Легенда о воре (ЛП) - Гомес-Хурадо Хуан - Страница 56

- Нет, маэстро. Он никому не причиняет зла. В детстве он видел слишком много крови, а когда христиане захватили его в плен и окрестили, поклялся никого не лишать жизни.

Слушая, с какой теплотой Санчо говорит о Хосуэ, Дрейер нахмурился.

- А вы часом не педерасты?

- А что это такое, маэстро?

- Вы сожительствуете друг с другом? В смысле, имеете друг друга в задницу? - высказался Дрейер еще яснее.

Санчо покраснел и покачал головой.

- Вот и хорошо. Я, знаешь ли, не люблю педерастов. Но еще меньше я люблю бездельников, так что нечего ему валяться. Уж мы-то найдем ему дело.

Едва Хосуэ открыл глаза, как кузнец лающим голосом продиктовал ему целый список поручений, которые он должен был сделать. Хосуэ надлежало наколоть дров, убрать золу из очага и натаскать воды для полива огорода. Выслушав указания, негр молча кивнул в ответ.

- Что это с ним? - спросил кузнец. - Он что, немой?

- Да, маэстро. Работорговцы отрезали ему язык.

Дрейер закусил ус. Позднее Санчо узнал, что кузнец это делает, когда хочет скрыть свой гнев или недовольство. Особенно, когда изо рта сами рвутся некие слова, которые он хотел бы загнать обратно внутрь.

- Крепкий тип, - сказал он, дернув рукой, словно пытаясь стряхнуть тот ужас, который сотворили с Хосуэ много лет назад. - От него наверняка будет прок в кузнице и в саду.

- И готовит он отлично.

- Поглядим. Еще не родился человек, который мог бы меня удивить стряпней. Ладно, вели ему делать, что говорю, - указал он на Хосуэ, который кивнул и ушел. - А что до тебя, то давай начнем.

Дрейер пощупал ноги и руки Санчо, тыкая большим пальцем в предплечья и бедра. По его требованию Сачно несколько раз согнул конечности и несколько раз присел.

- Сила у тебя есть, но от гребли руки и ноги у тебя испортились, ученик, - вынес свой вердикт Дрейер. - Мышцы у тебя - как одеревеневшие узлы, фехтовальщик из тебя выйдет не лучше, чем из камня. Сомневаюсь, что из тебя что-то получится, по крайней мере, пока не станешь гибче. Видишь ту тополиную рощу?

Санчо обернулся. В пятидесяти шагах вниз по склону располагалась группа деревьев, которую он скорее угадал, чем разглядел в предрассветном свете. Он кивнул.

- Беги к ней. Собери горсть листьев и возвращайся. И чтобы был здесь раньше, чем дюжину раз повторишь "Отче наш", а не то пожалеешь. Давай!

Санчо в мгновение ока бросился к тополям. Хотя руки и ноги повиновались ему немного с трудом, он тут же почувствовал, что просто летит вниз. Он перепрыгнул через ручей и осознал, сколько времени уже не двигался с такой скоростью, и как по этому скучал. Он вспомнил, с какой радостью бегал по переулкам Севильи, спасаясь от жертвы более сообразительной, чем остальные, или от стражника, более неподкупного, чем другие. Каждый поворот, каждая боковая улочка, которые он замечал краем глаза, знавали победы и интересные истории. Всё это разом пронеслось у него в голове, в порыве, которого нельзя было избежать, и Санчо ускорил бег, словно его ноги обрели собственную жизнь, помчавшись с риском сломать шею.

Когда он добежал до тополиной рощи, ему пришлось встать на цыпочки и вытянуть руки, чтобы добраться до нижних ветвей. Он смог сорвать горсть листьев и со всей скоростью помчался обратно. Возвращение - в гору - не было столь приятным. Оказавшись рядом с Дрейером, он бросил горсть листьев ему под ноги, прерывисто дыша и упав на колени.

- Я прочитал "Отче наш" пятнадцать раз, ученик. Попробуй еще разок.

Санчо поднял голову, не веря своим ушам.

- Маэстро Дрейер!

Кузнец поднял громадную ручищу, и Санчо решил, что тот собирается его ударить, но Дрейер ограничился тем, что показал на зарю, встающую над Севильей.

- Будешь бегать, пока солнце не встанет высоко. Когда принесешь сюда приличную кучку листьев, сможешь позавтракать. Вперед!

Санчо помчался вниз по склону во второй раз и уже без радости.

