Наслаждения - Сидни Диана - Страница 12

Они остановились перед кудрявой продавщицей с длинной лентой-сантиметром вокруг шеи. После того как Андре объяснил хмуро надувшей губки женщине, что им надо полностью «упаковать» Ясмин, маленькие глазки продавщицы просияли. Она тут же поволокла Ясмин в небольшую примерочную, а Андре уселся на маленький, с виду очень неудобный стул и стал ждать.

Спустя два часа, ослабевшая от голода и вымотанная бесконечными застегиваниями и расстегиваниями сотен, как ей показалось, молний и тысяч застежек, Ясмин вышла из примерочной, выглядя точь-в-точь молоденькой парижанкой.

Она выбрала себе легкое летнее хлопчатобумажное платье.

Юбка колоколом привлекательно ниспадала до самых коленок. Открытый вырез и короткие рукава позволяли чувствовать приятную прохладу. Единственной проблемой был лифчик, выбранный для нее продавщицей. Надев его, Ясмин ощутила непреодолимое неудобство, ей даже стало трудно дышать, и она решительно от него отказалась. Продавщица не моргнув глазом весело заявила:

— C'cst bien[16]. Тебе он и не нужен. У тебя грудь высокая от природы, так что на этот счет можно не беспокоиться.

На ногах Ясмин красовались плетеные туфельки на низком каблучке. Мягкие кожаные ремешки облегали пальчики Ясмин и завязывались вокруг лодыжек. Продавщица упаковала старый наряд Ясмин в коробку и положила ее в пакет вместе с новыми покупками.

— Отошлите все, пожалуйста, в «Нова-Парк Элизе», — распорядился, расплачиваясь, Андре. — Ну а мы продолжим свою экскурсию по Парижу. — Затем он обратился к Ясмин:

— Теперь ты сплошное очарование. Впрочем, ты и раньше выглядела не хуже.

Ясмин почувствовала неловкость под испытующим взглядом Сен-Клера. Ей хотелось услышать от Андре еще что-нибудь лестное в свой адрес, но тот был подчеркнуто официален. С первых же дней пребывания Ясмин в его доме Андре избегал ее, даже не разговаривал с ней. Никто с ней не разговаривал. Она была одинока и страдала от своего одиночества.

На губах Андре появилась загадочная улыбка.

— Ну, как ты себя чувствуешь в новом наряде? — спросил он. — Непривычно?

— Очень непривычно. Слишком все открыто, — призналась Ясмин, чувствуя себя абсолютной дурой. Ей хотелось описать свое состояние, рассказать, что она кажется себе слишком обнаженной и очень современной. Она казалась себе одновременно и чопорной, и испорченной.

— Я хотела туфли на очень высоких каблуках, но, померив их, поняла, что не смогу ходить. Как только женщины на них ходят?

— Я сам частенько удивляюсь, — усмехнулся Сен-Клер. — Практика, я думаю. Но ты выбрала правильную обувь. Сегодня нам предстоит долгая пешая прогулка. Даже если бы ты умела носить туфли на высоких каблуках, к вечеру ты не чувствовала бы собственных ног.

Ясмин радостно кивнула, довольная своим правильным выбором и обрадованная похвалой Андре, и они вышли из магазина.

— Теперь нам надо поесть, — сказал Андре, — но прежде мы должны поймать такси.

Им повезло: не успели они дойти до стоянки такси, как подъехала машина.

— Рю де Миромесни, — устроившись на заднем сиденье, распорядился Андре и повернулся к Ясмин:

— Я знаю очень хорошенький ресторан, который должен тебе понравиться. Там можно пойти на кухню и посмотреть, как повара готовят то, что ты заказала. Это очень увлекательно.

Такси помчалось по лабиринту улиц, и через несколько минут Андре провел Ясмин через толстые обитые двери в чудесный увитый зеленью небольшой зал с маленьким садиком в центре. Глицинии, плющ и розы вились по зеленым решеткам на стенах, а сквозь стеклянную перегородку напротив можно было наблюдать, что творится на кухне.

— C'est pas de la nouvelle cuisine[17], — по обыкновению перейдя на французский, заметил Андре, просматривая меню, — но в остальном все по-прежнему.

