Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2 - Сикибу Мурасаки - Страница 56

«Хоть «как прутья плетня, близки мы» (228), но, не имея знака, не смела наступить на Вашу тень… (229). Ах, но не Вы ли велели посадить меж нами траву «не ходи»? (229). Я понимаю, что слишком дерзко с моей стороны упоминать долину Мусаси… (48). О, простите, простите…» – И, оборвав на полуслове, она приписала с обратной стороны:

«Ах, я решила перебраться к вам сегодня же, ибо говорят: «чем ты холоднее становишься…» (230) или «в пруду Масуда…» (231). Ах, я так скверно пишу, но, может быть, вы соблаговолите вспомнить о реке Минасэ? (232, 233)»

Кончалось же письмо следующей песней:

О река в Ёсино… (235)» – написала она довольно небрежной скорописью на листке зеленоватой бумаги. Почерк у нее был весьма угловатый, о стиле она скорее всего не думала вовсе: знаки беспорядочно громоздились друг на друга, одни сплющенные, другие безобразно вытянутые. Столбцы кренились вбок, изгибались, словно готовые упасть. Улыбаясь, девушка долго любовалась письмом, потом, свернув его в неожиданно изящный свиточек, привязала к цветку гвоздики[15]. Отнести послание она поручила девочке-служанке, весьма смышленой и миловидной, совсем недавно поступившей на службу.

Войдя в комнату, где собрались прислуживающие дамы, девочка сказала:

– Вот, прошу передать.

– А, это девочка из Северного флигеля. – узнали ее служанки и взяли письмо.

Дама, которую называли Таю, поспешила отнести его в покои госпожи и, развернув, показала ей. Улыбнувшись, нёго отложила письмо, а дама по имени Тюнагон, сидевшая рядом, попыталась заглянуть в него.

– Почерк у нее, кажется, весьма современный, – заметила она, явно сгорая от желания узнать, что там написано.

– Боюсь, что я недостаточно хорошо понимаю скоропись, – ответила нёго Кокидэн, протягивая ей письмо. – Во всяком случае, мне кажется, что начало песни в разладе с ее концом. Она будет разочарована, если я не отвечу столь же изощренно. Напишите ей скорее, прошу вас.

Молодые дамы тихонько посмеивались, не решаясь выражать свое удивление открыто. Девочка ждала, и Тюнагон поспешила написать ответ.

– Не знаю, сумею ли я достойно ответить на письмо, написанное столь прекрасным поэтическим слогом, – заметила она. – К тому же боюсь, что, получив письмо, написанное рукой посредницы, госпожа из Северного флигеля почувствует себя оскорбленной.

И она постаралась написать так, будто ответ исходил от самой нёго.

«Вы живете так близко, и все же мы никогда не видимся. Право, досадно…

написала Тюнагон и прочла госпоже.

– О нет, это ужасно! А вдруг кто-нибудь подумает, что писала и в самом деле я. – смутилась нёго.

– Что вы, таких не найдется, – заверила ее Тюнагон и, свернув письмо, вручила его служанке.

Прочтя письмо, девушка из Северного флигеля довольно улыбнулась:

– Понятно: нёго хочет сказать, что ждет меня. Но как тонко, как изящно она выражается!

И она принялась окуривать свое платье благовониями – увы, чересчур резкими. Затем наложила на губы ярко-алую помаду, тщательно причесалась и принарядилась, отчего ее грубые, резкие черты стали по-своему привлекательными. Боюсь только, что во время встречи с нёго она вела себя слишком развязно…

Ночные огни

Великий министр (Гэндзи), 36 лет

Министр Двора (То-но тюдзё) – брат Аои, первой супруги Гэндзи

Госпожа Оми – побочная дочь министра Двора

Девушка из Западного флигеля (Тамакадзура), 22 года, – дочь Югао и министра Двора, приемная дочь Гэндзи

Укон – прислужница Югао, потом Тамакадзура

Укон-но таю (Укон-но дзо-но куродо) – приближенный Гэндзи

Тюдзё (Югири), 15 лет, – сын Гэндзи и Аои

Утюдзё (Касиваги), 20 (21) лет, – сын министра Двора

Бэн-но сёсё (Кобай) – сын министра Двора

В те времена в мире только и говорили что о новой дочери министра Двора, и насмешкам не было конца. Узнав об этом, Великий министр Гэндзи пожалел девушку.

– Как бы там ни было, непонятно одно: что побудило министра Двора так поступить с ней? Ясно, что этой особе было бы лучше остаться там, где она жила до сих пор и где никто ее не видел. Зачем министру понадобилось без всяких на то причин поднимать вокруг нее такой шум, выставлять бедняжку на всеобщее обозрение, давая людям столь прекрасный повод для сплетен? Министр всегда был человеком решительным, даже слишком, очевидно, он поспешил извлечь ее из глуши, даже не потрудившись выяснить, что она собой представляет, а потом, разочаровавшись, потерял к ней всякий интерес. А ведь, прояви он к ней больше внимания, ему бы многого удалось добиться.

Узнав о том, что произошло в доме министра Двора, девушка из Западного флигеля дома на Шестой линии возблагодарила судьбу. «Как же мне повезло! – думала она. – Разумеется, министр Двора – мой родной отец, но ведь я совсем не знаю его. Возможно, и мне пришлось бы подвергнуться унижениям, попади я к нему в дом».

Укон тоже не упускала случая высказать свою признательность. Я не стану утверждать, что Гэндзи удалось полностью избавиться от недостойных желаний, но он старался не давать им воли и с каждым днем все больше привязывался к девушке. Она тоже постепенно привыкала к нему и скоро почувствовала себя в доме на Шестой линии совершенно свободно.

Пришла осень. Повеял прохладой ветер «первых осенних дней» (236), и стало тоскливо на сердце. Не в силах совладать с собой, Гэндзи стал чаще прежнего наведываться в Западный флигель и проводил там целые дни, обучая юную госпожу игре на кото.

Однажды, когда пят. – или шестидневный месяц, едва успев появиться, быстро скрылся за краем гор, небо, затянутое тучами, казалось особенно унылым и столь же уныло шелестели листья мисканта-оги в саду. Положив в изголовье кото, Гэндзи прилег рядом с девушкой и лежал так до глубокой ночи, вздыхая. «Неужели кому-то еще довелось изведать такое?» Потом, не желая давать повод для подозрений, собрался уходить, но прежде призвал сопровождающего его Укон-но таю и распорядился, чтобы зажгли поярче угасающие огни в саду.

Над чистым, прозрачным ручьем причудливо раскинул ветви бересклет, а под ним были расставлены тускло светившиеся сосновые факелы. Они находились в отдалении, поэтому в покоях было прохладно и вместе с тем достаточно светло, чтобы различать прелестные черты юной госпожи. Она была особенно хороша сегодня, стыдливо потупившаяся, с блестящими волосами, прохладные волны которых сообщали особое изящество ее фигуре. Гэндзи медлил, не в силах расстаться с ней.

– Пусть кто-нибудь неотлучно находится при факелах, следит, чтоб не гасли. Летом в безлунные ночи без огней в саду слишком мрачно и жутко, – сказал он.