Тайны смутных эпох - Баландин Рудольф Константинович - Страница 19

Заявления представителей «среднего класса» вроде того, что не то, мол, бывало в русской истории, ничего, обходилось! – вызывают недоумение. Ведь даже великая Смута начала ХVII века или Гражданская война 1918-1921 годов продолжались очень недолго и последствия их не были столь разрушительными. Напротив, получалось в конце концов, что это были кризисы роста, раз уж держава не только восстанавливалась, но крепла и расширяла пределы своего влияния. А тут – все наоборот.

Впрочем, у нас еще будет возможность обдумать особенности большой Смуты в России конца XX века.

Хотелось бы еще раз напомнить высказывание К. Валишевского о «демократическом инстинкте» русского народа, проявившемся во время правления Ивана Грозного. Этот же инстинкт давал о себе знать и позже. Современная английская исследовательница М. Перри, анализируя образ Ивана Грозного в русском фольклоре, констатировала, что этот образ выглядит совсем не Ужасным, и высказала мысль об идее «народного монархизма», укоренившейся в России.

Действительно, крестьянство на Руси связывало свою вольность (относительную, конечно) с монархией, справедливым царем, способным навести в стране порядок и укротить хищничество олигархов. В этом смысле монархия была в народном сознании созвучна «анархии» (тоже, конечно, не абсолютной). Самодержавная монархия, таким образом, становилась залогом относительной анархии в нижних социальных группах.

Как это ни странно звучит, но подлинный «демократический инстинкт» народных масс в России и тогда и позже был сопряжен с идеей монархо-анархизма или «народного монархизма» (царя – защитника крестьян). Этим можно объяснить, в частности, смуту Емельяна Пугачева, успех которого явно связан, помимо всего прочего, с русским монархо-анархизмом. Тем более что такое государственное устройство было вполне естественным для общественного сознания той поры.

Однако устойчивой общественная пирамида может оставаться только в том случае, если приведены в соответствие все социальные слои, включая олигархический. Если учесть, что с развитием техники и технологий, изменением природной среды и внешнеполитической ситуации в обществе неизбежны социальные перемены, социальная пирамида не может оставаться неизменной, а стало быть, и невозможно определить какую-то идеальную форму государственного устройства, годную для любой страны, любого народа и любого исторического периода.

Даже в России конца Средневековья смута началась с угасанием правящей династии, а была преодолена благодаря не суровому единовластию монарха, а усилиям народных масс и их «демократической интуиции».

В период великой Смуты переплетение внутренних и внешних сил, материальных и духовных факторов достигло предела, сперва развалив, а затем и уничтожив государственную машину. Бояре-олигархи готовы были расчленить Московское царство и править в своих уделах, пусть даже и под патронажем иноземных государей.

За спасение Родины выступили неформальные общественные организации: рязанское дворянство, нижегородский посад и посады северных городов. Им помогло и то немаловажное обстоятельство, что в многонациональной России начала ХVII века отсутствовал национализм и национальный сепаратизм антирусского характера.

Вот яркий пример. Мусульманские старейшины Казани, в молодые годы сражавшиеся против войск Ивана Грозного, послали в 1611 году татарские конные отряды на помощь не польским интервентам, а Минину и Пожарскому.

Русская православная церковь того времени тоже была патриотичной, а не пыталась обеспечить себе материальные выгоды, пользуясь Смутой. Она не призывала смириться под гнетом олигархов и иностранцев. Проповеди священников и грамоты патриарха-патриота Гермогена призывали народ к сплочению во имя Родины.

Когда 22 августа 1612 года полки Пожарского вступили у Новодевичьего монастыря в излучине Москвы-реки в решающее сражение с поляками, их не поддержали казаки под руководством князя Трубецкого. На третий день сражения к казакам пришел монах Авраамий Палицын и убедил их вступить в сражение против иноземцев. Казаки вняли его доводам и призывам и вместе с войском Минина ударили по полякам. Исход сражения был решен, несмотря на то, что общая численность польской армии была больше (по некоторым подсчетам – в полтора раза), чем русской. Но русские сражались за свою свободу, свою родную землю, свое государство, и потому победили…

Впрочем, таким было завершение Смуты. А нас интересует прежде всего она сама по себе, ее явные и тайные причины.

Еще раз хотелось бы обратить внимание на важное обстоятельство, о котором почему-то редко вспоминают, тогда как оно могло в немалой степени содействовать наступлению Смуты: существенное истощение земельных ресурсов в ряде центральных районов, а в результате снижение урожайности, недороды и голодные годы.

Косвенно об этом упомянул С.Ф. Платонов, который так определил «главный недуг московской жизни» в правление Бориса Годунова: «Кризис землевладения в центре продолжался; поместные земли оставались без рабочей силы, и «тощета» служилых людей не уменьшалась; выход трудового народа на украйны не стал меньше, и борьба за рабочие руки шла с большим ожесточением». Вынужденной мерой стала отмена Юрьева дня, в результате чего крестьянство ожесточилось.

И еще один тайный фактор, но относящийся уже к духовным опорам общества: странная смерть царевича Дмитрия, вызвавшая разноречивые толки и слухи, потрясшая народ и воздействовавшая на общественное сознание. Этим был в значительной степени предопределен успех самозванцев.

ЗЕМЛЯ, ВОЛЯ, ТЕРРОР

В XVI веке территория России увеличилась вдвое – до 5400 тысяч квадратных километров. Рост населения не был столь значительным. Это обстоятельство сказывалось на состоянии государства и вызывало противоречивые процессы.

Центральной власти на новых землях надо было налаживать административно-хозяйственную деятельность. Некоторые исследователи, а тем более политики, склонны рассматривать такую экспансию как проявление имперских устремлений. Да и страна со временем стала называться Российской империей. (Позже для СССР западная пропаганда использовала ярлык «империя зла», что помогло одержать победу в холодной войне и активно использовать в этих целях диссидентское движение разного толка.)

Однако такое расширение пределов державы вряд ли корректно называть имперским. Заселялись главным образом пустующие или малозаселенные территории. Происходила, можно сказать, диффузия населения – из мест с избытком людей – в места с их недостатком. При этом, в отличие, скажем, от имперской политики стран Запада, местное население не подавлялось и не истреблялось. Преобладало мирное естественное врастание русских в новую природную обстановку.

Метрополия мало обогащалась за счет приобретенных земель. Их требовалось осваивать, на что уходило немало сил и средств. Надо было организовывать там государственные структуры и держать воинские гарнизоны. Порой на окраинах государства, на новых присоединенных землях, жизнь была легче, свободней и богаче, чем в давно заселенных центральных областях.

Из-за быстрого расширения территории происходил не только естественный, но и дополнительный, излишний (с хозяйственно-государственных позиций) отток населения. У крестьян всегда был соблазн податься на новые земли.

Избыток земель приводил к «избытку» вольности.

Это, конечно, имело положительное значение не только для становления свободной личности. Свободные люди наиболее успешно осваивают новые земли, приспосабливаются к непривычным условиям, преодолевают трудности. Они наиболее активны и предприимчивы. Однако такие люди могут представлять немалую опасность для государственной власти, если она недостаточно сильна.

Русское население, сосредоточенное преимущественно севернее Оки, с середины XVI века стало распространяться на юг и на юго-восток, в черноземные районы Поволжья и степи (Дикого поля). Затем началось освоение Западной Сибири. В результате, например, согласно переписи 1582-1584 годов по новгородским землям, восемь из десяти селений оказались пустыми.