Роберт Вильямс Вуд. Современный чародей физической лаборатории - Сибрук Вильям - Страница 7

Несмотря на такую блестящую активность вне учебной программы, мальчик оставался тупицей в классах Классической школы Вильяма Никольса в Бостоне. В наши дни специализированного образования глупость его воспитателей кажется еще более поразительной, чем тогда. Мальчик, подобный Вуду, в наши дни был бы направлен по пути его естественных наклонностей любым понимающим преподавателем начальной школы. Но «классические» традиции были всесильны в Новой Англии и, когда ему было около восемнадцати лет и предстоял вступительный экзамен в Гарвард, он стоял перед почти неизбежным провалом. Здесь, в первый раз, он взял в собственные руки направление своих занятий, несмотря на яростное сопротивление директора школы Никольса. Все интересы и склонности мальчика были направлены к науке. В защиту предрассудков мистера Никольса можно сказать только то, что они были всеобщими в Бостоне в те дни. Предполагалось, что сын джентльмена должен любить древних классиков. Несмотря на оппозицию и прямые приказания директора, Вуд покупал подержанные книги по физике и ботанике не. потому, что последние его сильно интересовали, а потому, что это могло помочь сдать экзамен в Гарвард. Когда рассеялся дым после вступительных экзаменов весной 1887 г., он увидел, что принят на первый курс, хотя и провалился с позором по латинскому и греческому, только и определенно потому, что показал блестящие знания в естественных науках. До этих пор он занимался химией, физикой, астрономией и биологией в виде развлечения и игры, скорее, чем как работой, но построил себе этим прекрасный практический фундамент.

Насколько «гигантская игрушка» (завод воздуходувных машин Стэртеванта) вошла в этот фундамент, показывает тот факт, что уже после поступления в Гарвард он в один прекрасный день опять пробрался на завод и с помощью мощных машин с успехом опроверг теорию «водяной смазки» ледников, которую выдвигал в то время знаменитый геолог, Натаниель Саутгейт Шалер [9]. Шалер был блестящ, популярен и знаменит по всему миру в своей области, но молодой Вуд, который ничему не верил на слово, имел с ним много столкновений. Один из их споров кончился тем, что Вуд окончательно уверился, что Шалер абсолютно неправ в своей любимой теории о загадочном отсутствии следов ледников в обширных областях Северной Америки; Шалер объяснял этот факт тем, что некоторые из ледников имели огромный вес, давление которого расплавляло лед в их нижнем слое и создавало подобие жидкой «подушки», по которой они и скользили. Это было известно, как «теория движения ледников по воде, образовавшейся в результате давления». Шалер утверждал, что в упомянутых областях лед, находившийся в соприкосновении с почвой, был расплавлен давлением, в результате чего не появлялись силы, которые передвигали бы валуны по поверхности земли.

Вуд ничему в этой теории не верил. Он решил, что имеет средство доказать неправильность теории. В Гарварде, конечно, не было аппаратов достаточной мощности, чтобы произвести тот опыт, который он задумал Поэтому он пришел опять к своему старому другу Стэртеванту и его вентиляторному заводу. Стэртевант был очень обрадован и заинтересован. Он дал Вуду разрешение делать все, что тот найдет нужным.

Был изготовлен большой чугунный брус с аккуратно высверленным цилиндрическим отверстием около двух дюймов диаметром и восьми — глубиной. На токарном станке выточили цилиндр, точно подходивший к отверстию в болванке, который должен был служить поршнем, передающим давление на лед. Отверстие наполнили до половины водой, выставили на улицу в морозную погоду и заморозили. На поверхность льда в середине отверстия была положена свинцовая пуля, а затем воду долили почти до верха и опять заморозили. Стальной цилиндр был вставлен сверху и поджат до соприкосновения со льдом, а затем подвергнут давлению в много тонн на квадратный дюйм, с помощью мощного гидравлического пресса. Это давление было во много раз больше, чем то, о котором, говорил Шалер в своей теории. Оно соответствовало давлению слоя льда в две мили толщиной.

