Дикарь (ЛП) - Беннетт Сойер - Страница 69

Конечно, за исключением тех моментов, когда мы занимаемся сексом. Это меня успокаивает и придает сил. Мне становится лучше, когда я прикасаюсь к ней, целую ее, ласково поглаживаю ее кожу, а она шепчет нежные слова в ответ. Это то, что помогает мне держаться, не чувствовать себя настолько гребаным неудачником, который не может содержать свою женщину. Именно ее нежность придает мне сил, дает мотивацию найти какой-то выход, не опускать руки.

— Ну как сегодня с поиском работы? — спрашивает она как бы между прочим, когда убирает стейки и молоко в холодильник.

Отбрасывая газету, я издаю раздраженный вздох.

— Нет никаких сдвигов. Все так же, как и каждый день.

Затем я слышу ее веселый и оптимистичный голос.

— Так не время отчаиваться, все будет хорошо. Ты что-нибудь обязательно найдешь. Я в этом уверена.

— Невыносимо сложно найти работу, когда у тебя за плечами нет опыта и образования, — раздраженно выплескиваю на нее свой гнев, и затем смотрю, как она вздрагивает всем телом от моих резких слов, будто дал ей пощечину.

Я сижу, сосредоточено смотря на нее. Напряжённо жду ее ответной реакции на мой выпад. Но к моему удивлению она смотрит на меня, а затем ее взгляд становится мягким и нежным. Мойра быстро подбегает ко мне и садится на колени, прижимаясь, оборачивая руки вокруг моей шеи, затем кладет щеку на плечо.

— Прости. Пожалуйста, не нужно так расстраиваться. Да, это может занять определенное время. Даже для людей с огромным количеством опыта и образованием, если и правда это настолько для тебя важно, то Рэнделл может принять тебя в Кеннон.

Горечь от разочарования и обиды, словно яд, разливается по моим венам, отравляя кровь и мое состояние. Я молниеносно вскакиваю, когда слышу слова про Рэнделла. Она почти падает с моих колен.

— Конечно, мать твою, мне это важно. Ты что не замечаешь, насколько я растерян. А ты мне просто кидаешь в лицо, что я могу пойти к Рэнделлу работать. Как ты не понимаешь, что принять его предложение, это как взять у него деньги, которые он поместил мне на карточку. Я. Нахрен. Не. Могу. Их. Принять.

Резко разворачиваюсь, оставляя позади себя шлейф гнева и ярости, направляюсь в нашу спальню.

Да, именно в нашу спальню… мы изменили родительскую комнату, купили большую кровать. Мойра застелила ее новым постельным бельем, нежно-кремового оттенка вперемешку с коричневым. Очень мужское сочетание цветов, нужно заметить. Я открываю шкаф и достаю смокинг, который приготовлен для сегодняшнего званого обеда, что устраивает в мою честь Рэнделл.

Бл*ть. Я совершенно не хочу идти туда, потому что если говорить начистоту, то толпа людей — это совершенно не мое, тем более, когда находишься под пристальным вниманием. Бесконечные навязчивые вопросы просто выводят из себя: каково это быть язычником, почему ты хочешь вернуться. Я чувствую себя не в своей тарелке, мне приходится объяснять каждому что, как, зачем и почему.

Все расспрашивают, достают меня, все, кроме нее, Мойры. Она просто молчит и принимает мое решение, что рано или поздно я уеду, и только незримая грусть в глазах выдает ее чувства.

— Прости меня, Зак, — слышу ее мягкий голос, когда она подходит и обнимает меня сзади за талию. Мойра прижимается щекой к моей спине и крепче сжимает меня. — Я знаю, это заставляет тебя переживать. Скажи мне, как я могу поднять тебе настроение?

Я накрываю ее руки своими и поглаживаю большими пальцами ее бархатную кожу. Мне так нравится, как я ее чувствую, когда она рядом, мне очень легко. Тепло, защита и нежность, уют. Бл*дь, я не представляю, что случится со мной, как я буду без нее, когда уеду. В последнее время я все чаще стал задумываться об этом. Она словно запретное лакомство, что попало мне в руки на краткий момент. Это будет чувствоваться, как чудовищная потеря, с которой мне придется смириться и жить дальше, когда я вернусь к привычной жизни.

