Эпилог (СИ) - Хол Блэки - Страница 57

Мне следовало задуматься в тот момент, когда в кресло напротив опустилась ведущая Анрин Девин — блондинка, повстречавшаяся в переулке Первых аистов перед приемом "Лица года". Она элегантно забросила ногу на ногу, демонстрируя стройные ноги. А может, следовало задуматься, когда в динамиках раздался голос: "Внимание, до прямого эфира осталось десять секунд. Девять, восемь, семь…"?

Но я не задумалась. Меня волновало, правильно ли сижу, умно ли выгляжу и помню ли заученные ответы, хотя нас предупредили, что на случай забывчивости в студии имеется телесуфлер.

Интервью текло по отрепетированному сценарию. Анрин Девин — сообразительная дама — за грязными сенсациями не гналась. Знала, чьи детки сидят на диванчике, и представляла скорость, с коей закатится карьера, вздумай она озвучить скандальную подробность.

"Мы рады приветствовать в нашей студии… Верхняя строчка рейтинга… Чем запомнился уходящий год?"

"Встречей с Эвой… Кто испытывал сильные чувства, тот поймет меня… Это как удар по голове…"

Общий смех. Мэл целует мою ладошку.

"Ох, Егор, у меня зреет уверенность, что вы пропали бесповоротно… Эва, когда вы поняли, что Егор — ваша судьба?"

"Не сразу… Он покорил меня энергичностью и жаждой жизни… И прекрасными результатами по итогам сессии…"

Снова смех на съемочной площадке. Я кладу руку на колено Мэла. Всё продумано до мелочей.

И так далее, и тому подобное. Общение шло по накатанной колее, и присутствие толпы телевизионщиков перестало смущать. Я приободрилась. Осталось пять вопросов мне, пять — моему спутнику, и можно сказать адъёс лощеной Анрин Девин. Получился хороший спектакль с хорошими режиссерами и сценаристами. В нужное время загорится надпись: "Антракт", и кулисы сомкнутся.

На стене почему-то горело табло: "Внимание, прямой эфир". Что значит "прямой эфир"? То есть напрямую от телекамеры к экранам телевизоров?! И мой звонкий чих оглушит уши миллионов телезрителей?! А как же дневной показ для старичков с домохозяйками и бесконечные дубли в случае фиаско? За окном воскресный вечер, и популярную передачу популярной телеведущей смотрит от нечего делать добрая треть страны, если не половина!

"Телезрители — и таковых немало — спрашивают: имеются ли у полюбившейся пары "Егор плюс Эва" планы на совместное будущее…"

Этого вопроса я не припомню. Отклонение от сценария? Бросаю вопросительный взгляд на Мэла.

— Планы имеются… И грандиозные, — выдает он.

В студии опять смех, и я с облегчением выдыхаю.

"Наши телезрители сгорают от нетерпения… Более полугода они следят за развитием… Многие из тех, кто в октябре отдал голоса верхней строчке рейтинга, находятся в недоумении… Быть может, вашим отношениям свойственна несерьезность? — спрашивают они…"

В интервью не предусматривался подобный поворот сюжета. Смотрю беспомощно на Мэла. Он раздумывает, а Анрин Девин доброжелательно улыбается. На ее лице — ни капли подвоха. Вышло недоразумение. Перепутались страницы опросника к интервью. Но подходящей реплики, заранее подготовленной цензорами, нет, а на нас смотрит вся страна. От осознания очевидной истины нервно сглатываю и судорожно стискиваю руку Мэла. Что ответить?

— Что ж, — говорит он весело. — Вот мой ответ для тех, кто сомневается в серьезности наших отношений.

Мэл поднимается с дивана и, преклонив колено, захватывает в плен мою лапку.

— Эва, в присутствии тех, кто собрался здесь, а также иных свидетелей, прошу тебя стать моей женой. Вверяю тебе своё сердце и имя.

Ни грамма театральности. В его глазах плещется искренность и вера в то, что нам удастся с достоинством выбраться из каверзной ситуации. Камера наезжает на диванчик.