Полчаса спустя Санчо начал седьмой подъем, с каждым разом ноги становились всё тяжелее, а взгляд затуманивался, и в конце концов он упал на колени и начал блевать. Поскольку он почти ничего не ел, желудок не произвел ничего, кроме желчи и болезненных спазмов. Хосуэ видел его с холма, бросил охапку дров, которую нес, и побежал к Санчо. Но Дрейер преградил ему путь.

Хосуэ пытался его оттолкнуть, но не смог. Сила кузнеца была подстать мощи Хосуэ, несмотря на то, что Дрейер был на две ладони ниже гиганта. Негр пораженно повернулся, потому что никогда не сталкивался с человеком, способным задержать его лишь одной рукой.

- Ты ему друг? - спросил его Дрейер.

Хосуэ кивнул, больше для себя, чем кузнецу, потому что, похоже, тот уже знал ответ и даже не глядел на негра, а смотрел лишь на распростершуюся на дороге фигуру.

- Тогда наблюдай за ним. Если в нем что-то есть, то он поднимется и добежит досюда. А если нет, то я выкину вас обоих взашей. Что бы ни случилось, с этой минуты он должен пройти эту дорогу сам. Ты не можешь ему помочь.

Санчо поднялся, так медленно, что казалось, что он почти не двигается. Сначала он поднял одну руку, а потом другую. Чуть погодя он чуть ли не на четвереньках вполз в дом кузнеца.

XXXIX

Каждое утро Дрейер повторял всё тот же ритуал, гоняя его к тополиной роще.

После этого он позволял ему перекусить хлебом и мясом, прежде чем нагрузить новыми упражнениями. Однажды Санчо пришлось с завязанными глазами взбираться на дерево, чтобы отыскать колокольчик, который Дрейер повесил на ветке, а потом спускаться вниз, не снимая повязки. В другой раз он должен был набрать полную корзину желудей, а потом бросать их по одному то правой, то левой рукой, стараясь добросить как можно дальше. Но самым жестоким испытанием для него стало, когда его заставили снова и снова ложиться и вставать, держа в руках кувшин, до краев наполненный водой.

- Десять раз. Прольешь хоть одну каплю - и можешь начинать сначала, - повторял Дрейер безразличным тоном.

Для Санчо это оказалось непосильной задачей. Он концентрировался как мог, пытаясь не пошевелить ни одним лишним мускулом, но результат был всегда один и тот же. Он испробовал сотню способов, но в одну из попыток жидкость неизбежно проливалась, впитываясь в песчаную почву перед домом кузнеца. Весь их мир ограничился этим пространством у стены кузницы, поскольку Дрейер не позволял им заходить в дом.

- Будь он проклят, - бормотал Санчо и яростно и разочарованно сопел, наблюдая, как сухая земля впитывает воду, оставляя на ее месте высохшую коричневую корку. - Это невозможно!

Каждый день Дрейер смотрел, как Санчо повторяет это упражнение, открывая рот лишь для того, чтобы приказать ему начать снова. Прошли две недели, и юноша уже мог пробегать большие расстояния, не падая постыдно в обморок, как когда приехал. Его ноги больше не кровоточили, и скудная, но регулярная пища, которую готовил кузнец вместе с Хосуэ, придала похудевшему лицу Санчо сходство с покойником.

Но потом Дрейер заговорил, и впервые не для того, чтобы раздать указания, произнося слова четко и монотонно.

- Фехтование, ученик - это не искусство. Это битва, в которой ты должен одолеть врага, Только когда ты поймешь, каков этот враг, ты сможешь по-настоящему владеть шпагой.

Растянувшись на земле с кувшином в шатком равновесии, Санчо не видел лица учителя, но ощутил в голосе кузнеца мимолетный оттенок тепла и человечности, которые до сих пор отсутствовали.

- Маэстро Дрейер...

- Десять раз, ученик. И чтобы ни одной капли на земле, - сухо заявил тот, сожалея о только что сделанном промахе.

Санчо подошел к большому ведру, которое каждое утро наполнял Хосуэ, и погрузил в него кувшин. На поверхности плавали мертвые комары. Он наполнил кувшин и вернулся обратно, почти не отдавая себе отчета, что теперь несет его идеально ровно, словно это превратилось для него в такое же привычное действие, как дыхание. Он поставил ноги вместе и посмотрел на землю, где за его спиной исчезала короткая полуденная тень.