Ася находит семью - Лойко Наталия Всеволодовна - Страница 19

— Садитесь же, — повторила Татьяна Филипповна. — Сейчас все поделим.

Однако не тут-то было.

— Тетка! Отдавай хлебушек, — понеслось со всех сторон.

— Не твой! Казенный.

— Не имеешь права, буржуйка! Ишь чистюля нашлась…

Если бы не помощь подоспевшей Ксении, поднос был бы вышиблен из рук. К счастью, страх обронить хоть одну драгоценную крошку останавливал даже самых отчаянных.

Не дав «башибузукам» опомниться, Ксения сунула каждому в руку по ломтю, но одна детская ладонь осталась пустой: кто-то ухитрился захватить двойную порцию хлеба. Пострадавшая девочка завыла в голос. Воспитательница в старомодном платье стояла в стороне, обиженно поджав губы.

Ксении, чтобы «возместить убытки», пришлось пойти за собственной порцией хлеба. Сев возле сына, пытаясь казаться хладнокровной, Татьяна Филипповна молча распекала себя:

«Тоже… Вспомнила детство. А «с бухты-барахты» забыла!»

Этими словами Татьяну когда-то корил отец — учитель начальной школы. И наставлял: «Не действуй с бухты-барахты. Не спросясь броду, не суйся в воду».

Татьяна встала, подошла к седовласой воспитательнице:

— Будем знакомы, — и назвала себя.

— Аделаида Антоновна, — сухо представилась старая дама и поспешила отойти.

«Аделаида Антоновна», — повторила про себя Татьяна Филипповна, решив сегодня же узнать имя-отчество латиниста и вообще вытянуть из Ксении побольше подробностей о тех, кого Надежда Константиновна просила не отталкивать, а привлекать.

Тем временем оба новых воспитанника, пережившие недавний конфуз не менее чувствительно, чем новая воспитательница, успели утешиться. Ксения поставила перед ними тарелки с пюре — теплым, жидковатым, восхитительным! Втягивай в себя, как гречневую размазню из любимой Асиной сказки.

Ксения принесла завтрак себе и Татьяне Филипповне. Столовая по-прежнему гудела, как улей. Юная воспитательница вздохнула:

— Сплошь анархисты, хотя и представители различных классов.

И давай поругивать каких-то райкомовских ребят, которые воображают, что можно в два счета превратить собственнические инстинкты в общественные.

Ася, не уверенная в том, что и у нее все в порядке с собственническими инстинктами, смущенно поймала ртом последнюю каплю кофе, стекавшую с краев кружки, и задумалась. Если райкомовские ребята (какие они? Вроде торфостроевцев?) потребуют, чтобы Ксения занялась Асиными инстинктами, если Асе будет очень, очень невмоготу, она напомнит Варе о ее обещании.

Из кухни вышла деревенская с виду старуха в темном фартуке и встала в раскрытых дверях. В столовой повеяло теплым воздухом, пахнущим щами, обедом, сытостью… Шурка подмигнул Асе, словно предлагая расстаться с невеселыми мыслями. Ася потянула носом и рассталась…

— Сейчас, товарищ Дедусенко, ознакомитесь с нашим учреждением, — произнесла Ксения, вставая и складывая стопкой тарелки. — Ребят я мигом пристрою.

Татьяна Филипповна решила по-своему:

— Давайте ребят возьмем с собой, покажем им дом, Ксения… Ксения Петровна.

Дедусенко-младший внес поправку:

— Вовсе и не дом и не учреждение. Неведомую страну!

13. По «неведомой стране»

Пошли по «неведомой стране». Вначале это был длинный коридор с высоким потрескавшимся потолком, потом унылая канцелярия, где Ксения попросила вписать в какую-то толстую книгу фамилии Дедусенко и Овчинниковой. Затем опять коридор.

— В этом крыле, между прочим, домовая церковь, — сказала Ксения.

Ася поспешила к массивным, украшенным резьбой дверям, прильнула к замочной скважине. Потянуло ладаном, сладковатым запахом прошлого. Раз уж Ася занялась изучением новой земли, она будет делать раскопки. Так же как, например, на Черных Болотах. Там, прорубая просеки, роя в торфяной толще канавы, рабочие находили всякие черепки, кости давно вымерших животных, даже мамонта. И краеведческая комиссия установила, что на том бугре, где начали строить временную электростанцию, давным-давно было стойбище предков.