Не спрашивая Ясмин, он заказал ей копченые ляжки ягнят. Это оказалось очень вкусно и очень похоже на еду, к которой привыкла Ясмин. Грибы под соусом она сочла слишком экзотичными, но осталась без ума от petit fours[18]. Андре даже попросил владельца ресторана завернуть несколько пирожных в салфетку, чтобы они могли взять их с собой.

Чувствуя себя гораздо бодрее, Андре и Ясмин направились в Лувр. Картины совершенно очаровали девушку. Они очень долго ходили по залам, и только звонок, означавший закрытие галереи, помог Андре уговорить ошарашенную Ясмин покинуть музей.

— Они запрут нас здесь до утра, — сказал он, — и выключат свет, так что ты все равно не сможешь всю ночь любоваться картинами. Надо идти, Ясмин.

Дневные впечатления настолько утомили Ясмин, что в тот вечер, сразу же после ужина в гостинице, она заснула как убитая, словно приняла изрядную дозу снотворного. Последующие дни прошли подобно первому. По мере посещения все новых и новых мест разнообразные впечатления, запахи и звуки грозили полностью затопить сознание Ясмин.

Сен-Клер показал девушке весь Париж: от Трокадеро до Люксембургского сада, от Сакре-Кер до Бастилии. Он показал ей площадь Согласия, Эйфелеву башню, Триумфальную арку и обсерваторию на Монпарнасе. Они обследовали Нотр-Дам и совершили путешествие на метро, посетили оперу и побывали в Музее восковых фигур.

Каждый вечер Ясмин без ног валилась в постель и мгновенно засыпала.

Ей захотелось коротко остричь волосы. Это было модно! У парижских девушек были совершенно мальчишеские головы. Свои волосы Ясмин носила в тугом тяжелом пучке, завязанном на затылке, и считала, что это слишком старомодно. Но, узнав о ее желании, Андре пришел в ужас и стал непоколебим.

— Никогда! Никогда не смей стричь свои волосы. Они совершенно восхитительны и очень идут тебе. Знай, если ты это сделаешь, я буду огорчен.

Временами, когда Сен-Клер смотрел на Ясмин, лицо его омрачалось смесью гнева и печали. Выражение это было таким ярким, многозначительным, что Ясмин всякий раз опускала глаза. Взгляд Андре напоминал ей о той первой ночи на белоснежной вилле. Тогда он смотрел на нее точно такими же глазами. Но Сен-Клер больше никогда не целовал се и даже не прикасался к ней. И Ясмин была благодарна ему за это. Воспоминание о тех ночах наполняло ее чувством страха и желания, которому Ясмин была не в силах противиться.

Голос мадам Дюша вырвал Ясмин из задумчивости и вернул к пейзажу за окном.

— Если возникнут проблемы, если я почувствую, что она не в силах справляться с заданиями, мы с вами, разумеется, сразу же созвонимся, — вещала мадам Дюша очень уверенным тоном.

— Убежден, что Ясмин будет послушной воспитанницей.

— Да, я тоже в этом не сомневаюсь. Но разве дело только в послушании? — Мадам Дюша пристально посмотрела на Сен-Клера. — В конце концов она должна научиться быть независимой. Мы должны воспитать из нес современную женщину. Вашему приемному ребенку предстоит многое преодолеть. Нельзя сказать, что марокканцы славятся воспитанием своих девушек в духе свободомыслия, или я не права?

Ясмин продолжала смотреть в окно, а Андре и мадам Дюша продолжали обсуждать курс обучения Ясмин и то, чему по настоянию мадам Дюша должна научиться девочка за три недели, оставшиеся до официального начала школьных занятий.

Ясмин увидела вдалеке за окном маленькую церквушку с небольшой колокольней, напомнившую ей Нотр-Дам.

«Дом Господень», — сказал тогда Андре. До чего же забавны эти европейские люди, полагающие, что могут заставить Бога жить в доме. Каким бы прекрасным ни был дом, Аллах никогда не станет в нем жить. Он будет чувствовать себя как в тюрьме. Аллаху нужны пустыня, небо и звезды.

И до чего же глупо строить для жилья такие большие дома. Любой знает: куда идут козы, туда и ты должен следовать. И что ты будешь делать с твоими прекрасными зданиями? Ты ведь не сможешь взять их с собой. Связывая себя домами, ты навсегда лишаешь себя свободы.