В миллионный раз негодую, думая об этой ситуации. Я много лет назад посвятил свое сердце и отдал свою привязанность той маленькой деревушке, не могу ничего поделать, хочу вернуться назад. Это чувство сродни моральной ответственности перед теми людьми, моим приемным отцом. Я знаю, абсолютно уверен, что когда придет время, я буду полностью разбит, оставляя ее здесь.

Нет ни единого долбаного сомнения, что отголоски памяти возьмут меня крепко за яйца, и не только из-за сногсшибательного секса. Нет, сейчас, уже это переросло в нечто большее, чем просто бессмысленный трах. Моя способность говорить с ней часами или сидеть в полной тишине, словно это какое-то редкое богатство, которое я никогда не имел. Даже с Парайлой у меня такого не было.

От этих мыслей мое настроение становится еще хуже, я давно уже безмолвно кричу, когда думаю об этом. Внезапно у меня возникает ощущение, что руки, которые так ласково и нежно обнимают, почти душат, не дают мне вздохнуть.

Я разрываю объятья и разворачиваюсь.

— Тебе следовало лучше бы начать собираться, если мы хотим успеть на вечеринку Рэнделла.

Печаль наполняет ее взгляд, но она не произносит ни слова, просто кивает и направляется в ванную. На краткий миг мне приходит мысль присоседиться к ней в душе, но тут же отметаю ее подальше, вероятно сейчас я не буду с ней нежным, я не хочу интимности. Внутри меня дикое стремление причинить ей боль, потому что я в полном отчаянии.

— Тогда священник смотрит на бутылку и говорит: «Господи, он сделал это снова».

Все, кто окружают меня, начинают громко смеяться, но я лишь фальшиво растягиваю губы в улыбке. Я не понял смысл этой глупой шутки, не как эти толстопузые придурки, которые называют себя сливками общества Атланты.

Осматривая огромный банкетный зал, который располагается в восточном крыле особняка Рэнделла, я ищу глазами Мойру. Она отошла пару минут назад в женскую комнату припудрить носик, а мою кожу уже покалывает от желания, чтобы она находилась рядом, с этими людьми у меня нет ничего общего.

Наконец... вот она... входит в комнату уверенной и грациозной походкой. Мойра одета в белое платье без бретелек, которое стягивается хрустальным цветком посредине груди. Когда она, не торопясь, идет, ее идеальная ножка показывается в разрезе платья, обнажая кожу цвета белого шоколада. На ее аккуратных ножках надеты потрясающие босоножки, которые покрыты блестящими стразами, которые прибавляют к ее скромному росту четыре дюйма. Идеальная высота, чтобы трахать ее, не сгибая коленей, потому что между нами приличная разница в росте.

Я молча отделяюсь от группы и направляюсь к ней навстречу, ловко захватывая пару бокалов с игристым розовым шампанским с подноса официанта, который проходил мимо. Когда она смотрит на меня, ее глаза переливаются блеском как дорогие изумруды, излучая теплоту и нежность.

Мы подходим одновременно друг к другу, и я вручаю ей бокал шампанского. Ее аккуратные изящные пальцы держат хрупкий хрусталь, и она делает маленький глоток.

— Мне кажется, ты с этим так ловко управляешься, даже лучше, чем я, — бормочет она смущенно.

— Эти люди… Мойра, они странные, — говорю ей отрывисто. — Если хоть один человек спросит у меня, каковы обезьяны на вкус или как я испражнялся в джунглях, я просто придушу кого-нибудь.

— Все настолько плохо? — говорит она с нотками сочувствия в голосе.

Злость накатывает как мощная волна цунами, но я сдерживаюсь. Этот гнев направлен не на Мойру.

— Эти люди так снисходительны ко мне до отвращения. Они, разговаривая со мной, специально тянут слова или проговаривают по буквам, как будто я какой-то идиот.

На мгновение ярость загорается на лице Мойры.

— Кто так сделал? Я на хрен всем поотрываю яйца. Рэнделл мне поможет в этом.

— Тише, тигрица, — говорю ей нежно, теплота заполняет мою грудь от ее мгновенной реакции. — Я просто пока новичок. Я понял, не переживай. Но я ненавижу эту гребаную вечеринку.

Мойра улыбается, кладет руку мне на плечо.

— Мы скоро уйдем. Думаю, Рэнделл нас поймет.

Я вытягиваю руку и глажу ее по щеке.