Роберт Вильямс Вуд. Современный чародей физической лаборатории - Сибрук Вильям - Страница 60

Это были факты, которые могли не только убедить, но и развеселить любого судью, и когда процесс дошел до суда, и на столе перед судьями расставили кегли, то не только дело было сразу же прекращено, но и некоторые из присяжных засмеялись, и улыбающемуся судье пришлось сделать им замечание».

Последним летом, когда он взял меня с собой в кладовую своей большой лаборатории университета Дж. Гопкинса, я заметил ярко-красное дамское платье, в которое был весьма драматически задрапирован телескоп. Я думал, что это какая-нибудь шутка, и спросил его, не держит ли он гарем. Однако оказалось, что присутствие платья объяснялось весьма серьезными причинами.

Одна леди из Валтиморы, одетая в такое же платье, получила смертельные ожоги, в результате вспышки ткани, вероятно, от неосторожно зажженной спички. Материал этот находился в продаже. Огонь распространяется по нему почти мгновенно. Начинался новый процесс, и Вуда просили исследовать, насколько опасны подобные ткани.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Все тридцатые годы Вуд продолжал свою экспериментальную работу. Но теперь он стал международной знаменитостью, и его отовсюду приглашали — участвовать в собраниях ученых обществ и получать награды и медали. Целое десятилетие он носится из Америки в Европу и обратно, и всегда успевает найти время, чтобы участвовать в общественной жизни и проделывать свои необычайные «номера».

Его попросили написать статью о флуоресценции для четырнадцатого издания «Британской энциклопедии». Он захотел поместить снимок человеческого лица при свете ультрафиолетовой лампы, изобретенной им в годы войны. В этих невидимых лучах самая белая кожа кажется темно-шоколадной, зубы светятся таинственным голубым светом, а зрачок глаза кажется белым. Проходя по коридору университета, он сказал хорошенькой машинистке, которой, вероятно, раньше не говорил ничего кроме «доброе утро».

«Хотели бы вы, чтобы ваш портрет поместили в следующем издании „Британской энциклопедии?“

«Разве это можно? Вы шутите, доктор Вуд!»

«Совершенно нет. Я говорю серьезно. Так хотите?»

«Конечно. Только как и почему?»

«Пойдемте — сказал он. — Я вас сфотографирую. Это будет иллюстрация к моей статье, и я хочу, чтобы это был снимок красивой девушки».

Он повел ее в свою лабораторию, установил камеру, зажег ультрафиолетовую лампу, опустил темные занавески и сделал снимок. Через год, приходя по управлению, он сказал ей: «Посмотрите в библиотеке мою статью „Флуоресценция“ — вы там найдете свой портрет». Она пошла и вскрикнула — ее светлое личико вышло черным, как у негра. Сыграл ли когда-либо Вуд более «низкую шутку» с другим человеком?

В 1929 году он плыл в Лондон с мистрис Вуд и Элизабет. На пароходе находился доктор Мэйо из Клиники Мэйо, доктор Йэнделл Хэндерсон, физиолог из Йеля и Сэм Барлоу — композитор, так что у Вудов была хорошо подобранная компания. Времяпрепровождение в Лондоне, как обычно, было комбинацией «каникул» для Вуда и веселья для всех них.

Джон Болдерстон репетировал в театре Lyric пьесу, где время действия должно было во время одного затемнения сцены переноситься от наших дней к 1783 году. Как сделать «перескок» психологически и эмоционально эффективным — эту задачу предложил решить Вуд. Его идея заключалась в том, что очень низкая нота, почти не слышимая, но колеблющая барабанную перепонку, произведет ощущение «таинственности» и сообщит зрителям необходимое настроение. Это было выполнено с помощью органной «сверхтрубы», длиннее и толще, чем те, которые применяются в церковных органах. Трубу решили испытать на репетиции. Только Вуд, Лесли Ховард, Болдерстон и постановщик Джильберт Миллер в зале знали, что произойдет. Вопль с затемненной сцены означал перерыв в 145 лет. Здесь включили «неслышимую» ноту Вуда. Последовал эффект вроде того, который предшествует землетрясению. Стекло в канделябрах старинного «Лайрик» зазвенело, и все окна задребезжали. Все здание начало дрожать, и волна ужаса распространилась на Шэфтсбюри Авеню. Миллер распорядился, чтобы «такую-сякую» органную трубу немедленно выкинули.

