Возрождение - Кинг Стивен - Страница 32

Ошеломленная толпа выдохнула, и мне пришла в голову дикая мысль, которая тем не менее казалась верной: все присутствующие видели кого-то из своей прожитой жизни – навсегда канувшего в Лету или измененного живым течением времени.

А потом на фотографию снова вернулась Кэти Морс, но это было не менее изумительным. Кэти Морс ростом двадцать футов, в дорогом платье, которого у нее никогда не будет в реальной жизни. Бриллиантовые серьги никуда не делись, и хотя помада на губах сидевшей на стуле девушки была розовой, на огромной фотографии она стала ярко-алой.

Никаких следов повязки на глазах.

Все тот же преподобный Джейкобс, подумал я, хотя за это время он и освоил куда более впечатляющие трюки, чем электрический Иисус, идущий по воде Мирного озера, или лента из ткани с игрушечным моторчиком внутри.

Он отбросил черную ткань и вытащил пластинку из своей камеры. Показал ее зрителям, и по толпе снова прокатился изумленный гул. Затем Джейкобс поклонился и повернулся к Кэти, явно не понимавшей, что происходит. Он протянул ей пластинку со свовами:

– Снимите повязку с глаз, Кэти. Теперь уже можно.

Она стянула повязку и увидела снимок: провинциальная девчушка превратилась в блистательную французскую куртизанку. Она прикрыла руками рот, но Джейкобс успел поднести микрофон прямо к ее губам, и все услышали, как она простонала:

– Боже ты мой!

– А теперь повернитесь! – скомандовал Джейкобс.

Девушка поднялась, обернулась, посмотрела и отшатнулась от своего портрета, на котором она была высокой, невероятно ухоженной и в потрясающем наряде. Джейкобс обнял ее за талию, чтобы поддержать. Он снова сжал руку, в которой держал микрофон – наверняка в ней было спрятано какое-то устройство дистанционного управления, – и на этот раз толпа не просто охнула, а разразилась криками восхищенного изумления.

Гигантская Кэти Морс стала нарочито медленно поворачиваться, демонстрируя спинку платья, гораздо более откровенную. Она посмотрела через плечо… и подмигнула.

Джейкобс не забыл о микрофоне – было видно, что он уже набил на этом руку, – и по толпе разнеслось так же отчетливо, как и в первый раз:

– Охренеть можно!

Все засмеялись и захлопали. Щеки Кэти залил малиновый румянец, и смех только усилился. А портрет над ней и Джейкобсом стал меняться. Светлые полосы начали темнеть, а черты лица расплываться, и только алая помада оставалась ярким пятном, как улыбка Чеширского кота в «Алисе в Стране чудес».

На полотне снова появилась первоначальная девушка. Образ Кэти Морс исчез без следа.

– Но это изображение никогда не исчезнет, – заверил Джейкобс, поднимая старомодную пластинку. – Мой помощник напечатает его и вставит в рамку, и вы сможете забрать его сегодня вечером, когда отправитесь домой.

– Эй, парень, гляди! – крикнул кто-то из первого ряда. – Она сейчас упадет!

Но ничего подобного не случилось – она лишь покачнулась.

А вот я действительно потерял сознание.

Когда я открыл глаза, то обнаружил, что лежу на двуспальной кровати под одеялом, натянутым до самого подбородка. Я повернул голову вправо и увидел стену, обшитую панелями под дерево. Слева располагался хорошо оборудованный кухонный уголок с холодильником, раковиной и микроволновкой. Дальше стоял диван, обеденный стол с четырьмя стульями и даже мягкое кресло перед встроенным телевизором. Я не мог вытянуть шею и увидеть водительское место, но как гастролирующий музыкант, проехавший десятки тысяч миль в кемперах (хотя и не таких навороченных), точно знал, где нахожусь. В большом жилом автофургоне, не исключено, что в «баундере». Чьем-то доме вдали от дома.

У меня был жар, я весь горел. Во рту пересохло, а горло драло так, будто его терли наждаком. И к тому же подкрадывалась ломка. Я сбросил одеяло, и меня мгновенно пробрала дрожь. Заметив тень, я повернул голову и увидел Джейкобса. В руках он держал нечто чудесное – высокий стакан с апельсиновым соком и торчащей из него соломинкой. Лучше мог быть только заряженный шприц, но всему свое время. Я протянул руку за стаканом.

