«Клубок» вокруг Сталина - Баландин Рудольф Константинович - Страница 23

В обстановке, сложившейся после Гражданской войны, когда надо было принимать решения при постоянном недостатке информации (ведь шло строительство во многом невиданной социальной системы), в состоянии неопределенности наиболее рациональной была стратегия, основанная на вере в непререкаемые авторитеты, в исключительную личность. Короче говоря стратегия религиозного типа*.

Именно такая стратегия сложилась (по-видимому, стихийно) в системе управления курсом «гигантского корабля» — СССР, когда Ленина превратили в пророка с теоретическими предтечами Марксом и Энгельсом. Причем на этого коммунистического пророка истово ссылались и Сталин, и почти все оппозиционеры его курсу. Реальная ситуация «подгонялась» под соответствующие высказывания Ленина, нередко относившимся или к абстрактно-теоретическим коллизиям, либо к иному историческому периоду.

Сталин не только был теоретиком, способным предвидеть будущее. Он сам «организовывал» это будущее, опираясь на единственно рациональный в подобных случаях — иррациональный религиозный метод. Но при этом он ссылался постоянно на теоретические НАУЧНЫЕ (якобы) положения марксизма-ленинизма. Ибо в XX веке слово «научное» приобрело религиозный оттенок, как бы олицетворяя неоспоримую истину.

Выбор верной стратегии — важнейший фактор в политической борьбе. И Сталин, сам того, возможно, не сознавая, осуществлял именно такую стратегию.

В хрущевское и горбачевско-ельцинские времена появилось у нас и за рубежом множество публикаций, в которых утверждалось, что едва ли не все процессы над антисоветскими, антипартийными и оппозиционными группами и организациями были фальсифицированы ОГПУ, НКВД, партийной верхушкой по личным указаниям Сталина.

Надо сразу сказать, что вопрос этот не так прост, как может показаться с первого взгляда. Убедительно опровергнуть такую версию не менее трудно, чем доказать. Заговоры и тайные организации на то и тайные, чтобы оставлять как можно меньше документов, фактических свидетельств своего существования. Сведения о них приходится получать или от агентов, внедренных в такие организации, или от «отщепенцев», предателей данной идеи, или по косвенным данным, или, наконец, в результате признаний подозреваемых. Во всех этих случаях несомненных доказательств добыть практически невозможно, и только тогда, когда сходится весь комплекс полученных сведений… Впрочем, и тогда может оставаться место для сомнений: а вдруг материалы подбирались под заранее заготовленную версию?

При расследовании такого рода политических дел часто случается, что есть возможность преувеличить масштабы «заговора» или влиятельность тайной организации, привлечь к ответственности тех, кто лишь косвенно относился к «преступному сообществу», не принимая в нем активного участия. По-видимому, в разгар политических репрессий в СССР так и происходило. Так происходит в определенных ситуациях и в самых разных странах.

Например, в январе 1920 года в США было арестовано 10 тысяч человек, считавшихся членами компартии. Как позже сообщил Рузвельт Гуверу, секретная служба «заверила его, что она имеет информаторов во всех коммунистических группах». А во время войны с Японией в США были без суда и следствия, да и без какой-то особой необходимости заключены в концентрационные лагеря 112 тысяч американцев японского происхождения, включая женщин и детей. И все это — в стране, считающей себя оплотом буржуазной демократии (и вопреки ее конституции).

Особый вопрос: а допустимы ли вообще политические репрессии, подавление инакомыслия насильственными методами?

Эта проблема весьма непростая, и мы лишь вскользь коснемся ее. Она не имеет абсолютно верного на все времена и любые ситуации ответа. Только явные демагоги или наивные фантазеры, далекие от общественных реалий, могут утверждать, будто политические права граждан на распространение оппозиционных идей и мнений, на их массовое обсуждение и пропаганду должны удовлетворяться в любых условиях. Разве во время войны какое-нибудь государство позволяет своим гражданам высказываться в пользу противника?