Под этим невероятным давлением вокруг цилиндра выдавились тонкие, как бумага, листки льда и несколько тонких, как иглы, льдинок выскочили прямо сквозь чугунную болванку. Лед пробил себе дорогу через дефекты отливки. Но это не ослабило давления, постоянная величина которого контролировалась манометром пресса.

Вынув болванку из-под пресса и разогрев ее настолько, что ледяной цилиндр начал таять, можно было удалить стальной поршень и вытрясти замерзший ледяной цилиндр. Пуля была обнаружена в центре, в том самом месте, куда ее положили, ясно этим показывая, что ни одной секунды лед в цилиндре не существовал в виде «воды, образовавшейся под действием давления».

Вуд, несмотря на то, что он еще не окончил Гарварда, опубликовал эти результаты в American Journal of Science после того, как сообщил их Шалеру. Шалер упал духом, но гордился Вудом и был полностью убежден результатом опыта.

Маленький мальчик, выросший теперь в дерзкого юношу, в последний раз вернулся к своей огромной игрушке и применил ее, чтобы сделать первый важный вклад в науку.

ГЛАВА ВТОРАЯ

С осени 1887 года и до окончания Гарварда в 1891 году молодой Роберт был сложной проблемой для людей на факультете, с которыми он соприкасался и спорил. На некоторых занятиях он был удивительно блестящ и оригинален, к другим — настолько равнодушен, что едва избегал провала на экзаменах. Это же самое произошло бы с ним и в любом другом университете. Когда я спросил его, как случилось, что он выбрал именно Гарвард, он сказал: «Отец выбрал его».

Он поступил с максимальным допускавшимся числом переэкзаменовок. Он избавлялся от них, сдавая каждый год по одному или по два лишних предмета, но оставался «слабым» студентом с точки зрения академических ученых мужей, не поощрявших оригинальности, — а они в то время были в большинстве. Однако уже в то время Гарвард, в ответ на предложенную президентом Элиотом «избирательную» систему обучения, отступил от жестких программ, заставляющих каждого студента проходить установленный набор дисциплин, главным образом, классических. Буду был разрешен значительный выбор. Дисциплины были в большинстве естественно-научными. Он специализировался по химии и вероятно занимался бы ею всю жизнь, со своим прометеевым восхищением перед огнем и взрывами, если бы… уборная в одном — и весьма порядочном — пансионе в Лейпциге не открывалась прямо в столовую…

В то же время, когда основным занятием его в Гарварде была химия, он серьезно увлекался также геологией, и знаменитый профессор Шалер однажды сказал его отцу: «В нем пропадает хороший геолог, а получится плохой химик». Несмотря на эпизод с ледниками и другие споры, Шалер оставался его лучшим другом на факультете. Вуд глубоко восхищался им, и я думаю, что именно Шалер оказал решающее влияние на складывавшийся характер — и некоторые идиосинкразии — будущего профессора физики. Шалер был похож на какого-то. университетского Барнума, показывающего публике кошек и слонов красного цвета. Как живо вспоминает Вуд, это был рыжебородый, длинноногий кентуккиец, известный своей «геологической походкой», которая заставляла студентов бежать за ним рысью, когда они следовали за своим профессором во время экскурсий по скалистому берегу Массачусетса или по каменоломням, которые они посещали. Шалер читал самый популярный на факультете курс, который был обозначен в каталоге NH-4. Популярность объяснялась отчасти тем, что это была «легкая работа», но у его аудитории были и другие достоинства, которые восхищали более серьезных студентов. Иногда профессор откалывал такие штуки, с которыми не мог сравниться хороший водевиль. Один из образцов фантастического красноречия Шалера так удивил Вуда, что сейчас, через пятьдесят лет, он все еще помнит его наизусть. Речь эта никогда не была напечатана, и он умолял меня включить ее в книгу.