительных указаний.

* * *

Медленно отступала ночь. Над израненным полем рассеивался предрассветный туман.

В траншее было полно людей. Штрафники молча стояли группами, подняв воротники мешковатых шинелей и отвернувшись от холодного ветра. Люди в насунутых на пилотки касках, сидели на корточках, нянча винтовки в руках. Прижимались друг к другу, стараясь согреться. В темноте светились красные точки самокруток.

Капитан Половков в эту ночь так и не прилег. Вместе со старшиной обходил взводы, проверял наличие боекомплекта и снаряжение. Ротный узнавал знакомые лица, кому-то ободряюще кивал. Отдавал распоряжения:

-Клепиков, пулемёт возьмёшь!

Клёпа тут же метнул из рукава в рукав колоду.

-Обижаете, товарищ капитан. Он всегда со мной!

Половков матюкнулся.

-Вот дал господь бойцов, мля! Одни карты на уме. Отставить пулемёт. Винтовку возьми! Увижу, что в бою менжанулся, уничтожу как класс. Не посмотрю, что вор!

Повернулся к крепкому низкорослому сержанту с рябоватым лицом

- Шабанов, на пулемёт!

-Есть, товарищ капитан!

-Гулыга, держись рядом со своим архаровцами. Отвечаешь персонально за каждого. Спрошу с тебя!

-Без базара, командир!

-Шматко, застегните подсумок. Потеряете патроны!

Половков шёл дальше.

-Всем проверить оружие.- Солдаты расступались, и ему казалось, что вот оно фронтовое братство и совсем не важно, что он офицер, а они штрафники. Главное было в том, что они верили ему и готовы были за ним идти на смерть. Ощущение предстоящего боя, запах опасности и возможной смерти будоражили кровь и пьянили.

Взводный Васильев бережно, аккуратными затяжками добивал папиросу и говорил Голубенко: