Шпион. Последний из могикан - Купер Джеймс Фенимор - Страница 1

ДЖЕЙМС ФЕНИМОР КУПЕР И ЕГО РОМАНЫ

1

Начало широкой международной известности американской литературы восходит к творчеству Купера. Национальная литература США возникла ранее: она формировалась в годы Войны за независимость, отмеченные бурным расцветом политической поэзии и публицистической прозы. Бенджамин Франклин (1706-1790), первый посол молодой северо-американской республики при французском дворе, был вместе с тем и первым американским философом, естествоиспытателем и литератором, чья слава донеслась и до Европы. Нашли своих читателей не только в США, но и в Англии мрачные романы Чарльза Брокдена Брауна (1771-1810), где нравы и характеры представали в драматическом сцеплении стихийных бедствий и преступлений. Значительно более широкий отклик и на родине, и в Европе получило творчество Вашингтона Ирвинга (1783-1859), в чьей «Истории Нью-Йорка» (1809) и новеллистической прозе («Рип Ван Винкль», «Легенда Сонной лощины» и др.) преобладала совсем иная тональность – шутливый юмор, благодушная ирония и пародийно-бурлескная фантастика.

Романы Купера, однако, еще при жизни писателя завоевали ему мировую известность, затмившую популярность его американских предшественников. При этом – обстоятельство примечательное и многозначительное – слава Купера как выдающегося национального писателя за пределами Соединенных Штатов оказалась и более громкой, и более устойчивой, чем среди его соотечественников. Куперу суждено было на собственном примере убедиться в справедливости старого изречения о том, что «нет пророка в своем отечестве». Одна из главных причин этого драматического конфликта, оставившего глубокий след не только в письмах и публицистике, но и в художественных произведениях писателя, заключалась в проницательности, с какою Купер уловил и осмыслил глубинные противоречия развития американского общества.

В образах его любимейших героев – охотника, следопыта и зверолова Натти Бампо, по прозвищу Кожаный Чулок, и его друзей-могикан, разведчика Гарви Бёрча и других – символически воплотились судьбы народа США.

Литературное наследие Купера огромно: до трех с половиной десятков романов и одна неопубликованная, но поставленная при его жизни комедия («Вверх дном, или Философия в юбке»); многочисленные тома путевых очерков, публицистические статьи, брошюры и книги; обстоятельная «История флота Соединенных Штатов Америки» и примыкающие к ней «Биографии выдающихся американских морских офицеров». Через сто лет после смерти Купера его потомки разрешили публикацию обширного рукописного архива писателя; шеститомное научное издание писем и дневников Купера (1960 – 1968) позволяет полнее представить себе его творческие искания и жизненный путь.

За полтора века, прошедших со времени выхода первых романов Купера, его литературная репутация претерпела некоторые изменения. Нередко в нем видят по преимуществу писателя для юношества: он разделил в этом отношении участь создателей «Робинзона» и «Гулливера», так же как и судьбу своего старшего современника Скотта. Этому способствовали увлекательные сюжеты большинства романов Купера, где действие развертывается стремительной вереницей приключений и герои совершают в каждой главе чудеса храбрости и находчивости, побеждая бурные стихии природы и разгадывая коварство врагов. Но живость воображения сочеталась у Купера с работой пытливой, требовательной мысли. Его произведения поражали современников не только новизной и яркостью жизненного материала, но и глубиной обобщений. Недаром среди восторженных ценителей его таланта были столь взыскательные художники и мыслители того времени, как Бальзак, Белинский, Лермонтов.

Бальзак «рычал от восторга», читая Купера; эпопея Кожаного Чулка восхищала создателя «Человеческой комедии» не только как произведение американского романиста, но и как труд американского историка. Белинский относил Купера к числу немногих «исполинов» современной литературы, а говоря о его роли в развитии повествовательно-эпического жанра, ставил, как и Вальтера Скотта,- в одном ряду с Гомером и Сервантесом. Впрочем, в глазах Белинского Купер был даже выше Скотта,- что, по всей вероятности, объяснялось тем, что в лучших романах Купера русский критик усматривал и больше драматизма, и более резко выраженное критическое отношение к современному обществу. Белинский с особым удовлетворением убедился в том, что Лермонтов разделяет его точку зрения на Купера. «Недавно был я у него в заточении и в первый раз поразговорился с ним от души,- писал Белинский В. П. Боткину 16-21 апреля 1840 г.-…Я был без памяти рад, когда он сказал мне, что Купер выше Вальтера Скотта, что в его романах больше глубины и больше художественной целости. Я давно так думал и еще первого человека встретил, думающего так же».

Джеймс Фенимор Купер (1789-1851) начал писать уже вполне взрослым, сложившимся человеком, успевшим многое испытать, пережить и передумать. Он гордился тем, что хорошо знает Америку, и, говоря о своих зрелых романах, не раз заявлял, что пишет только о том, что известно ему по собственным наблюдениям, хотя и дает волю своему воображению. «Конечно, мои описания несколько поэтичны, как и следует, но в основном они достаточно точны»,-писал он своему французскому издателю.

Купер вырос в поместье своего отца, Куперстауне, на берегу живописного озера Отсего, в шестидесяти двух милях к западу от Олбани, столицы штата Нью-Йорк. Во времена детства будущего писателя здесь, в глуши, пролегала граница между цивилизованными поселениями и еще не освоенными, заросшими девственным лесом землями. Ребенком Купер мог наблюдать здесь тот мир сложных и подвижных человеческих отношений, который ожил впоследствии на страницах его романов. Он видел индейцев – исконных хозяев обманом или насилием отнятой у них земли, вымирающих или насильственно оттесняемых все дальше на Запад; пионеров – «скваттеров», захватывающих участки целины, чтобы, собрав несколько богатых урожаев на вырубках, двинуться дальше. «Закон» крупной собственности, представителем которого был его отец, судья Уильям Купер, гордившийся тем, что от него зависят «сорок тысяч душ» арендаторов, вторгался в существование множества людей, привыкших к вольному, скитальческому образу жизни – и индейцев, и белых охотников, звероловов, странствующих коробейников, скваттеров… Война за независимость США кончилась всего за шесть лет до рождения Купера; ее предания, использованные им впоследствии в романах «Шпион», «Лионель Линкольн, или Осада Бостона» (1825) и других, были еще свежи; а результаты победы, вырванной у англичан героическими усилиями американских фермеров и ремесленников, оказались спорными и сомнительными. Федералисты, к числу которых принадлежал отец Купера, считали опасной и вредной демократизацию общественно-политического строя США. А народ роптал на высокие налоги, на распродажу имущества, конфискуемого за долги, требовал земли и свободы, обещанной ему Декларацией Независимости. Возникали волнения; восстание фермеров под предводительством Даниэля Шейса, всколыхнувшее страну, разыгралось за два года до рождения Купера, в 1786-1787 годах.

Противоречия, не разрешенные Войной за независимость и углубившиеся в XIX веке, нашли отражение в романах Купера, хотя в большинстве случаев и не в прямой, а в романтически преображенной, символической форме. До поры до времени яркие впечатления жизни «на границе» колонизации незаметно откладывались в сознании живого, резвого, шаловливого мальчика,- таким запомнился современникам в его школьные годы Джеймс Купер, предпоследний из тринадцати детей судьи из Куперстауна.

Годы учения Купера в Йельском университете, куда он поступил четырнадцатилетним подростком, были ознаменованы главным образом отчаянными проказами; обдумывая их, будущий романист проявлял неистощимую изобретательность. После того как он взорвал запертую дверь, заложив заряд пороха в замочную скважину, его исключили из университета. Как вспоминал один из его педагогов, Джеймс Купер «был довольно своенравен, терпеть не мог серьезного ученья, особенно отвлеченных наук, и без памяти любил читать романы и забавные повести». Первым настоящим жизненным университетом для Купера стала морская служба. Семнадцати лет отец отправил его матросом в годичное плавание на торговом судне, совершавшем рейсы между Америкой и Испанией. Затем он стал мичманом военно-морского флота. На некоторое время его откомандировали в район Великих озер, наблюдать за постройкой военных судов. Впечатления этих месяцев воскресли в написанном тридцать лет спустя романе «Следопыт» (1840), действие которого развертывается на озере Онтарио.