Монополия на чудеса - Силин Владислав Анатольевич - Страница 53

– У, блин!.. – застонал он. – Точно! Это ж лет десять назад было… Здесь время идет по-другому.

Тем временем Руг деревянным шагом прошел на эшафот. Что-то крикнул палачу, и лицо его сделалось злым-презлым. Черноволосая с плачем бросилась парню на шею. Стражники попытались оттащить черноволосую, но чиновник в темно-лиловом камзоле сделал знак не вмешиваться.

Жаль парня… Но красиво, конечно, получилось: шпаги наголо, последователи верные, друзья. После такого и умереть не страшно. Так что он сам выбрал свою судьбу.

Артем же так не считал. Он явно собирал силы на очередную головокружительную глупость:

– Ладно! Будет вам день защиты детей, гады! Получайте!

Гигантская тень махнула по одеялу. В первый миг я решил, что это воздушный шар. Но нет: воздух в этой тени наполнялся звенящим холодом.

Я задрал голову.

Над нами кружила огромная птица. Одна, другая… вон еще несколько потянулись к эшафоту. Их перья отливали блеклой бирюзой – словно у моровой птицы Сушуан.

По ушам хлестнул звенящий голос Соти:

– Арбалеты к бою! Нападение!

Действовали девчонки удивительно слаженно: опрокинули стол и из-за него открыли стрельбу по захватчикам. Одна из птиц сорвалась с неба и, теряя перья, рухнула в розовые кусты.

Рядом с птицами вспухли крохотные облачка; веранду окатило градом. Отчаянно закричала Лера; доски пола взлохматило щепками.

Птицы пошли на второй круг. На их спинах чернели крохотные кляксы всадников; металлическими искорками поблескивали стволы мушкетов.

Прежде чем они снова дали залп, я сбил Артема с ног и прижал к полу.

Томительно долго ничего не было слышно, кроме звонких щелчков. Пули разбивали дерево, одна сочно хрупнула блюдцем. Наконец все стихло, и я рискнул поднять голову.

Оказалось, что это лишь передышка. Нас заметили и приняли во внимание.

Ударом воздуха взъерошило мне волосы. Птицы садились на веранду, отчаянно хлопая крыльями. Я встретился взглядом с одной; в карих глазах застыли боль и терпение. Словно мать, опекающая жестокое и неумное дитя, фламинго прикрывало крыльями своих седоков. Я ощутил с ней родство душ: ведь, по сути, мы занимались одним и тем же.

Я схватил Артема за плечо:

– Поднимайся! Сейчас будет драка.

– Ага! Я щас!

Из-под птичьих крыльев кувыркнулся мальчишка с огромным мушкетом. Еще двое спешили следом; в их руках блестели шпаги.

– Стойте! – закричала Соти, бросаясь им навстречу. – Именем Рыцаря!

– Засунь своего рыцаря знаешь куда?! – звонко отозвался тот, что с мушкетом. – И весь ваш Совет тоже!

Девчонки за спиной Соти торопливо натягивали арбалеты. Я слышал, как стучат их зубы – стражницы отчаянно трусили.

– Почему ты не ушла с нами?! – крикнул мальчишка. – Соти, летим сейчас!

– Я не могу, Вирр! Вы… вы все предатели!

Отчаянно и по-девчоночьи неловко она замахнулась хлыстом. Помчалась вперед, в атаку – прямо на мушкет.

– И ты – ты тоже предатель!

Мальчишка зажмурился и нажал на спуск.

Девчоночье тело отбросило в груду обломков. Вирр этого не видел: облако кислого порохового дыма накрыло его с головой.

Мы с птицей запоздало ринулись в свалку. Она отчаянно орала и хлопала крыльями, не давая атакующим сблизиться. Арбалетная стрела ударила по крылу, ломая его. Мальчик со шпагой бросился на меня, но я удачно увернулся и выбил клинок. Мальчишка шлепнулся на зад и, закрывая уши руками, завизжал – по-девчоночьи тонко, безнадежно.

Второй оказался отчаяннее. Лет тринадцати, коренастый, прыгучий – он снова и снова бросался в атаку, словно щенок таксы на сенбернара.

Европейских школ фехтования я не знаю. Поэтому я просто поймал клинок на маки-атоши и закрутил. Моя шпага превратилась в сверкающий конус, заплетая чужое лезвие.

Яростный звон – и оружие вырвалось из мальчишечьей руки.

За шпагой мы бросились одновременно. Я подставил своему противнику ножку, а когда он запнулся, схватил за шиворот и отвесил хорошего пинка под зад.

– Ямэ! – заорал я «сэнсейским» голосом. – Прекратить драку!

Это подействовало. Бойцы отступили, ошеломленно глядя друг на друга, я же бросился к раненой гвардейке. Девчонка вытянулась в теплом солнечном пятне так, словно ненадолго прикорнула; щепки под голым животом уже намокали темным.

На негнущихся ногах к нам брел Вирр. Мальчишку шатало; мушкет он выронил, и оружие тускло поблескивало металлом в отдалении.

– Что… с ней? – побелевшими губами спросил он.

– Тс-с! Не мешай!

Артем присел рядом с лежащей девчонкой, ладонями зажимая рану. Средневековый мушкет пробил бы в тощем девчоночьем теле дыру размером с тарелку, но оружие этого мира жило по своим рыцарским законам. Как я ни силился, я не мог даже разглядеть, куда попала пуля.

– Отойдите! – приказал Артем. – Не мешайте… Я пробую что-нибудь сделать!

Мы послушно отступили на два шага. Темка закрыл глаза и принялся сосредотачиваться. Вирр сел на доски, покаянно схватившись за голову.

– Это я… Я виноват во всем! – бормотал он, раскачиваясь.

– Предатель!! – с невыносимым презрением бросила ему Точка. – Вы все предатели! Весь ваш Бастион!

Хорошая вещь мелодрамы… особенно если постановщику всего лет двенадцать и вырос он на сурепкинских и чесноченковских книжках. Во мне же проснулся детективный зуд. Справедливо рассудив, что теперь разберутся и без меня, я поманил пальцем своего недавнего противника и двинулся к лестнице, ведущей вниз. Парень покорно засеменил следом. Белобрысый, неловкий, похожий на щекастого цыпленка – было в нем что-то бесконечно трогательное.

Мы уселись на деревянную, пахнущую кленом ступеньку.

– Тебя как зовут? – спросил я.

– Птаха, – заморгал тот. – Вообще-то я Санька, только все Птахой зовут… Петь потому что люблю. А что с нами теперь будет? – Он поднял голову. – Нас казнят?

– Вряд ли. За этим я прослежу.

– Да что вы можете… – Мальчишечьи глаза потухли. – У вас даже знака нет. Вы и взросляк неправильный…

– Ну, у каждого свои недостатки. Ты лучше расскажи, что у вас происходит. Ты сбежал из города?

– Угу. Гвардейцы эти всюду командуют. Они детдомовские, злые – жуть. Чуть не так – сразу «прихвостень!», «слуга Ящера!». – Птаха шмыгнул носом. – В Совете мелкотня, дерутся постоянно, кричат. Придумали тоже – рабство!.. У нас так несколько семей собрались и ушли. И папа с мамой тоже. Потому что я не хочу так! Что они рабы, а я – свободный! И гвардейцев ненавижу, гадов!