Надо иметь в виду, что СССР с момента своего создания жил в условиях военного положения. Объективно! Угроза войны была практически постоянной: и от внешних врагов, и от внутренних противников, которых было немало и многие из которых были настроены решительно.

Распространенная версия о том, что репрессии 30-х годов были необоснованны, прежде всего не делает чести непримиримой оппозиции, выступавшей против сталинского курса во внутренней политике и против диктаторства Сталина. Нет, у сталинцев и их вождя были не мнимые, а реальные враги. Они имели собственные убеждения и, кстати говоря, нередко называли себя истинными ленинцами, искренне веря в это.

Показательный пример: оппозиционер М.Н. Рютин. Впрочем, он несколько лет упрямо отстаивал сталинскую линию, был непримиримым противником левой оппозиции. В 1925 году он был избран секретарем Краснопресненского райкома партии Москвы. В работе «Портреты революционеров» Троцкий назвал Рютина «одним из видных деятелей партии, руководившим в столице борьбой с оппозицией, очищающим все углы и закоулки от троцкизма» (обратите внимание на стилистические «красоты» этого публициста). 7 ноября 1927 года, когда оппозиционеры попытались открыто обратиться к народным массам, Рютин с группой верных сталинцев вступил в рукопашную стычку с оппозиционерами (Смилгой, Преображенским и др.). Но уже в следующем году он пришел к мысли о необходимости идейной борьбы с линией Сталина. Его сняли с поста секретаря райкома «за примиренческое отношение к правому уклону». Выступавшие на этом пленуме райкома говорили, что Рютин зазнался и перестал признавать авторитет ЦК.

Тем не менее вскоре, после того как он направил в Политбюро письмо о недостатках и перегибах в колхозном движении (предполагается, что некоторые его предложения использовал Сталин в своей статье «Головокружение от успехов), Рютина назначили председателем кинообъединения, членом президиума ВСНХ и коллегии Наркомпроса.

Осенью 1930 года в ЦК ВКП(б) поступило заявление А.С. Немова, члена партии с 1917 года, сообщавшего, что находясь на отдыхе в Ессентуках, Рютин, встречаясь с ним, вел антипартийные разговоры. Биограф Рютина Б.А. Старков высказал свое мнение: «Все это походило на хорошо продуманную и организованную провокацию». Такое мнение не только ничем не подтверждено, но и противоречит тому, что стало совершенно очевидно уже в 1932 году, когда была обнародована обстоятельная работа Рютина (анонимная, ввиду ее оппозиционности): «Сталин и кризис пролетарской диктатуры».

То, что Рютин не мог выступить с «открытым забралом», — понятно и оправдано: в таком случае его бы непременно забрали соответствующие органы. Вот что писал он в упомянутой работе:

«Сталинская политическая ограниченность, тупость и защита его обанкротившейся генеральной линии являются пограничными столбами, за черту которых отныне не смеет переступить ленинизм… Подлинный ленинизм отныне перешел на нелегальное положение, является запрещенным учением…

…Сила сталинского террора (на основе централизации руководства и мощного аппарата) при первом же серьезном толчке обнаружит и все свое банкротство… при первом же серьезном испытании она обнаружит невиданное внутреннее разложение…

…Ошибки Сталина и его клики из ошибок переросли в преступления…

…Самый злейший враг партии и пролетарской диктатуры, самый злейший контрреволюционер и провокатор не мог бы лучше выполнить работу разрушения партии и соц. строительства, чем это делает Сталин…

…Сталин объективно выполняет роль предателя социалистической революции…

…Было бы непростительным ребячеством тешить себя иллюзиями, что эта клика, обманом и клеветой узурпировавшая права партии и рабочего класса, может их отдать добровольно обратно. Это тем более невозможно, что Сталин прекрасно понимает, что партия и рабочий класс не могут простить ему ужасающих преступлений перед пролетарской революцией и социализмом. При таком положении вещей у партии остается два выбора: или и дальше безропотно выносить издевательства над ленинизмом, террор и спокойно ожидать окончательной гибели пролетарской диктатуры, или СИЛОЮ УСТРАНИТЬ ЭТУ КЛИКУ и спасти дело коммунизма…