«По обломкам установили, — так объяснил Андрей, — и по частям скелета». Вот и Ася… Она по запаху может представить себе церквушку, где трепещет пламя свечей и девицы во всем празднично-белом чинно простаивают долгую службу, замаливают свои прегрешения за неделю.

Ася взялась за дверную ручку:

— Открыть нельзя?

Холодные пальцы Ксении приподняли Асин подбородок. Приподняли, чтобы продемонстрировать большую сургучную печать, молчаливо охраняющую вход. Басом, по-дьяконски, Ксения объявила:

— Волею революции во всех учебных заведениях ликвидированы как домовые церкви, так и часовни любых вероисповеданий. Церковь Святой Анны закрыта на веки веков. Аминь.

— И верить не позволяют? — с вызовом спросила Ася.

— Верь, пока не поумнеешь, — нахмурилась Ксения и стала вполголоса что-то рассказывать Татьяне Филипповне.

— Самый сложный участок, — услышала Ася. — Еще повезло, что заведующий нашим домом подкованный атеист, естественник… Представьте, его охотно слушают.

«Анархисты… Атеисты, — недоумевала Ася. — Называется детский дом».

Тем временем Ксения разыскала глазами висящий невдалеке от церковных дверей, выпрошенный ею вчера в райкоме плакат: «Царь, поп и богач на плечах у трудового народа», — и тут же поспешила его содрать. Кто-то, видно обидевшись за попа, густо зачернил углем его пузатую фигуру и написал наискосок: «Не трожь!» Кто-то из тех, что вчера начали свистеть, когда она вздумала поговорить о вреде религии. Ведь Нистратов-то давно не беседовал, лежит себе с воспалением легких. Непонятно, отчего у нее получается не так убедительно, как у него. Действовала вроде правильно…

Когда осенью Ксения с десятком других членов Коммунистического Союза Молодежи приходила в Наркомпрос, Надежда Константиновна не один раз подчеркнула необходимость такта в антирелигиозной работе, особенно среди детей.

Ксения обернулась к шедшей сзади Татьяне Филипповне:

— Что такое такт, товарищ Дедусенко? Сформулируйте поточней.

— Ну… Правильный подход, что ли, — холодно ответила та, усмотрев в вопросе справедливый, но малоприятный намек. — Умение действовать, поступать кстати… — Чувство юмора пересилило в ней досаду. — Если поточнее, то могу сказать, что после моих нескладных действий в столовой, пожалуй, бестактно спрашивать меня, что такое такт.

Обе рассмеялись, но тут же вскрикнули, разом наскочив в полутьме коридора на брошенную кем-то железную кровать с продранной, провисшей до полу сеткой.

— Вот черт! — кряхтела Ксения, потирая ногу. — Покалечили койки, теперь натыкайся на них.

— Кто калечил? — спросил Шурка. — Институтки?

— Это уже наши постарались! Первые из новичков. Хватиться не успели, как они принялись скакать на кроватях чуть ли не до потолка.

— Анархисты! — вставил Шурка понравившееся ему словечко.

— Просто некультурные, — осадила мальчика Ася, заподозрив его в стремлении понравиться Ксении.

Ксения сердито передразнила Асю:

— «Некультурные»! Откуда же им быть культурными? Без гувернанток росли, отдельной кровати не знали. А культурные, если хочешь знать, больше вреда сотворили. Поусердствовали, чтобы ничего нам не досталось.

Волнуясь, она рассказала о том, как многие из прежнего персонала в ожидании новых хозяев уничтожали учебные пособия, классную мебель, посуду; о том, какую невеселую картину разрушения представлял институт около года назад.

Пока шли по коридорам, Ксения отвечала на расспросы Татьяны Филипповны. Сообщила, что начальствующих лиц и кое-кого из воспитателей пришлось поотчислить. Самых заядлых, злостных, старорежимных. Новых работников подобрать нелегко, ведь дела хватает на круглые сутки. Идут сюда в основном многодетные, и то при условии, что их детям разрешается жить при родителях, а не в общих спальнях.

— Оно и понятно, — заключила Ксения, желая быть справедливой. — Понятно, если заглянешь в наши милые спаленки.

— И я буду с мамой? — быстро спросил Шурка.