Между прочим, это — только одно из «театральных похождений» Вуда. Фло Зигфелд, соседка Вудов в Ист Хэмптоне, часто посещала лабораторию в сарае и, пораженная чудесами невидимого света и других лучей, спросила, не может ли Вуд разработать систему освещения и костюмов для сцены, которые исчезали бы при изменении освещения, оставляя девушек практически голыми. Вуд полностью разработал его. На сцене должен был появляться комик с хором девушек в бальных платьях. Он нес с собой «рентгеновский» бинокль, и объяснял, что когда он глядит на них, их платья исчезают. Когда он направлял на них бинокль, освещение менялось, и они казались аудитории почти голыми. Затем комик повертывал свой бинокль на зрителей.

Это было немного дерзко, и представление никогда не было показано. Однако Вуд дал Зигфелд и другие идеи, главным образом относительно освещения сцены, которые теперь год за годом осуществляются в разных «ревю».

В 1934 году Вуд был избран вице-президентом Американского Физического Общества и участвовал в ежегодном собрании Тихоокеанской секции в Беркли (Калифорния). Сессия происходила в зданиях Калифорнийского университета, одновременно с сессией Американской Ассоциации прогресса науки. Присутствовало очень много народу, и каждый член носил большой жетон со своей фамилией.

В этот год «гвоздем сезона» в Нью-Йорке была политическая сатира Джорджа Кауфмана «О тебе я пою», изображавшая «Винтергрина и Троттльботтома» — кандидатов на посты президента и вице-президента. Так как Вуд стал теперь вице-президентом Общества, он написал на своем жетоне «Троттльботтом», и присутствующие сразу же разделились на «посвященное» меньшинство и недоумевающее большинство. Жетон постоянно вызывал забавные ситуации. Пожилая леди представила его своим друзьям под новой фамилией, а один молодой профессор познакомил его с двумя очаровательными молодыми леди как «профессора Вуда», но когда они, взглянув на жетон, исправили его, рассыпался в глубоких извинениях, добавив: «Чрезвычайно удивительное сходство!»

После того как сессия в Беркли закончилась, Вуд поспешил к себе на Восток и вместе с Гертрудой отплыл в Европу на международный конгресс радиобиологии в Венеции.

Открытие конгресса происходило во Дворце дожей, в Большом зале совета. Специально приглашенные иностранные делегаты сидели полукругом на специальном возвышении. Маркони, председатель конгресса, выступал со вступительным словом.

Вуда попросили показать кинофильмы, снятые во время опытов с ультразвуками в Такседо. Он читал лекцию по-английски, и, ввиду большого интереса к ней, было предусмотрено, что ее будут переводить, фраза за фразой, по мере изложения, еще на три языка. Она начиналась примерно так: «Леди и джентльмены! Я чрезвычайно доволен, что могу показать вам с помощью киноаппарата результаты…»

Вдруг переводчица-полиглот подняла руку и произнесла: «Простите. Одну минуту… Messieurs et Mesdames! C'est avec un vif plaisir que je me trouve capable de vous montrer, a l'aide du cinema… Meine Herren und Damen! Es ist mir eine grosses Vergrrflgen, dass ich im Stande bin Ihnen zu zeigen, mittels einer Maschine fur Lebensgebilde… Signori e Signiore! Sono molto lieto di potervi dimostrare oggi i risultati delle nostre esperi-enze per mezzo cinematografico…»

Она остановилась и ободряюще посмотрела на Вуда. За это время он полностью потерял нить даже той простой фразы, с которой начиналась лекция.

Можно представить себе, что произошло, когда научная часть доклада подверглась такой же обработке. «Почему моя искушенная аудитория не расхохоталась от этого кошмара, я никогда не мог понять». Он говорит, что это было его самое страшное переживание на кафедре лектора, особенно так как он услышал, как его жена сказала итальянцу, утомленному предыдущими длинными докладами, некоторые из которых длились почти по часу: «Вы не соскучитесь на лекции мистера Вуда — он всегда читает их как можно короче».