Мореплаватель из города Нежина - Северов Петр Федорович - Страница 1

Пётр Фёдорович Северов

Мореплаватель из города Нежина

В бескрайних просторах Тихого океана, вдали от берегов, на половине пути между Китаем и Америкой, лежит небольшой островок, отмеченный на всех картах мира фамилией Лисянского…

Когда-то на этом острове находили себе пристанище стаи перелетных птиц, никем не пуганные тюлени часами лежали на его берегах, вблизи которых виднелся цветной узорчатый лес кораллов…

Но теперь не садятся здесь перелётные птицы, смирные тюлени брошены в чикагские жиротопки, рыба ушла от отравленных нефтью берегов… Тяжёлые военные корабли высятся на задымленном рейде…

Лишь заметив остров на новой карте, дельцы из Нью-Йорка, Лос-Анжелеса, Фриско (Сан-Франциско) бросились сюда в поисках добычи, сорвали флаг, водружённый моряками далёкой страны, открывшими этот остров, и подняли свой…

Но имя острова осталось прежним. С мировой географической карты его никому не стереть.

Остров Лисянского…

Издалека занесено сюда это имя, с благодатных степей Поднепровья, из города Нежина. Здесь родился Юрий Фёдорович Лисянский, отважный моряк, первым ступивший на ту неизведанную землю.

Большие дороги странствий открыты не только из портовых городов. Радость исследований и открытий дана отважным сердцам.

В Нежине, маленьком и глухом в то время городке, пожалуй, не было даже человека, который видел бы море и корабли, идущие из океана… Городок жил своими делами. В нем главными событиями были женитьбы, рождения, похороны, молебны и крёстные ходы, вражда помещиков, редкие наезды важного губернского начальства.

В среде свирепых собственников, хитроумных подьячих, мелких сутяг и горемычных крепостных жил мальчик, мечтавший о морских походах…

Его отец приносил откуда-то журналы, в которых рассказывалось о плаваниях знаменитых капитанов, об открытии новых земель и неведомых народов, о тропических джунглях и покрытых вечным льдом островах, и все это казалось маленькому Юрию увлекательной сказкой.

Отец и сам никогда не видел моря, хотя, оставшись вдовцом, разорённый ловкими дельцами, иногда говаривал в раздумье, что, если бы не годы да не дети, ушёл бы он на корабле куда-нибудь подальше от этих мест… Соседи о нем судачили: «Фантазёр… мечтатель… совсем выживает из ума…»

Отец грустно качал головой.

— Тёмные люди! Скажи им, что земля — это шар, не поверят. Они ведь ничего не видели дальше горизонта…

Но в действительности он таки был немного фантазёром. Где-то в Киеве случилось ему как-то познакомиться с проезжим капитаном, и уж сколько он об этом порассказал! Словно сам гостил и в Турции, и на греческих островах, и в земле арабов… Слушая эти рассказы, можно было подумать: вот уж бывалый моряк.

Впрочем, событиями на море увлекался не только он. Юрий и два его брата, Иван и Ананий, тоже слушали отца, затаив дыхание. Это было самое радостное время в семье, когда свободным вечером отец зажигал лампу и торжественно раскрывал на столе новый, долгожданный журнал…

Перед юношами словно открывались безбрежные морские просторы, — ещё невиданные, таинственные и манящие…

Мечты о морской службе все больше овладевали Юрием Лисянским.

События того времени помогли осуществиться им.

Турки на юге и шведы в Прибалтике все более откровенно грозили России войной. Шведский король, тупой самодур Густав III, вздумал отнять у русского народа завоевания Петра и возродить «великую северную державу Карла XII».

Сам-то он, конечно, не решился бы бросить вызов России, но за его спиной стояли правители Англии и Франции, которые всячёски подстрекали шведского короля и турок к нападению на «северного великана».

В том, что Россия вышла на Чёрное и Балтийское моря, англичане и французы видели серьёзную опасность для своего морского владычества.

И на западных границах России не было спокойно. Хищная Пруссия тоже готовилась к захвату русских земель.

В России хорошо понимали, что на этот раз в отражении вражеского нашествия военно-морскому флоту предстояло играть выдающуюся роль.

Федор Лисянский был искренним патриотом — он хотел видеть своих сыновей на передовых позициях битвы за родину.

Прослышав, что шведы уже готовят огромный флот, а их король похваляется сжечь Кронштадт, высадить десант у Галерной гавани и снести памятник Петру, Федор Лисянский в ярости швырнул на землю шапку и приказал запрягать лошадей. Сыновьям он сказал строго:

— Собирайтесь поскорее — едем в Петербург…

В тот же день отправились в дорогу. В столице Лисянский выхлопотал письменное распоряжение адмирала, и Юрий был зачислен в кадеты Морского корпуса. Морской шляхетный корпус был основан ещё в 1701 году указом Петра Первого. В 1783 году он был значительно расширен и стал серьёзной школой морских офицеров. В то время, когда сюда поступил Юрий Лисянский, в корпусе воспитывалось около шестисот будущих моряков. Среди них был и Иван Крузенштерн, с которым в одном из учебных плаваний молодой Лисянский сдружился на долгие годы.

В свободные от вахты часы в маленькой, тесной каюте, где отчётливо слышался певучий звон волн, подолгу читали они описания морских путешествий, мечтали о странствиях по неизведанным океанам, строили планы дальних походов…

Но обоих друзей ещё ожидало боевое крещение в морских сражениях со шведами, суровые испытания в штормах.

Назначенный на боевой корабль прямо со школьной скамьи, мичман Лисянский не раз отличался и выдержкой и отвагой. Сам командир корабля Гревенс крепко пожал руку молодому моряку и, ласково улыбаясь, сказал:

— Будет у тебя ещё, Лисянский, время и вокруг света плавание совершить… Ведь это твоя мечта, не так ли?

— Так точно! — ответил Лисянский. — Надеюсь, Карл Ильич, это время придёт…

В 1798 году лейтенант Лисянский, как исполнительный и знающий своё дело моряк, был зачислен в группу офицеров, отправляющуюся в Англию для прохождения дальнейшей морской службы. (Морская практика русских офицеров в английском флоте была заведена ещё во времена Петра Первого). В письмах к брату Лисянский писал о своих английских впечатлениях:

«Коротко сказать — всякий шаг наш здесь стоит не менее шиллинга. Съехавши в Гулль, взяли с нас по гинее за несколько рубах и мундир, которые были в чемодане у каждого из нас, взяли за то, что мы — русские, за то, для чего едем в Лондон, и, по крайней мере, по гинее за то, отчего мы не говорим по-английски. На дороге же в Лондон всяк, кому токмо было время, драл с нас бессовестно…»

Из Лондона на английском фрегате «Луазо» Лисянский вскоре отбыл в Америку. В далёкой Вест-Индии он увидел, как жестоко обращаются колонизаторы с порабощённым туземным населением.

«Я бы никогда не поверил, — писал он брату, — что англичане могут так жестоко обходиться с людьми, ежели бы не был сам тому свидетелем на острове Антиго[1], где нередко случалось видеть несчастных арапов, употребляемых вместо лошадей».

После дальнего перехода фрегат прибыл в Галифакс. А через несколько дней в порт вошёл и второй английский фрегат — «Тетис», на котором служил Иван Крузенштерн. Крепко, по-русски обнялись два друга на набережной. Взволнованный встречей, Крузенштерн сказал:

— Ну вот и свершилось то, о чем мы мечтали… Сколько, брат, пройдено морей!

Лисянский кивнул на английский флаг, развевавшийся над кормой фрегата.

— Я хотел бы под нашим, под русским флагом идти.

— И это ещё будет! — уверенно ответил Крузенштерн. — Погоди, Москва-то не сразу строилась…

Бермудские острова и Нью-Йорк, Филадельфию и Нью-Порт, Джорджтаун и Бостон и многие другие города Америки успел посетить за время плавания молодой офицер, везде осматривая верфи и лучшие корабли, музеи, исторические места, кварталы богачей и посёлки рабочего люда.

В Нью-Йорке свирепствовала чума, и, поражённый размерами эпидемии, Лисянский записывает своё сочувствие этому «великому множеству новоприезжих людей нижнего класса, которые, не имея состояния жить порядочно, были вынуждены жаться вместе и, стесняясь в небольших хижинах, заразили атмосферу». Горькая судьба бесправных чёрных рабов навсегда омрачает его впечатления о «свободной республике».