Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Квартира без номера (сб.) - Имерманис Анатоль Адольфович - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Гром набил свою глиняную трубку, первый клуб дыма пустил не затягиваясь, второй глубоко вдохнул и выпустил через нос.

— Вот это я понимаю! Старик Рутенберг позеленел бы от зависти, угости ты его таким!

— Я этих чертовых фабрикантов вот чем угощу! — проворчал Матрос и тряхнул стиснутым кулаком.

— Что верно, то верно! — согласился Гром. — Сегодня хозяин «Униона» уже получил угощение.

Матрос вынул изо рта самокрутку и в недоумении поглядел на Грома.

— То есть как? Вы ведь только вчера кончили бастовать.

— Так эти негодяи только того и дожидались! — Гром в сердцах так задымил, что голова его исчезла в синеватом облаке. — Приходим сегодня на работу, как уж заведено в воскресенье. На воротах объявление. Дай, думаю, прочту, не зря в волостную школу бегал. Два раза прочитал, три раза прочитал — все то же самое выходит. Уволено полтораста рабочих, все из забастовочного комитета, и даже такие, кто хоть раз мастеру кукиш показали. Через полчаса народ всю улицу запрудил. Далеко ли от Гризиня и Чиекуркална до «Униона»? Даже жены с детишками прибежали. Все разозлились, орут, кулаками грозят. Ребята, кто похрабрее, уже мостовую разбирают, да и камнями по окнам. Разобрало народ так, что слово скажи — и все пойдут! Хоть на губернаторский дворец, хоть на немецкий дом рыцарей, даже на полицейскую префектуру. Вдруг вижу — казаки скачут! Со стороны Александровской летят черной тучей. Братва попробовала их у Воздушного моста придержать, да не додумала баррикаду устроить. Народ врассыпную, а иные прямо на казаков. Такой бойни, как на Карловой улице, не было, а все же десятка полтора человек осталось лежать на мостовой. Сколько им удалось арестовать — не посчитал. Только из революционеров никто им не достался — нас другие прикрыли, силой заставляли убегать. Понимаете, что это значит? Это значит, что народ нас, партийных, считает своей артиллерией, а пушки ведь никак нельзя сдавать неприятелю…

Гром погрузился в раздумье. Да, назрело время вооружить массы. Сегодня он увидел, что без оружия ничего не добиться — силе должно противопоставить силу. Но разве это исключало другие формы борьбы, разве из-за этого можно было забросить агитацию, разъяснительную работу? Побеждает лишь тот, кто убежден в своей правоте, знает, за что он идет в бой. Правильно поступили, решив организовать в Верманском парке митинг протеста.

— Ну, а теперь к делу, — снова заговорил Гром. — Надо ковать железо, пока горячо. Сразу после полудня в Верманском будет большой митинг. Всех боевиков в охранение! Твои разместятся возле самой эстрады.

— Будем вовремя, можешь быть уверен, — отозвался Матрос. — Все, как один! Только… ты же знаешь, насчет револьверов у нас плоховато, — добавил он, словно извиняясь.

— Вот об этом я и думаю. Возьмешь у меня бомбу. Я буду сидеть у Кунцендорфа на веранде. Всё!… — Гром посмотрел на часы: — Еще одну трубку, и пойду, некогда.

Он набил трубку на этот раз махоркой, выкурил до конца и энергично поднялся.

— Ну, ничего не поделаешь. В случае, если Лихач подойдет, передай ему, пусть шпарит бегом к Черному Петеру. Он знает. Только боюсь — ему уже не поспеть: всего час остался.

— Черный Петер? Это тот маленький жестянщик, что всегда приходил к брату? — поинтересовалась Дина.

— Он самый! Ты ведь его знаешь, и он тебя тоже! Да тебя мне сам бог послал! — обрадовался Гром. — Пойдешь к нему и передашь от меня привет, скажешь: «Не бывать грому без молнии», заберешь от него орехи — там штук шесть будет, навряд ли больше. Черный Петер никого постороннего к себе не впустит, да и не имеет права пускать, а я, сама видишь, еще ребятам все растолковать должен. Ровно в двенадцать жду в Верманском… Но если боишься, так скажи прямо…

Дина не дала ему докончить:

— Где он живет?

— Деревянный домишко в самом конце дамбы. Постучишь в ставень второго окна. — Гром поднялся. — Ну, счастливо!

