Дикарь (ЛП) - Беннетт Сойер - Страница 56

— Парайла, я вернулся, — позвал я, когда подошел к его хижине. Во временной хижине, в которой сейчас находился Парайла, не было стен, лишь только крыша из огромных листьев растений, не толще ладони, чтобы проливной дождь, который мог начаться внезапно, не мог потревожить его. Рядом с хижиной Парайлы была моя собственная, но она была гораздо меньше, там был только гамак, но так мы могли лежать рядом и переговариваться.

Я не увидел его жены рядом, поэтому подумал, что она, скорее всего, на поле ухаживает за урожаем. Парайла лежал в гамаке, его усталые глаза улыбались, приветствуя меня.

— Какой подарок ты принес сегодня старику? — проговорил Парайла на португальском. У карайканцев был свой собственный язык, который уже давно считался мертвым, потому что они приняли в разговорное обращение португальский диалект почти семьдесят лет назад. Но некоторые слова все еще использовались, Парайла научил меня некоторым из них, но большинство времени мы говорили на простом португальском языке.

— Две маленьких кобры. Ты голоден? Я могу приготовить их.

— Нет, мой cor’dairo (прим.пер сын). Пусть Самайра приготовит еду. Тебе нужно отдохнуть, ты целый день охотился.

Мое сердце наполнилось счастьем, когда он использовал, обращаясь ко мне, слово cor’dairo. Он называл меня так с тех самых пор, как усыновил.

Я аккуратно бросил корзину рядом с еле тлевшим огнем и сел на землю около его гамака. Он стал настолько стар, что большинство своего времени проводил, лежа в нем, что омрачало мое сердце.

Говоря мягко на португальском, я спросил заботливо:

— Как ты себя чувствуешь сегодня, отец? Может тебе что-нибудь принести?

Он потянулся ко мне рукой и погладил по-отечески по голове.

— Ты делаешь меня счастливее, Закариас. Я не нуждаюсь в большем, чем ты нас обеспечиваешь с этой крикливой женщиной, даже если эта глупая курица не желает этого признавать.

Я легко рассмеялся и поддержал его шутку, чего бы мы не смогли сделать в ее присутствии. Самайра не выносила меня и неохотно принимала мои съестные подарки для нее, но позже, как могла, пыталась укорить старика за его любовь ко мне.

— Мы должны с тобой поговорить как мужчина с мужчиной, — проговорил напряженно Парайла. — Отец Гоуль скоро вернется, и мне нужно кое-что рассказать и пояснить тебе до его прихода.

Мое сердце затопило радостное волнение, потому что Отец Гоуль был очень интересным человеком. Он начал приходить к нам в деревню с тех самых пор, как мне исполнилось четырнадцать лет. Как раз в то время я был на стадии взросления и полового созревания, превращения из мальчика в мужчину, по карайским меркам. Они с Парайлой научили меня, что значит быть мужчиной — Парайла по обычаям Карайцев, а Отец Гоуль пояснил это с современной и религиозной точки зрения.

Например, когда мне исполнилось пятнадцать, мне было дано разрешение старших взять женщину. Парайла научил меня, как это нужно сделать по карайским обычаям, поясняя, какие девушки мне доступны. Отец Гоуль научил меня, что значит, воздержание и как избежать нежелательной беременности, но я тогда отреагировал ироничным смешком на его слова. Парайла же заверил меня, что девушки не смогут забеременеть, потому что принимают древесный напиток, который блокирует их детородную функцию. Вот тогда над нами иронично рассмеялся отец Гоуль, который сказал мне, что лучше уж воздержаться, чем тешить себя такими заверениями.

Я тогда тихо посмеялся над его словами за спиной, потому что когда я впервые испытал на себе, что такое секс, то я понял, что это самое потрясающее чувство. И я не собираюсь прекращать этим заниматься. Конечно, я никогда не посмел бы так сказать в лицо отцу Гоулю.

