Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Роберт Вильямс Вуд. Современный чародей физической лаборатории - Сибрук Вильям - Страница 16


16
Изменить размер шрифта:

«Я далеко не альпинист, и еще меньше — специалист по скалолазанию, но когда мы поднялись от Интерлакена к Шейниге Платте, с которой открывается прекрасный вид на Юнгфрау, Монх и Эйгер, меня поразила странная скала, поднимающаяся, как башня старого замка, и называемая „Гуммихорн“ („Резиновый пик“). Она была серого цвета и напоминала старую, потертую резину.

Бедекер говорит, что ее вершина недавно сделана «доступной для опытных». Скала поднималась круто с зеленого холма всего в нескольких сотнях ярдов от отеля, и я решил посмотреть на нее после обеда. Она была около полутораста футов в диаметре у основания и, вероятно, до трехсот футов высотой, с практически вертикальными стенками. Разыскав место с маленьким наклоном, я начал взбираться по стенке, находя многочисленные опоры для носков сапог и пальцев рук. Примерно на половине высоты я увидел, что стою на узком карнизе около десяти дюймов шириной, выше которого начиналась гладкая вертикальная стенка футов в шесть с половиной высоты. Вниз ко мне свисал конец каната, и я мог видеть, что другой конец прикреплен к железному крюку, забитому в скалу у следующего уступа над моей головой. Это, очевидно, и представляло фразу «сделана доступной» из Бедекера. Держась за скалу левой рукой, я взялся за канат правой и потянул как следует. Когда я нажал посильнее, он оборвался в том месте, где касался острого края скалы. Я чуть не отпустил левую руку, но сумел удержаться. Я посмотрел вниз: трава показалась мне очень далекой, и я стал сомневаться, сумею ли я найти упоры для спуска. В конце концов, я решил лезть до самого верха и быть спасенным пожарной командой. Мне удалось забраться на следующий карниз, подтянувшись прямо на железном крюке, а оттуда до вершины путь был уже легче. Группа немцев на соседнем холме надела шляпы на альпенштоки и кричала: «Хох! Хох!», когда я появился на вершине, но я был слишком потрясен, чтобы ответить им большим, чем безразличным кивком. Я сумел спуститься по немного более легкому пути.

Мы собирались возвращаться из Интерлакена пешком, но Гертруда устала и поехала поездом. Я заметил, что в одном месте можно сократить большой крюк дороги, огибающей гору, если пройти сквозь железнодорожный туннель. Перед входом висел большой плакат, говоривший, что проход сквозь туннель пешеходам «Строжайше воспрещается», а за нарушение взимается большой штраф. В туннеле становилось все темней и темней, и я не сбивался с тропинки, только все время касаясь одного из рельсов концом альпенштока. Затем я услыхал позади себя пыхтенье маленького локомотива, шедшего без фар. Я очень испугался и поспешил вперед, спотыкаясь о шпалы в темноте. Однако я сумел убежать от паровозика и выскочил из туннеля прямо в объятия двух железнодорожных сторожей или полицейских. Я попытался ускользнуть с веселым «Guten Abend!» (добрый вечер!), но один из них схватил меня и сказал, что я арестован.

С одной стороны пути была отвесная скала, а с другой — очень крутая осыпь из свободно лежащих камней. Когда полицейский отпустил мою руку и оживленно заговорил с своим компаньоном, я сердито сказал, на своем лучшем немецком языке: «Я очень спешу и у меня нет времени сидеть под арестом», и перескочил через край насыпи, опершись на альпеншток. Держа один конец обеими руками и волоча палку за собой, я поехал вниз со страшной скоростью, как ведьма на метле, а за мной катилась лавина мелких камней. Достигнув подножия осыпи, где опять начинался сосновый лес, я оглянулся назад и увидел, что поезд остановился, и полицейские забираются на паровоз. Поняв, что я теперь являюсь «подрывателем туннелей», да еще к тому же бежавшим от правосудия, я побежал вниз под гору, срезал зигзаги дороги и перепрыгивал через упавшие деревья и валуны. Я достиг Интерлакена значительно раньше, чем поезд, и спасся в своем отеле».

Вуд присутствовал как друг при последних успешных полетах на планере Отто Лилиенталя; полеты происходили всего за несколько дней до катастрофы, которая была причиной смерти изобретателя. Едва ли нужно говорить, что Вуд настаивал на том, чтобы самому полетать на планере, — и успешно выполнил свое намерение. Лилиенталь был первым из людей, которому удалось пролететь по воздуху без помощи воздушного шара. Вуду принадлежат последние фотографии, сделанные во время его полетов. Лилиенталь писал Вуду в субботу, 8 августа 1896 года, приглашая его приехать на следующий день, который стал днем катастрофы. Вуд написал статью для бостонской Transcript о своих полетах у Лилиенталя. В ней говорилось:

«В конце моего второго года жизни в Берлине я познакомился с Отто Лилиенталем, за работой которого в области полетов по воздуху я с интересом следил уже несколько лет. Его первые эксперименты, основанные на долгом изучении полета птиц, совершались в окрестностях Берлина, где он построил небольшой искусственный холм, с вершины которого он бросался в воздух, поддерживаемый крыльями из бамбука, затянутыми хлопчатобумажной тканью, планируя и приземляясь на некотором расстоянии от горки. Впоследствии, добившись хороших результатов, он стал практиковаться в полетах с высоких волнистых холмов у Ринов, иные из них были более трехсот футов высотой. Холмы эти покрыты высокой густой травой и губчатым мхом.

Прежде чем взять меня с собой посмотреть на полеты, он показал мне, в своей мастерской в Берлине, аэроплан с двигателем, площадь крыла которого составляла двадцать пять квадратных ярдов. Аэроплан был почти закончен. На следующее воскресение мы отправились на поезде в Нейштадт, на несколько сот миль севернее Берлина, и оттуда в Ринов — в телеге крестьянина.

Над полями летали аисты, часто садясь близко от дороги, и Лилиенталь с жаром объяснял, как они приземляются, вытягивая вперед свои длинные ноги в момент перед посадкой на землю. Это движение поднимало вверх передний край крыла и останавливало продвижение вперед. Он научился имитировать их технику после многих аварий, включая сюда разбитые локти и переломы костей.

Его машина была «карманным воздушным кораблем» и хранилась на небольшой тележке в сарае крестьянина. Мы поехали к горам, и с помощью крестьянина «планер», как мы теперь стали его называть, был собран, как коробчатый змей. Это был биплан с крыльями выгнутого профиля, который, как он открыл, далеко превосходил своей подъемной силой плоские поверхности.

Нижняя плоскость была двадцати футов длиной от конца до конца, а верхняя, укрепленная на двух толстых бамбуковых палках, была жестко притянута к нижней туго натянутыми проволочными тросиками. Машина была так хорошо слажена, что невозможно было найти хотя бы один свободно висящий конец и вся машина гудела, как барабан, если постучать по полотну рукой. Мы перенесли аппарат на вершину холма, и Лилиенталь. занял свое место в раме, подняв крылья с земли. Он был одет в фланелевую куртку и короткие штаны, коленки которых были простеганы, чтобы уменьшить удар в случае слишком быстрого спуска, ибо он научился сразу же после касания земли ногами падать на колени, этим разделяя столкновение с землей на два этапа и предохраняя машину от повреждений. Я занял место значительно ниже его, у своей камеры, и с нетерпением ждал старта. Он стал лицом к ветру и стоял, как атлет, ждущий стартового выстрела. Ветер чуть посвежел; он сделал три быстрых шага вперед и сразу же оторвался от земли, скользя по воздуху почти горизонтально от вершины. Он пролетел над моей головой со страшной скоростью, на высоте около пятидесяти футов; ветер играл дикую мелодию на натянутых расчалках машины. Он был уже далеко, прежде чем я успел направить на него свою камеру. Вдруг он наклонился налево, наклонно к ветру, и затем случилось то, что могло быть предшественником несчастья, произошедшего в следующее воскресенье. Все развернулось так быстро, и я был так взволнован, что не разобрал точно, что именно произошло, но аппарат скользнул в сторону, будто бы внезапным порывом ветра подняло правое крыло. Одно мгновение я видел планер сверху, но затем мощным движением ног он выровнял машину и заскользил дальше, через поле у подножия холма, зацепляясь и отталкиваясь от стогов сена на ходу. Когда до земли остался один фут, он выбросил ноги вперед, и, несмотря на большую скорость, машина внезапно остановилась, причем передняя кромка крыла поднялась, ветер пошел под плоскости, и он легко коснулся земли.