Как рассказала позже Аффа, происходящее в студии стало сенсацией, затмив на всю последующую неделю новости со спартакиады и репортажи с конкурса симфонических оркестров. Передача действительно велась в прямом эфире, и камеры то и дело выхватывали лица присутствующих — операторов, ассистентов, ведущей, дэпов. Потому что началась кутерьма. Сперва на экране крупным планом показали меня, донельзя растерянную и ошеломленную. Затем мой подбородок задрожал, я потянулась к Мэлу, и он укрыл меня от настырных объективов телекамер.

— Ты согласна? — спросил Мэл, а я взяла и расплакалась, спрятавшись в его объятиях. От потрясения. Боже мой, на виду у всей страны опозорилась с красными глазами и опухшим носом.

— Ты согласна? — повторил Мэл, обнимая меня, и студия, а вместе с ней и миллионы телезрителей, затаила дыхание. Но мне было не до чужого любопытства. Мой мужчина задал вопрос и теперь ожидал высочайшей резолюции. И я ответила.

— Д-да. Да. Согласна, — сказала и шмыгнула носом, прижавшись к нему. Потому что "нет" прозвучало бы предательством.

Мэл вскинул руку, и над потолком расцвел малиновый сверкающий шар. Вспыхнув ярким светом, он закрутился волчком, осыпая нас тающими блестками.

Студия взорвалась аплодисментами. Камеры метались от одного взбудораженного лица к другому, а Мэл смотрел на меня и улыбался. Народ засуетился. Кто-то принес салфетки. К дивану приволокли столик и принесли графин с водой. Мне сунули в руки стакан. Ведущая возбужденно трещала, заполняя прямой эфир. Дэпы периодически разнообразили кадры пресными физиономиями. Страна по ту сторону экрана прослезилась и зашвыркала в платочки. А oculi umbru[29] еще долго сыпал малиновыми блестками, прежде чем погас с тихим шипением.

29

Так я стала невестой. До мая, — постановил новоиспеченный жених. Полгода, как и полагается по правилам приличия. А к тому времени предстояло совершить невероятное. Подготовиться к свадьбе. И отвертеться от торжества века не представлялось возможным. Результат интервью напрочь перекосил мои планы, связанные с поездкой на побережье.

— Прямой эфир? — удивился Мэл. — Не знал. Меня не предупредили об изменении в расписании передач. А с перечнем вопросов вышла накладка. Нам передали первоначальную версию анкеты. Спутали её с окончательной. Ты расстроилась? Эта… Анрин Девин… спросила, нужно было что-то ответить. Вот я и сказал первое, что пришло в голову.

— Гош, ты молодец, выкрутился. А меня вообще перемкнуло. Сидела, моргала, а на ум ничего толкового не пришло.

Мэлу польстило.

Что ж, коли сказал "а", говори и "б". Предложение Мэла в прямом эфире оказалось покруче скучного обеда с обручением. И главное, без затрат. Мы стали героями колонок светской хроники забесплатно. Зато подготовка к торжеству велась полным ходом, и масштаб предстоящего празднества вверг меня в панику.

— Может, распишемся незаметно, и дело с концом? — спросила я неуверенно, узнав, что мой отец и Мелёшин-старший согласовали список гостей к свадебному банкету в количестве пятьсот человек. Специально нанятый распорядитель праздничной вакханалии встретился с мамой Мэла, и та одобрила дизайн пригласительных билетов. Типография, не медля, запустила в печать карточки с амурчиками и обручальными кольцами в ленточках. Амурчики иллюзорно махали крылышками и сыпали цветочками из корзинок.

— Не получится, — развел руками Мэл. — На нас смотрит вся страна.

И правда, страна нетерпеливо ёрзала в ожидании торжества. Весь институт узнал о предстоящем мероприятии и о "тили-тили-тесте". По телефонам студенток гуляли кадры из телепередачи, бесстрастно зафиксировавшие наши с Мэлом мимолетные жесты: как он целует меня в висок, как мы смотрим друг на друга, как я заботливо поправляю его галстук. Словом, поле непаханое для романтических натур, ожидающих своего принца на белом "Эклипсе". Мэла завалили анонимными признаниями в любви и стихами, подсовывая бумажки под дверь в общежитии или подбрасывая перед лекциями. Привораживать и делать заговоры не решались — боялись меня. Я злилась: ни стыда, ни совести у девчонок. Человек практически женился, а докучливые поклонницы не вовремя активизировались и без устали мотают нервы. Раньше нужно было суетиться, когда жених разгуливал холостым и свободным.