ОГПУ против РОВС. Тайная война в Париже. 1924-1939 гг. - Гаспарян Армен Сумбатович - Страница 18

Но Шатилову было в тот момент не до Махрова с его воспоминаниями. Мельницкий вызов принял. 3 июня секунданты Шатилова, одним из которых был генерал Скоблин (он впервые появляется в орбите «Внутренней линии) договорились со своими «коллегами» об условиях поединка чести — дуэльные пистолеты, минимальное расстояние — пятнадцать шагов.

А вот тут-то в дело вмешался офицерский суд чести Русского общевоинского союза, которому активно указывала, что делать «Внутренняя линия». Контрразведчики стали активно обрабатывать Мельницкого, чтобы он отказался от дуэли. Дескать, для всего русского офицерства чудовищно трудно наблюдать за поединком чести между двумя генералами, жизни которых еще будут нужны освобожденной от большевиков России. В результате удалось достичь компромисса: письмо с извинениями, и Шатилов отзывает свой вызов. «Линейцы» прославляли своего идеолога на каждом углу, доказывая всем, что таким героизмом и щепетильным понятием чести может обладать только истинный лидер всего Белого движения.

Был только один человек, который так и не понял, что происходит в Русском Обще-Воинском Союзе. Им оказался его председатель, генерал Евгений Карлович Миллер.

У читателя может сложиться превратное впечатление, что вся деятельность «Внут. линии» сводилась исключительно к интригам против Миллера. Это, безусловно, не так. Главная цель организации была власть в Русском общевоинском союзе. И не стоит так же забывать о недопущение в ряды РОВС агентов ГПУ. И это сполна удалось. С 1932 по 1937 год, советская разведка даже близко не смогла подобраться к главной белой организации.

Конечно, для успешной борьбы с большевиками РОВС должен был возглавить более деятельный генерал, нежели престарелый Миллер. Рискну высказать крамольную мысль — его устранение было в первую очередь невыгодно Москве, которая все же пошла на такой шаг в сентябре 1937 года. На Лубянке должны были понимать, что следующим председателем союза станет какой-нибудь из ставленников «Внутренней линии». И все же решились на это.

Объяснение этому лично я нахожу только одно — в конце 1930-х годов в СССР уже перестали бояться Белых Армий. За пятнадцать лет большевикам удалось, путем невиданного в мировой истории насилия, установить свою власть на всей территории бывшей Российской империи. Бывшие добровольцы оказались рассеяны по всему свету. Интриги и скандалы сотрясали эмиграцию. Изменить ситуацию было не под силу даже «линейцам». Может быть, они и сами это понимали в глубине души. И все же продолжали выполнять свой долг. Как говорили древние, потеряно все, кроме чести. И эту честь контрразведчики РОВС сохранили, что бы потом о них ни говорили…

Шатилов вынес уроки из произошедшего скандала. Уже через несколько месяцев, все чины «Внутренней линии» получили совершенно секретное предписание, составленное Закржевским. Само название «Идеология организации» однозначно указывало, что отныне контрразведка может расцениваться как тайная политическая структура, которая, если потребуется, дистанцируется от Русского общевоинского союза: «Идеологически организация является восприемником и носителем идей Белого движения — внеклассовая борьба за Национальную Россию. Отсюда — естественный контакт с РОВСом, как наследником и продолжателем Белого Движения. Особенной чертой идеологической установки организации является ее национально-волевой и активно-борческий характер. Эти два факта составляют одно целое — основу жизни и работы организации, как органа революционной борьбы за Национальные идеалы. Нация и религия составляют наш духовный базис миропонимания, и эти две идеи мы противопоставляем коммунистическому учению с его интернациональной и безбожной идеологией».

Самое время объяснить значение слова «нация» в документах Русского общевоинского союза, ведь этот важнейший момент совершенно неизвестен в современной России. Да и вообще, сегодня слово «националист» приобрело ярко-выраженный шовинистический оттенок, что к русскому военному зарубежью никакого отношения не имеет.

