Зуб мудрости - Севела Эфраим - Страница 23

Я даже и не заметила, пребывая в ажиотаже, как они сняли с меня трусики и стали по очереди трогать пальцем у меня между ногами. Мне стало щекотно, и я сжала колени.

— Раздвинь ножки, Оленька, а то доктор не будет тебя лечить.

Что мне оставалось делать? Я, конечно, подчинилась. Но трогать пальцем у меня между ногами скоро приелось моим докторам, и они предложили новую игру, которую они называли «Здрасте-здрасте». Трусики надеть мне не разрешили и велели лежать как и раньше, раздвинув ножки пошире.

И при этом уговаривали, тяжело дыша:

— Ах, какие у тебя ножки! Как сдобные булочки! И вся ты, как куколка!

Кому такие комплименты не вскружат голову? Я уж ни в чем не могла отказать этим кавалерам. А игра становилась все интереснее.

Мальчики, оглядываясь по сторонам, не слышно ли за кустами голосов, сняли с себя трусики, и я увидела их пиписьки. Какие-то странные. Не такие, как у детей. А побольше и прямые-прямые, как карандаши. У меня аж дух захватило от удивления и любопытства.

Один мальчик склонился надо мной, став на колени между моих ног и упираясь в траву руками. И тут я почувствовала прикосновение.

— Здрасте, — сказал мальчик, тяжело дыша и вспотев. А я должна была ответить:

— Здрасте.

Что я и сделала.

Потом второй мальчик сменил первого. И тоже коснулся меня своей пиписькой.

— Здрасте.

— Здрасте.

После второго мальчика мне больше не захотелось играть, и я попыталась подняться, но они прижали меня к одеялу. Тут я рассердилась. Вцепилась зубами одному в руки, второго пнула ногой. Вырвалась. И побежала через кусты, забыв свое одеяло. Я бежала голая, без трусиков, не разбирая дороги, хоть никто меня не преследовал. Ветки стегали меня по лицу и плечам, сухие сучки царапали босые ноги.

Первый человек, на кого я налетела, выскочив из кустов, был наш вожатый Толя, уже взрослый парень лет семнадцати, с лицом красным и бугристым от прыщей. Я уткнулась ему в живот и разрыдалась. И вот так, плача, рассказала ему подробно, как эти дрянные мальчишки играли со мной в «Здрасте-здрасте».

Вокруг собрались дети, самые послушные и дисциплинированные, проводившие «мертвый час» на своих одеялах на поляне под наблюдением вожатого Толи. Они, раскрыв рты, слушали мое сенсационное сообщение. Потому что были старше меня и сразу учуяли, что от этой истории пахнет жареным.

Вожатый Толя покраснел до кончиков ушей и помчался в лагерь докладывать начальству.

Я оказалась в центре внимания всего лагеря. Я, «Кнопка», самая младшая, которую раньше просто не замечали. И я вовсю наслаждалась внезапной популярностью. Дети разных возрастов ходили за мной гурьбой, и, в который раз, я, уже охрипнув, пересказывала им, что произошло со мной в кустах, изображая все в лицах, с помощью мимики и жестикуляции. Пока начальство не вызвало меня и, заперев двери, велело все в подробностях повторить, а затем строжайше приказало об этом нигде не распространяться и ждать дальнейших указаний.

Все четверо мальчишек, пытавшихся совратить меня придуманной ими скверной игрой «Здрасте-здрасте», подверглись самому настоящему аресту. Их заперли в кабинете начальника, а у дверей посадили часовым вожатого Толю. Ужин им принесли туда, как заключенным.

Лагерь гудел как пчелиный улей. Аромат запретного плода витал над незрелыми детскими мозгами.

Как я понимаю сейчас, начальство решало сложную задачу. Если предать огласке случай со мной, это наложит тень на репутацию лагеря, и самому начальству крепко влетит за плохую воспитательную работу с детьми. Мальчишек полагалось выгнать из лагеря и сообщить об их поведении в школы. Но тогда все происшествие выплывет наружу со всеми вытекающими последствиями. А хотелось найти из этого положения такой выход, чтоб и волки были сыты и овцы целы.

Какой выход нашли? Мальчишек отчитали, попугали, довели их до истерического плача и затем еще заставили попросить у меня прощения за свой хулиганский поступок. На виду у всего начальства, застывшего с суровыми каменными лицами. Я их великодушно простила.

