Воля к жизни - Северов Петр Федорович - Страница 3

Но вот с бокалом в руке из-за стола поднялся, улыбаясь, лейтенант Брусилов. Нервный тик дёргал его щеку, и улыбка выглядела насильственной, напряжённой.

— Я от всей души желаю уходящим, — сказал Брусилов, — счастливого пути. Некоторые думают, будто положение их может оказаться очень трудным и сложным. Это не так. Земля короля Оскара отсюда совсем недалеко — три, от силы, четыре дня пути. Дальше — Земля Александры. А уж оттуда до мыса Флоры — просто рукой подать. Если бы замысел бывшего штурмана «Св. Анны» господина Альбанова выглядел безрассудно, я не разрешил бы ему и его спутникам оставить корабль. Но через четверо суток они станут на твёрдую землю. Они берут с собой двухмесячный запас продовольствия. Это слишком много! Но я дал и на это согласие, чтобы гарантировать отряд от всяких возможных случайностей. Нам, остающимся, будет значительно труднее. Однако мы люди не робкого десятка и смело смотрим вперёд. Итак, счастливого пути, друзья по несчастью!

Все же было что-то глубоко трогательное в минутах прощального обеда. Не только служба связывала этих людей, — в них прочно жило чувство семьи, чувство трудового братства.

Надолго запомнилась Альбанову минута, когда, в последний раз осмотрев свою каюту, окинув взглядом родной корабль, медленно сошёл он по трапу, к своему отряду.

Люди стояли на льду нестройной шеренгой, одетые в меховые куртки, в тёплых шапках и высоких сапогах, с лыжными палками в руках, с лямками, перекинутыми через плечи. Длинной вереницей выстроилось на снегу пять каяков, — лёгких лодок, поставленных на сани. И эти лодки, и сани, — все было сделано руками матросов в трюме корабля, при свете коптилок.

— Прощай, «Анна», — негромко вымолвил Альбанов, снимая шапку.

Матросы из его отряда и все провожающие тоже сняли шапки.

— Ну, в путь! — скомандовал штурман.

Набросив на плечи лямки, матросы с трудом сдвинули сани с места. Вереница каяков медленно поплыла среди льдов.

Ни одного человека не осталось на корабле, — все провожали уходивших, помогая им тащить каяки, нагруженные снаряжением и провизией. Узкие полозья нарт глубоко врезались в снег, и нелегко было продвигаться по высоким сугробам даже теперь, когда в каждой «упряжке» было по пять-шесть человек. Альбанову невольно подумалось: а что же будет дальше, после того как провожающие возвратятся?

Уже через полчаса передовой каяк остановился. Люди задыхались. Альбанов оглянулся на корабль. Силуэт «Св. Анны» чернел совсем близко, на расстоянии каких-нибудь полкилометра. Здесь начинались первые торосы: вздыбленные глыбы льда бесконечной грядой протянулись с востока на запад. Произошла первая поломка: лопнули полозья передовой нарты…

— Этак до Земли Оскара мы ни одной щепки не донесём, — проговорил матрос Губанок.

— Лишь бы сама она была, Земля Оскара, — отозвался Альбанов. — Землю Петерманна мы уже закрыли.

Кто-то предложил возвратиться за починочными материалами на корабль, но штурман спросил насмешливо:

— А если где-нибудь на острове Рудольфа поломка случится? Снова прикажешь возвращаться?

Поломку починили на месте и двинулись дальше. Силуэт «Св. Анны» вскоре скрылся за торосами. Ветер переменился. Начиналась метель… В брезентовой палатке, едва вместившей весь экипаж корабля, присаживаясь в огоньку, Брусилов что-то шепнул судовому буфетчику. Тот быстро раскрыл свою сумку и, ко всеобщему удивлению, достал из неё бутылку шампанского и несколько плиток шоколада.

— Откуда это, Георгий Львович? — изумился Альбанов, тронутый такой неожиданной и в последнее время совершенно необычной добротой Брусилова.

Капитан улыбнулся:

— Случайно сохранилось… Можно сказать — чудом! И не чудесно ли, друзья, что здесь, на 83° северной широты, где никогда не бывал человек, нам улыбнулась эта маленькая радость?..

Позже Альбанов и его спутники не раз вспоминали эту прощальную ночь в палатке, яростный вой метели и тихую дружескую беседу у огонька.

Из-за метели и торосов, преграждавших путь, отряд за четверо суток продвинулся на юг всего лишь на пять вёрст. А на север за это же время его отнесло на тридцать пять вёрст! Альбанова утешала только надежда на северный ветер: если южный передвигал льды к полюсу, то северный погонит их на юг.

Ещё в течение нескольких дней отряд не утрачивал связи с кораблём. Ежедневно вдогонку за Альбановым пускался на лыжах с кем-нибудь из матросов неутомимый китобой Денисов. Брусилов не посылал его в эти опасные походы, китобой навещал отряд по доброй воле. Он приносил то горячую пищу, то запасную лопату для расчистки снега, то какую-нибудь мелочь — спички, иголки, записную книжку, карандаш, — все время ему казалось, будто Альбанов что-то забыл при сборах в дорогу.

Расстояние в тридцать-сорок километров нисколько не смущало Денисова. С радостью и изумлением встречая китобоя, матросы иногда спрашивали у него откровенно:

— Может быть, ты просто издеваешься над нами? Вон сколько мы уже прошли, а ты все время тут как тут…

Денисов смеялся и говорил весело:

— Ещё на Земле Оскара обязательно догоню!..

Альбанов только покачивал головой:

— Не удивлюсь, если и на острове Рудольфа ты появишься…

Штурман любил этого энергичного, сильного, весёлого человека. Полуукраинец, полунорвежец, Денисов с тринадцатилетнего возраста скитался по всем морям и океанам мира. Мальчишкой бежал он из дому от мачехи в трюме какого-то корабля в Африку, плавал юнгой и матросом вокруг света, охотился на китов в Антарктике, около Южной Георгии, наконец поселился в Норвегии, женился, снова служил на китобойных судах, уже гарпунёром. Но в каких бы странах он ни был, какими бы красотами востока или юга ни любовался, одна страна звала его настойчиво и властно — родина, Россия. Узнав, что «Св. Анна» снаряжается для промысла китов на севере, Денисов оставил свой дом и все дела, и прибыл к Брусилову.

Матросам он иногда говорил:

— Зарабатываю я теперь, правда, меньше, чем у норвежцев, но ведь я дома! Вот что главное — дома!

В половине апреля, когда уже даже с самых высоких торосов «Св. Анну» невозможно было различить в белесой мгле, визиты Денисова прекратились.

Альбанов заметил, что спутники его стали молчаливее, задумчивее. Стараясь ободрить их, он говорил:

— Движемся мы, действительно, медленно, но вот уже скоро начнутся полыньи, тогда мы помчимся на каяках, — любо-дорого будет мили отсчитывать! Терпение, до свободной воды не так уж далеко…

На одиннадцатые сутки пути три матроса — Шабатура, Пономарёв и Шахнин, смущённо опустив головы, подошли к штурману. Альбанов сразу понял, что произошло.

— Устали? — спросил он сочувственно. — Но ведь я и не обещал вам лёгкой дороги.

Ковыряя носком сапога снег, Шахнин проговорил угрюмо:

— Георгий Львович уверял, что дня через четыре земля покажется. Где же она, Земля Оскара?

Альбанов невесело усмехнулся:

— Об этом и я мог бы у тебя спросить: где же она? Разве я эту землю наносил на карту или предсказывал, будто она существует? Тут, брат, к Пайеру следует обратиться: ну-ка, показывай свою землю, Юлиус!

Никто из матросов не улыбнулся. Они стояли молча, Альбанов сказал:

— Каждый, кто пошёл со мной, вызвался на это добровольно. Я никого не принуждал и не принуждаю продолжать этот путь.

— Значит, вы не обидитесь, если мы возвратимся? — с надеждой спросил Пономарёв. — Не скажете потом, будто мы покинули товарищей?

— Если бы я считал наше положение вполне благополучным, — ответил Альбанов после раздумья, — пожалуй, я не разрешил бы вам уйти. Но для меня совершенно излишне скрывать истинные обстоятельства. Сейчас мы находимся у воображаемой Земли короля Оскара. Если бы эта земля существовала, мы бы уже увидели её. Значит, Земли Оскара нет. Нам нужно продвигаться к Земле Александры. Это ещё далеко. Принимайте решение сами, однако учтите, что и обратный путь не так-то прост.

— Мы уже приняли решение, — сказал Пономарёв.

Три матроса молча простились с товарищами и повернули свой каяк на север. Долго, пока они не скрылись за дальним торосом, спутники Альбанова смотрели им вслед.