Великие русские философы Франк и Вышеславцев вывели такую формулу нации: «Объединение людей связанных вместе в неразрывное целое общностью культуры, государственных и экономических интересов, историческим прошлым и общностью устремлений на будущее». То есть национальное единство фиксировалось не на этническом, расовом или языковом принципе. Главное — жить на благо России. Не случайно уже тогда в эмиграции появилась весьма точная формулировка: «Российская нация основывается на духовном родстве всех граждан страны».

Еще дальше пошел Иван Александрович Ильин. В одной из статей цикла «Наши Задачи», написанных специально для чинов Русского общевоинского союза, он писал: «Быть русским значит не только говорить по-русски. Но значит — воспринимать Россию сердцем, видеть любовию ее драгоценную самобытность и ее во всей вселенской истории неповторимое своеобразие, понимать, что это своеобразие есть Дар Божий, данный самим русским людям, и в то же время — указание Божие имеющее оградить Россию от посягательства других народов, и требовать для этого дара — свободы и самостоятельности на земле. Быть русским значит созерцать Россию в Божьем луче, в ее вечной ткани, ее непреходящей субстанции, и любовью принимать ее, как одну из главных и заветных святынь своей личной жизни. Быть русским значит верить в Россию так, как верили в нее все русские великие люди, все ее гении и ее строители. Только на этой вере мы сможем утвердить нашу борьбу за нее и нашу победу. Может быть и не прав Тютчев, что “в Россию можно только верить”, — ибо ведь и разуму можно многое сказать о России, и сила воображения должна увидать ее земное величие и ее духовную красоту, и воле надлежит совершить и утвердить в России многое. Но и вера необходима: без веры в Россию нам и самим не прожить, и ее не возродить».

Не сильно разошелся с философами и один из лидеров правых Родзаевский. Он включил все народы российской империи (кроме евреев) в так называемую Российскую нацию. Хотя в рядах белых армий и они сражались, вопреки устойчивым мифам, о чем свидетельствует, к примеру, генерал Туркул: «В 3-й, помнится, роте моего батальона командовал взводом молодой подпоручик, черноволосый, белозубый и веселый храбрец, распорядительный офицер с превосходным самообладанием, за что он и получил командование взводом в офицерской роте, где было много старших его по чину. Он, кажется, учился где-то за границей и казался нам иностранцем.

В Корбины к нему приехала жена. У нас было решительно запрещено пускать жен, матерей или сестер в боевую часть. Ротный командир отправил прибывшую ко мне в штаб за разрешением остаться в селе. Я помню эту невысокую и смуглую молодую женщину с матовыми черными волосами. Она была очень молчалива, но с той же ослепительной и прелестной улыбкой, как и у ее мужа. Впрочем, я ее видел только мельком и разрешил ей остаться в селе на два дня.

Утром после ее отъезда был бой. Красных легко отбили, но тот подпоручик в этом бою был убит. Мы похоронили его с отданием воинских почестей. Наш батюшка прочел над ним заупокойную молитву и хор пропел ему «Вечную память».

Вскоре после того меня вызвали к командиру корпуса в Харьков. Проходя по одной из улиц, я увидел еврейскую похоронную процессию. Шла большая толпа. Я невольно остановился: на крышке черного гроба алела дроздовская фуражка. За черным катафалком в толпе я узнал ту самую молодую женщину, которую видел мельком в батальонном штабе. Мы с адъютантом присоединились к толпе провожающих. Вокруг меня стали шептаться: “Командир, его командир”. Оказалось, что жена подпоручика во время моего отсутствия перевезла его прах в Харьков.

Вместе с провожающими мы вошли в синагогу. По дороге мне удалось вызвать дроздовский оркестр; и теперь уже не на православном, а на еврейском кладбище с отданием воинских почестей был погребен этот подпоручик нашей 3-й роты. Его молодой жене, окаменевшей от горя, я молча пожал на прощание руку».