Первая часть дела была улажена. Сейчас на очереди была вторая часть и самая трудная: заставить меня заткнуться, прикусить язык, чтоб больше ни слова обо всем этом никто не слышал.

В лагерной жизни есть свой прелестный ритуал: день начинается с подъема красного флага на высокой мачте и кончается день спуском флага. В торжественной обстановке, когда обитатели лагеря, умытые и причесанные, в белых рубашках и блузках и с красными галстуками на чистых шеях, выстраивались в линейку перед знаменем. Под барабанную дробь и звуки серебристого горна. Поднимать и опускать флаг — самое высокое поощрение, и удостаиваются этой чести лишь самые лучшие дети. Кто отличился в спорте, в чтении стихов, в пении, в танцах. Одним словом, эту честь надо заслужить.

Я, «Кнопка», и не мечтала быть удостоенной этой чести. И вдруг эта честь мне была оказана. За клятвенное обещание держать язык за зубами. Это мое обещание было приравнено к подвигу.

На закате солнца все дети выстроились перед флагштоком. Четверо провинившихся тоже стояли в строю с зареванными лицами. Старший вожатый с трибуны сделал доклад о высоком моральном облике советского человека и в пример привел основоположников коммунистического учения Маркса и Ленина, которые являют нам образец. (Значительно позже я прочитала, что Карл Маркс не был уж таким святошей и в одной анкете написал: «Ничто человеческое мне не чуждо». А у Ленина при живой жене была любовница — Инесса Арманд. Но это просто так, к слову.) Затем громко назвали мое имя, и под грохот барабана и рев горна я, не чуя ног под собой, побежала из самого конца строя, потому что я была замыкающей, к флагштоку, ухватилась за веревку, потянула, и флаг, колыхаясь, пополз вниз. Все дети с завистью смотрели на меня и отдавали мне пионерский салют, приложив правую руку к голове. Салют отдавался флагу, но я приняла его на себя.

Обратно в строй я возвращалась бегом, и дети хлопали мне в ладоши. Пробегая мимо четырех несчастных, у которых лица опухли от слез, я не сдержалась и подленько прошипела им:

— Здрасте-здрасте.

Дома, в Москве, я, конечно, ничего не сказала. Но слух дошел до них. И в совершенно преувеличенном виде. Что меня в лагере изнасиловали. В доме началась очередная паника. Меня на руках отнесли в поликлинику. Почему на руках? Я могла сама отлично дойти. Но на руках — это выглядело драматичней и соответствовало настроению всей родни. Врачи удостоверили, что моя невинность не нарушена. Моя родня дружно возликовала и успокоилась.

Пожалуй, каждый ребенок переживает полосу увлечения морской романтикой, а моряки в своей волшебной униформе кажутся девчонкам идеалом мужчины. Б.С. возвращает меня с небес на землю, прокалывая злым своим языком мои восторги, как мыльные пузыри.

Как-то, залюбовавшись его портретом, я сделала ему комплимент, сказав, что он выглядит настоящим морским волком. Б.С. рассмеялся, не вынимая изо рта трубку:

— У тебя книжное представление о морских волках. Настоящие моряки так не выглядят, как я на портрете. Потому что я не моряк, а всего лишь морской врач. Так сказать, пассажир на корабле. А те, что отстаивают вахты и цепляются, раскорячившись, за палубу при сильной качке, то есть настоящие моряки, не имеют романтического вида. У них широкие крестьянские лица с шершавой продубленной кожей, руки, как клешни у краба. Задница шире плеч, как у баб. Потому что мало двигаются и много едят. Они больше похожи на портовых грузчиков, чем на ловких молодцов, какими рисуются воспаленному воображению девиц.

И при этом он приводил смешной пример. К ним в океан прибыла на попутном корабле киносъемочная группа и, отблевавшись положенное время, стала подыскивать подходящий морской типаж. И кого же они выбрали из сотен моряков? Б.С. — корабельного доктора и еще одного человека с гибкой фигурой и вихляющей походкой, на котором очень ловко сидела морская одежда и залихватски приплюснутая фуражка. Этим человеком оказался начальник продовольственного снабжения всей флотилии, человек абсолютно сухопутный, до поступления на флот слывший в Ленинграде неплохим учителем танцев. В поисках настоящего типажа для рассказа о русских моряках киношники остановили свой выбор на двух единственных евреях, меньше остальных во флотилии имевших отношение к морским профессиям.