За пятнадцать минут Дина управилась, забежала домой, оставила там чемодан и теперь шагала по Балластной дамбе с висевшей на руке картонкой. Она еще не чувствовала тяжести бомб, однако на сердце было тревожно. Не прошло и двух часов, как она в Риге, а вот уже выполняет боевое задание. Дине казалось, что она вовсе не покидала этот город, охваченный революционной борьбой. Жизнь в Льеже с ее мелкими невзгодами сейчас представлялась далеким сном, однажды увиденным и исчезнувшим навсегда. Ее настоящее место здесь, в боевом строю рядом с товарищами. Однако несправедливо было бы совсем вычеркнуть из жизни месяцы, проведенные в Бельгии, — там она нашла свою любовь, Эрнеста!

Вспоминая эти неповторимые дни, Дина счастливо улыбалась. Тогда можно было предаваться мечтам… А сейчас она в Риге, выполняет боевое поручение.

Что сказал бы Атаман, знай он о том, что ей предстоит? Дина внезапно почувствовала уверенность, исчезли девичьи тревоги, никчемные сентиментальные мудрствования. Ведь Атаман тоже не стал бы волноваться.

Дине не пришлось долго стучаться у окна. Наверное, Черный Петер через щелку в ставнях узнал сестру Фауста, потому что, не дожидаясь пароля, он отворил дверь и пригласил войти. Девушка осмотрелась и в первый момент почувствовала некоторое разочарование — мастерская как мастерская. На полу валялись старые кастрюли, сковороды, тазы и молочные бидоны, некоторые с серебристыми пятнами свежего олова, иные с прогорелыми дырами. Примуса, жестяные трубы, разные ржавые банки дополняли эту хаотическую картину. И сам жестянщик, невзрачный и заросший щетиной, суетившийся среди всего этого хлама, ничуть не походил на таинственного мастера.

— Есть вести от Фауста? — заговорил Черный Петер неожиданно красивым, звучным голосом, благодаря которому в хоре общества «Аусеклис» он пользовался славой лучшего баритона.

— Я от Грома.

Черный Петер вскочил и засеменил мелкими шажками по захламленной комнате. Только теперь девушка заметила, что он хромает.

Перехватив взгляд Дины, Черный Петер стал ей рассказывать:

— Теперь-то уж совсем хорошо, вчера даже на спевку ходил. Ведь почти целых два месяца в больнице пролежал. А могло дело хуже обернуться, не окажись там хороший лекарь, такой, что язык за зубами держать умеет.

— Как это случилось? В стычке?

— Какое там! Прямо здесь, в моей хибарке, когда бомбы заряжал. Одну начинил, взялся за другую, а она ка-ак ахнет, проклятая… Я написал Фаусту — пускай, не мешкая, шлет новый состав, не то со старым никакого спасу больше нет. Покамест динамитом обхожусь. Да только, известное дело, его тоже просто не добудешь. Что солдатики достанут да притащат, вот и весь мой запас. Вчера, к примеру, лишь на пять орешков хватило…

— И я за тем же самым, — наконец Дине удалось перебить мастера. — Гром просит молнию, сколько есть!

— Забирай, забирай! — со вздохом отозвался Черный Петер. — Всего пять орешков осталось. Кто первый приезжает, тому первому и молоть. Только глядите там, в Верманском, без особой нужды добро не переводите!

4

Оркестр исполнял неизвестное Шампиону произведение, захватившее его своей мелодией. Страдания и тоска звучали в этой музыке. Постепенно лицо Русениека прояснилось, на нем появилось мечтательное и немного грустное выражение, взгляд согрелся. Его стиснутые в кулаки пальцы то сжимались, то разжимались в такт музыке. В эту минуту он словно позабыл обо всем, что его окружает. Зато от внимательного взгляда Шампиона не ускользнуло, что в парке и вокруг него назревают какие-то события. С Елизаветинской, с улиц Тербатас и Паулуччи группами приходили люди, совсем не похожие на гулявшую в парке публику. Из политехникума выбежали студенты и смешались с толпой рабочих и ремесленников.

У Шампиона раздулись ноздри. Его прославленный нос, которому был знаком запах гари пылающих бурских поселков и который вдыхал пороховой дым мятежей в Южной Америке, наконец учуял, что близится одно из тех событий, ради которых он оставил Париж.

Он нетерпеливо дернул Русениека за рукав: