Русское сердце - Северов Петр Федорович - Страница 9

Но что же случилось со шлюпкой? Она была у самой воды, а теперь оказалась в добрых пяти саженях от неё. Головнин увидел покрытые водорослями, мокрые камни и понял: был отлив. И им не сдвинуть эту тяжёлую шлюпку.

«Значит, все кончено!» — подумал Головнин и посмотрел на рейд, где виднелся стройный корпус «Дианы».

Дозорные «Дианы» доложили Рикорду, что в крепости происходит какая-то сумятица: японские солдаты поминутно вбегали в ворота и возвращались.

Рикорд, Рудаков и другие офицеры поспешили на мостик шлюпа. В подзорные трубы они видели, как геройски пробивались к шлюпке четверо русских, а пятый бежал им навстречу, швыряя в японцев камнями…

Рикорд узнал капитана и штурмана Хлебникова, стоявших перед слабой полоской прибоя в ожидании своей судьбы. Он видел, как окружила их толпа и в солнечном воздухе засверкали сабли.

До боли сжав кулаки, стиснув зубы, чтобы сдержать рыдание, он долго не мог сказать ни слова. За синеватым кругом стекла толпа японцев медленно удалялась. Солнечный берег вскоре опустел.

— Всех офицеров срочно на совет, — приказал Рикорд.

Через минуту офицеры собрались на палубе. Глядя в их застывшие лица, Рикорд сказал:

— Наш капитан в плену. Возможно, его и отбывших с ним моряков уже нет в живых. Возможно, что в эти минуты предатели готовят казнь. Как быть?

Некоторое время офицеры молчали. Лейтенант Илья Рудаков выступил вперёд:

— Мы все готовы идти в бой и драться до последнего человека. Но облегчит ли это участь пленников? А если при нашем выступлении изменники поторопятся их убить? Они могут это сделать из трусости, злобы, опасения расплаты. Я предлагаю испробовать ещё раз мирные пути, и если все усилия будут напрасны, — тогда бой… Самый жестокий, без пощады!..

Доводы Рудакова были вески. Попытка спасти пленных казалась ещё не поздней. Японцы могли убить их на берегу, но почему-то увели в крепость. Значит, пленники зачем-то нужны самураям? Это и давало надежду на спасение капитана и его спутников.

— Есть ли ещё предложения? — спросил Рикорд.

— Назначить делегата для переговоров, — сказал кто-то из офицеров.

— Я предлагаю вызвать добровольцев, — воскликнул Якушкин. — Если мне доверят хотя бы сопровождать делегата… Я готов…

— Здесь все на это готовы, — заметил Рикорд. — Придётся бросить жребий. Итак, мы избираем мирный путь. Мы будем надеяться…

Он не успел договорить. Над головами офицеров со свистом пронеслось ядро и взрыло воду далеко за шлюпом.

— Сейчас они пристреляются, — спокойно проговорил штурманский помощник Новицкий. — На таком расстоянии это не трудно…

— Однако ведь это и есть их ответ! — гневно прокричал Рикорд. — Они будут палить по шлюпке нашего делегата… Слушать мою команду!.. К пушкам!..

Шлюп дрогнул от залпа и окутался синеватым дымом. С крепостной стены свалился продырявленный щит. У ворот крепости заметались солдаты.

Глядя в подзорную трубу, кусая губы, Рикорд сказал Илье Рудакову с горечью:

— Как жаль! Наши ядра слишком малы, а глубина не позволяет подойти ближе. Так мы можем только припугнуть их, но не больше… Ну-ка, ещё раз. Огонь!

В крепости взвился дымок, — видимо что-то загорелось; по откосу запрыгали камни, обрушенные с земляного вала.

— Это — булавочные уколы, — разочарованно сказал Рудаков. — Нужно немедленно выйти из-под обстрела.

Рикорд согласился. Через несколько минут, подняв якоря, «Диана» отошла на дальний рейд и остановилась напротив рыбачьего селения, видневшегося на длинной отлогой косе.

Готовясь к высадке десанта с целью завладеть крепостью, Рикорд высчитывал соотношение сил. По его наблюдению и по мнению офицеров, японский гарнизон на острове был многочисленным, — не менее четырехсот человек. К этому количеству следовало ещё прибавить все мужское население посёлка, которое, конечно, заставят принять участие в обороне. Цифра становилась внушительной: в распоряжении японского начальника находилось свыше пятисот человек. К тому же укрепления, батареи…

На шлюпе же было всего пятьдесят человек. На корабле должно оставаться не менее десяти-двенадцати человек; у шлюпок на берегу тоже нужно было оставить хотя бы трех матросов… Что же могли бы сделать тридцать моряков против крепости, защищённой с моря земляным валом, за которым притаилась такая сила?

Было бы безрассудно посылать людей на верную гибель и обрекать на гибель корабль — ведь десять-двенадцать человек не смогут довести его в Охотск. Тогда в России никто не узнает о причинах гибели шлюпа. А это самый желательный для японцев вариант…

— Я принял решение, — сказал Рикорд, — «Диана» идёт в Охотск, чтобы увеличить силы и возвратиться. Мы не оставим товарищей в беде, — нет, никогда не оставим, хотя бы это стоило и опасностей, и жертв.

Он достал из папки и развернул большую, подробную карту острова Кунасири, недавно писанную рукой Головнина. Семь высот, разбросанных за крепостью, и сама крепость, малый полуостров и длинная рыбачья коса, свыше семидесяти промеров глубин и большая подводная отмель, три скалы и подводная банка у входа в залив, — все было обозначено на этой карте с предельной точностью, свойственной Головнину.

— Этот залив не имеет названия, — молвил Рикорд. — Теперь он получит имя… «Залив Измены»…

И, облокотясь на перила мостика, он крупно написал на карте эти два слова.

Шлюп медленно, словно нехотя, одевался парусами.

Связать человека так, чтобы он не мог пошевелиться, чтобы малейшее движение вызывало мучительную боль, а при попытке бежать петля, наброшенная на шею, немедленно захлестнулась, — у японцев считалось искусством.

Пленные стояли на коленях, и солдаты ловко соединяли петли на груди и вокруг шеи, стягивая локти за спиной так, что они соприкасались, тонким шнуром оплетали кисти рук.

Потом они стали вязать пленникам ноги.

Работали солдаты молча, неторопливо. Пленные тоже молчали, только мичман Мур негромко плакал и стонал.

Когда все пленные были связаны, солдаты приступили к обыску. Они не упустили ни одной мелочи. Даже иголки, мелкие монеты, запасные пуговицы — все перекочевало в их карманы.

Заметно утомлённые, японцы сели в кружок и так же молча закурили свои длинные бамбуковые трубки.

— Они решили повесить нас на берегу, — прохрипел Хлебников, слизывая с губ кровавую пену. — Я не виню вас нисколько, Василий Михайлович, вы не подумайте плохого… Я знаю вас не первый месяц и год, — вы были всегда человеком сердечным и справедливым…

— Но я доверился их слову! — тихо ответил Головнин. — Слову изменников… И вы теперь страдаете из-за меня и жизнью платитесь, друзья мои… Я не боюсь смерти, нисколько не страшусь, но помнить, все время помнить о том, что я виноват и в страданиях ваших и в гибели — вот самая страшная пытка…

Михайло Шкаев, бывалый удалой матрос, с трудом повернул к Головнину лицо.

— Не те слова, капитан, совсем не те… Разве мы не общее дело делали? Или мы для веселья прибыли в треклятую эту дыру? А виновные — вот они, перед нами, отступники от слова…

Матрос Григорий Васильев сказал:

— Мы с вами до конца, капитан… И не о чем жалеть. Мы все равны и перед долгом, и перед смертью.

Солдаты встали, о чем-то пошептались в уголке, затем возвратились к морякам и ослабили петли, наложенные повыше колен.

Старший солдат кивнул Головнину на выход, и капитан первым вышел из палатки. Каждого пленного сопровождали двое японцев: один держал в руке конец верёвки, другой, шагая рядом, держал на изготовку ружьё… За воротами крепости старший солдат указал на узкую извилистую тропу, уходившую в горы. Пленные взошли на вершину холма. Головнин остановился и, взглянув на гавань, вскрикнул. Далеко на рейде, одетая белыми парусами, медленно плыла «Диана».

Хлебников тоже увидел судно. Плечи матроса поникли и затряслись.

— Василий Михайлович… Капитан!.. В последний раз мы видим родную «Диану»!..