— Отца Гоуля не было уже долго у нас, — размышлял я. Карайканцы стали спустя некоторое время довольно открытым племенем к восприятию христианской религии, хотя поклонялись своим собственным языческим богам и духам. Отец Гоуль всегда приходил и проводил с нами около пары месяцев, затем он направлялся к другому племени. Он собственноручно учил меня и помогал не забывать мои знания по английскому языку, он разговаривал со мной на английском, чтобы я не забывал свой родной язык. Приносил мне большое количество книг для чтения, рассказывал исторические факты, учил и знакомил с географией нового и старого мира. Он всегда мне говорил, что однажды мне пригодятся мои знания, хотя на тот момент я вообще не понимал, почему он мне так говорит. Я был вполне грамотным человеком, так что мог вести спокойную и уединенную жизнь в пределах племени.

— Да… он ездил в соединенные штаты по важному делу, — проговорил приглушенно Парайла.

— Я уверен, что могу к его приезду поймать что-нибудь сытное и хорошее, — ответил я, придвигаясь немного ближе, опуская голову к нему на руки.

— Закариас, он приведет с собой еще одного человека, — ответил Парайла, но его голос почему-то звучал нерешительно.

Пожимая плечами, я сказал:

— Без проблем, я смогу обеспечить всех наших гостей ужином.

— Эти люди придут за тобой, — ответил он мягко, я уверен, что в тот момент я даже не понял его.

Вскочив на ноги, я посмотрел на него сверху вниз, в его глазах стоял страх, печаль и сожаление.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что придут за мной? — проговорил я. Страх заполнил мой голос, сердце билось так, словно готово выпрыгнуть из груди.

Парайла встал из гамака, вытянул руку и погладил меня по голове. Затем он похлопал меня по плечу и стиснул его. Его взгляд был печальным, но уверенным.

— Пришло время возвращаться домой...В то место, к которому ты принадлежишь

Моргая, я открываю глаза и смотрю на Мойру, на ее красивое и милое лицо, пытаясь пробудить ярость и боль, которую я чувствовал в тот момент, когда Парайла мне сказал уезжать.

Все ушло. Абсолютно ушло. Я не могу почувствовать даже немного горечи. Но другие эмоции все еще находятся во мне, они только усилились. Тоска по моему дому и огромная любовь к моему приемному отцу. Это не уйдет никогда. Я понимаю, что очень благодарен ему за этот шанс. Зеленые глаза Мойры смотрят на меня с интересом, и я знаю... что чувствую так, только из-за нее.

Глава 20

Мойра

— Так что ты думаешь насчет этого? — спрашиваю я Зака, когда мы возвращаемся в огромный Лэнд Ровер, который нам любезно выделил Рэнделл, пока мы здесь находимся. У него есть пара машин, которыми он совсем не пользуется, они стоят в специально отведенном гараже со встроенной системой климат-контроля, управляемой из особняка.

— Да, мне было интересно. Но я не чувствую никакой привязанности к этому, не говоря уже о какой-либо близости, — говорит Зак, когда усаживается в джип, застегивая ремень безопасности.

Мы только что вышли из церкви, которую я выбрала, чтобы привести Зака на службу в среду вечером. Мы оба одеты очень удобно, в простые джинсы, ходили ужинать в пиццерию перед началом.

— Ты немного недоволен или растерян? — подмечаю я.

Зак безразлично пожимает плечами.

— Я не знаю, чего ожидал, потому все это для меня чужое. Я имею в виду, что я, конечно же, помню, чему меня учили про Христа. И пока я жил в Карайке, слушал рассказы отца Гоуля о церкви и о Боге, но я не чувствую никакой связи с этим, нет близкого чувства единения.

— Ну, это понятно, — говорю я ему в попытке успокоить и сжимаю крепко его руку, перед тем как завести машину. — Я думаю, вера требует практики, а у тебя ее не было.

— Я полагаю, просто это не мой тип веры, — с нажимом говорит он.

Когда я выезжаю на главную дорогу, я аккуратно спрашиваю у него:

— А что есть твоя вера? Во что ты веришь, Зак?

Он молчит в течение нескольких минут, смотря в окно, затем четко отвечает: