Последний сёгун - Сиба Рётаро - Страница 27

Кстати сказать, в начале следующего года, первого года Кэйо (1865), Сибусава получил повышение и право передвигаться в паланкине с длинными ручками в сопровождении копьеносцев…

В целом ситуация в стране все больше и больше напоминала грозовые времена «периода сражающихся провинций».

Прибыв вторично в Киото, Ёсинобу решил поставить под свой единоличный контроль все высшее общество: двор, знать, даймё. Другого способа справиться с нараставшим хаосом, по-видимому, уже не было.

Почти сразу же по возвращению в столицу он переехал из храма Хигаси Хонгандзи в пустовавший особняк Сакаи из Вакаса, который находился у пруда Сада Священного Источника[94]. Ёсинобу часто приглашал к себе Мацудайра Сюнгаку из Этидзэн, Датэ Мунэнари из Иё, Симадзу Хисамицу из Сацума и проводил своего рода совещания, на которых обсуждались самые разные вопросы.

Идейно к ним примыкал также Яманоути Ёдо из клана Тоса, но, как человек исключительно капризный, он на эти собрания почти не ходил.

Ёсинобу предложил назвать эти встречи «собраниями в доме сёгунского регента». Каждый из их участников возглавлял крупный самурайский клан, и, наверное, не было сейчас в Японии других лидеров знатных феодальных домов, которые лучше них разбирались бы в делах страны. В идеале Ёсинобу надеялся превратить участников «регентских собраний» во влиятельную политическую группировку, которая бы взаимодействовала как с бакуфу, так и с императорским двором.

Однако у регента собирались уж слишком разные и своенравные люди. Сразу же начались распри. Даже самый горячий сторонник Ёсинобу, Сюнгаку, и тот начал сомневаться в искренности его намерений:

– Уж не думает ли этот господин, что какими-то вывертами можно изменить положение в стране? – вопрошал Сюнгаку. – Уловок у него много, но ни одному его слову верить нельзя!

В свою очередь, Ёсинобу с большим недоверием относился к Симадзу Хисамицу, подозревая, что тот хочет воспользоваться влиянием императорского двора для того, чтобы сбросить Токугава и самому возглавить бакуфу. Собственно, эти подозрения разделяли все члены правительства; если посмотреть с этой точки зрения, то вся политическая активность этого клана сразу же становилась совершенно прозрачной. Недаром говорили, что три человека, которым император доверяет более других – лидер умеренного дворянского крыла принц Накагава, бывший канцлер Коноэ Тадахиро и нынешний канцлер Нидзё Нариюки – это люди Сацума. Клан Сацума оплачивал большую часть их постоянно нараставших расходов, клан вообще выплескивал на Киото гигантские потоки энергии и денег, что было достаточно странно.

Вскоре коалиция участников «регентских собраний» окончательно рассыпалась, после чего закулисная деятельность клана Сацума стала едва ли не бить в глаза. Симадзу Хисамицу и его люди почти в открытую убеждали принцев и придворных изменить свою позицию и пойти на открытие страны.

Ёсинобу поначалу не придавал этому особого значения. Однажды он даже нарочно обратился к собравшимся в замке Нидзёдзё высшим чинам бакуфу во главе с советником правительства, начальником департамента церемониальной музыки господином Сакаи Тадасигэ с такими словами:

– Сейчас изгонять варваров – дело трудное. Чем выдворять иностранцев и тем вбивать клин между императором и бакуфу, может быть, лучше, наконец, ясно сказать, что мы за открытие страны?

Чиновники замерли.

– Что же вы молчите? – недоуменно спросил Ёсинобу. Он полагал, что министры бакуфу, уставшие от постоянного давления иностранных держав, с радостью примут его план.

– Ваше Превосходительство, а Вы осведомлены о последних действиях клана Сацума? – заговорил, наконец, после долгого молчания Сакаи. Слушая советника, Ёсинобу думал о том, что сацумцы, наверное, весьма преуспели в своих закулисных маневрах, раз уже ближайшее окружение императора вдруг и сразу стало под знамена сторонников открытия страны.

– Вчера Тёсю были за изгнание варваров, – продолжал Сакаи. – Сегодня Сацума позволяют себе выступать за открытие страны. А где же достойное слово самого бакуфу? Нет, если сейчас сменить курс на открытие страны, то авторитет Сацума взмоет вверх, как радуга после дождя, а мы окончательно выпустим из рук власть. Так что если Вы, Ваше Превосходительство, будете следовать своим словам, то нам всем не останется ничего иного, как подать прошения об отставке и вернуться к себе на родину…

Услышав эти слова, Ёсинобу выронил веер и буквально потерял дар речи. В другое время он, наверное, просто бы высмеял глупость и ограниченность чиновников, сказав что-нибудь типа: «Ну что за тупость? Вот потому-то власть бакуфу и дряхлеет!»

Однако сейчас было не время упражняться в уничижительных оценках. Ёсинобу внезапно понял, что ему предстоит исключительно важный выбор. Ведь если он будет ратовать за открытие Японии, то окажется в одном стане с Сацума, что только укрепит подозрения членов бакуфу – в правительстве и так уже давно множились слухи о том, что Ёсинобу вместе с Сацума собирается захватить власть в стране. Иными словами, он предстанет обыкновенным заговорщиком, с которым вообще нельзя иметь дело.

С другой стороны, если он будет противодействовать людям Сацума в их попытках открыть страну, то окажется, в конце концов, под стягами сторонников изгнания иностранцев. Это укрепит доверие к нему в бакуфу и позволит с меньшими усилиями завоевать симпатии членов правительства.

Поскольку Ёсинобу сейчас фактически возглавлял правительство, то остальные члены бакуфу относились к нему со вполне понятным холодком. Ёсинобу же, как и всякий настоящий политик, строил свои отношения с чиновниками, исходя не из каких-то общих принципов, а из особенностей своего положения в данный момент. А сейчас положение было таково, что он как регент продолжал терять доверие бакуфу – и терять очень и очень не вовремя!

Для того, чтобы спасти ситуацию, был нужен какой-то нестандартный ход. «Ну а что, если взять и закрыть Иокогама?» – мелькнула у Ёсинобу мысль. Это требование было излюбленным лозунгом дворцовых экстремистов с тех пор, как в Киото стал хозяйничать клан Тёсю. Но такое решение связывало бакуфу по рукам и ногам. Закрыть открытый порт – значит фактически сбросить в море иностранные консульства и торговые дома, что, несомненно, спровоцирует зарубежные государства на военные действия…

«Да, похоже, войны не избежать! – продолжал размышлять Ёсинобу. – Но противником в ней будет клан Сацума!»

Для решения этой задачи необходимо было заручиться поддержкой императорского двора. Ёсинобу подумал было согласовать свою позицию с Мацудайра Сюнгаку и Датэ Мунэнари, но с удивлением обнаружил, что и до них дотянулись уже руки сацумцев, и оба бывших соратника фактически обращены в клановую веру. Здесь ему тоже нанесли чувствительное поражение…

Тогда Ёсинобу попросил Хираока Энсиро и выходца из Мито по имени Хара Итиносин выяснить детали позиций принца Накагава и других аристократов. Однако, как оказалось, в Киото дело дошло уже до выхода соответствующего императорского указа. От императорского двора его тоже, можно сказать, оттеснили.

«Дожили! Сначала в Тёсю, а вот теперь и в Сацума уже издают собственные императорские указы! – Ёсинобу попытался заглушить горечь поражения, выплеснув свой гнев на даймё „сторонних“ кланов. – Теперь можно прямо сказать – никакого законного правительства в Японии нет!»

Спохватившись, Ёсинобу начал принимать контрмеры против действий императорского двора. Прежде всего, он переманил на свою сторону ярого сторонника клана Сацума принца Накагава и начал с его помощью постепенно создавать такую ситуацию, в которой мог бы выйти указ о закрытии порта Иокогама. Однако против него жестко выступили Мацудайра Сюнгаку, Датэ Мунэнари и, конечно, Симадзу Хисамицу. Сюнгаку в частном разговоре даже предположил, что Ёсинобу тронулся умом. Кончилось дело тем, что все трое – Хисамицу, Сюнгаку и Мунэнари – пришли к Ёсинобу и потребовали объяснений, но неожиданно для себя сами оказались под огнем его красноречия.