История Оливера - Сигал Эрик - Страница 52

Обретя благословление, мы отошли к ступеням церкви. Где состоялся повтор встречи, имевшей место после игры Гарвард-Йель. С той разницей, что этим утром все были вполне трезвы.

« Джексон!» « Мейсон!» « Гаррис!» « Бэрретт!» « Кэбот!» « Лоуэл!»

Боже!

Промежутки между приветственными воплями заполнялись абсолютными пустяками. У мамы тоже нашлись знакомые, чтобы поприветствовать. В более спокойной манере, разумеется.

А потом вдруг некто отчётливо завопил:

«Ма-арси, дорогая!»

Я резко обернулся и увидел свою девушку, обнимающую кого-то.

Это был очень древний «кто-то», иначе несмотря на церковь, пришлось бы ему глотать собственные зубы. Предки конечно моментально оказались рядом, стремясь узнать, кто же приветствовал Марси с таким энтузиазмом.

Добрый старый Стендиш Фарнхэм всё ещё сжимал Марси в объятиях.

— О, дядя Стендиш, какой замечательный сюрприз!

Мама воодушевилась. Марси — племянница этого достойнейшего «одного из нас»?

— Ма-а'си, что могло вытащить такую столичную штучку в наши ва'ва'ские к'ая? — поинтересовался дядюшка Стендиш, растягивая слова где-то на ширину Бостонской гавани.

— Она у нас в гостях , — вмешалась мама.

— О, Элисон, как замечательно, — сказал Стендиш и подмигнул мне, — бе'егите её от вашего па'ня.

— Мы сдуваем с неё пылинки, — невежливо ответил я. Кажется, до него дошло.

— Вы родственники? — спросил я, желая, чтоб старый Стендиш наконец убрал руку с талии Марси.

— Только по привязанности. Мистер Фарнхэм и мой отец были партнёрами, — ответила она.

— Не па'тнё'ами, — настаивал он, — б'атьями.

— О, — произнесла мама, в надежде на сочные подробности.

— У нас была па'а заводов, — сообщил Стендиш, — Я п'одал их, после сме'ти её отца. Пропал ку'аж.

— В самом деле? — спросила мама, безуспешно пытаясь подавить целый Везувий любопытства (Похоже, Стендиш считал само собой разумеющимся, что нам известно, кто был отцом Марси ).

— Если будет минутка, загляни ко мне вечерком, — сказал старый Фарнхэм на прощание.

— Мне надо возвращаться в Нью-Йорк, дядя Стендиш.

— А-а, маленькая занятая девчонка, — радостно завопил он, — и тебе не стыдно уди'ать от нас, как какой-то п'еступнице?

Он чмокнул её и повернулся к нам.

— Следите, чтобы она ела. Сколько я помню маленькую Маа'си, она постоянно сидит на каких-то диетах. С Рождеством!

Тут его осенило:

— И — удачи тебе, Маа'си. Мы все гордимся тобой.

Обратно нас привёз отец. В очень многозначительной тишине.

Обед накануне Рождества. Отец раскупорил бутылку шампанского.

— За Марси, — сказала мама.

Мы подняли бокалы. Марси чуток смочила губы. В нарушение собственных принципов следующий тост я предложил во славу Иисуса.

Нас было шестеро. Те же, плюс Джеф, мамин племянник из Вирджинии и тётя Элен, незамужняя сестра моего деда. По-моему, она помнила ещё Мафусаила, со времён, когда они вместе учились в Гарварде. Элен была глухой, а Джеф ел так, будто его мучили глисты. Так что особых изменений в разговорах не ожидалось.

Мы отдали должное славной птице.

— Скажите это Флоренс, не мне, — смутилась мама, — она встала рано утром, чтобы приготовить её.

— Приправы просто фантастические, — изрекла моя одна моя Нью-Йоркская знакомая.

— Устрицы из Ипсвича, в конце концов, — ответила мама.

Угощение было в разгаре, мы с Джеффом соревновались за звание обжоры дня.

К моему удивлению, на столе возникла вторая бутылка шампанского. Я смутно отметил, что пьём только мы с отцом. Честно говоря, смутность эта объяснялась тем, что большую часть выпил именно я.

Неизменный пирог с фаршем, потом кофе в гостиной — и вот уже три часа дня.

Отъезд в Нью-Йорк пришлось немного отложить — дабы желудок мог утрястись, а голова — проветриться.

— Марси, вам не хотелось бы немного погулять? — спросила мама.

— С удовольствием, миссисс Бэрретт.

Они вышли.

Остались мы с отцом.

— Я бы тоже не отказался проветриться, — сказал я.

— Не имею ничего против, — ответил он.

Когда мы надели пальто и вышли на зимний мороз, до меня дошло, что именно я попросил его об этом променаде. Вполне можно было найти отговорку — тот же футбол, например, как сделал Джеф. Но нет, мне хотелось поговорить. С моим отцом.

— Она очаровательная девушка, — сказал он. Не ожидая моего вопроса.

Но это и было то, о чём я надеялся поговорить.

— Спасибо, отец. Я тоже так думаю.

— Она кажется... достойной тебя.

Мы были в лесу. Окруженные только облетевшими деревьями.

— Скорее я... достоин её, — сказал я наконец.

Отец взвесил каждое слово. Он не привык к тому, что я соглашаюсь с ним. После стольких лет военных действий он несомненно ожидал подвоха в каждом слове. Но постепенно до него стало доходить. Он спросил:

— Серьёзно?

Мы двинулись дальше. В конце концов, я поднял глаза и тихо ответил:

— Хотел бы я знать.

Хотя прозвучало это довольно таинственно, отец почувствовал, что я честно пытаюсь высказать то, что чувствую. Растерянность.

— Это... проблема?

Я посмотрел на него и молча кивнул.

— Кажется, я понимаю, — сказал он.

Как? Я не рассказывал ему ничего.

— Оливер, нет ничего неестественного, что ты всё ещё страдаешь, — его проницательность застигла меня врасплох. А может он знал, что эти слова могут... тронуть меня?

— Нет, это не Дженни. Я хочу сказать, что думаю, что готов... — почему я рассказываю это ему?

Он не настаивал. Просто ждал, пока я разберусь со своими мыслями.

Потом он мягко сказал:

— Ты говорил о проблеме?

— Её семья.

— О, — ты имеешь в виду... сопротивление?

— Не с их стороны, — ответил я, — её отец...

— Да?

— ...её отцом был Уолтер Биннендэйл.

— Понимаю, — сказал он. И завершил этим коротким словом самый искренний разговор в нашей жизни.