Джейкобс накинул на меня одеяло и опустился возле кровати на колено.

– Потихоньку, Джейми. Боюсь, тебя здорово прихватило.

Я сделал глоток – изумительное ощущение. Попытался взять стакан и осушить его залпом, но Джейкобс мне не позволил:

– Сказал же, потихоньку.

Я опустил руку, и он дал мне еще один глоток. Этот прошел хорошо, но от третьего живот скрутило спазмом, и дрожь вернулась. Причиной тому был не грипп.

– Мне нужна дурь, – признался я. Мне не хотелось возобновлять знакомство со священником, которого я знал в детстве, со своим первым взрослым другом, таким образом, но наркоманы лишены стыда. К тому же у него самого могло быть рыльце в пушку. А иначе зачем ему представляться Дэном Джейкобсом вместо Чарлза?

– Да, – сказал он. – Я видел следы. И намерен поддерживать тебя, по крайней мере пока ты не справишься с болезнью. Иначе тебя будет рвать при каждом приеме пищи. А до нормального веса тебе надо набрать минимум фунтов пятьдесят.

Он достал из кармана коричневый пузырек с маленькой ложечкой, прикрепленной к крышке. Я потянулся за ним. Он покачал головой и отвел руку:

– Те же правила. Из моих рук.

Он отвинтил крышку, вытряхнул на ложку крошечную порцию грязно-белого порошка и поднес мне к носу. Я втянул порошок правой ноздрей. Он насыпал новую порцию, и я втянул ее левой. Этого количества мне было явно недостаточно, однако дрожь потихоньку утихала, и вид холодного апельсинового сока уже не вызывал позывов к рвоте.

– Теперь можешь подремать, – сказал Джейкобс. – Или покемарить, как у вас это зовется. Я собираюсь приготовить тебе куриный бульон. Не такой, конечно, как варила твоя мама, а «Кемпбеллз», но другого у меня нет.

– Боюсь, что не смогу, и меня вырвет, – предупредил я, но, как выяснилось, смог. Выпив из его рук всю кружку, я попросил еще дури. Он дал мне вдохнуть пару крошечных доз.

– Откуда у тебя это? – поинтересовался я, когда он засунул пузырек в передний карман джинсов, в которые успел переодеться.

Он улыбнулся. Эта улыбка осветила его лицо, и я вновь увидел перед собой того двадцатипятилетнего мужчину, который любил свою жену и обожал маленького сына.

– Джейми, – ответил он, – я работаю в парках развлечений и на карнавалах уже очень давно. И если бы я не мог найти наркотики, то был бы либо слепцом, либо идиотом.

– Мне нужно больше. Я должен уколоться.

– Нет, уколоться ты хочешь, и дозы для этого ты от меня не получишь. Я не стану помогать тебе ловить кайф. Я просто не хочу, чтобы ты корчился в судорогах и умер в моем доме. А теперь поспи. Уже почти полночь. Если завтра тебе станет полегче, мы о многом поговорим, в частности, о том, как тебе избавиться от зависимости. Если нет, я отвезу тебя в больницу Святого Франциска или в университетский медицинский центр.

– Желаю удачи в попытке меня туда пристроить, – отозвался я. – Я на грани разорения, а вся моя медицинская страховка – тайленол в ночной аптеке.

– Как говорила Скарлетт О’Хара, мы подумаем об этом завтра, поскольку завтра будет другой день.

– Бред собачий! – прохрипел я.

– Как скажешь.

– Дай мне еще. – Две крошечные щепотки, на которые он расщедрился в прошлый раз, были мне как слону дробина, но все же лучше, чем ничего.

Он подумал и дал еще две щепотки. Даже меньше предыдущих.

– Давать героин человеку с тяжелым гриппом… – сказал он и усмехнулся. – Я, должно быть, совсем спятил.

Ощупав себя под одеялом, я понял, что раздет до трусов.

– Где моя одежда?

– В шкафу. Боюсь, что положил ее отдельно от своей. Она с душком.

– Мой бумажник в переднем кармане джинсов. Там квитанция на сумку и гитару. Одежда – чепуха, но гитара – нет.

– Автовокзал или железнодорожный?

– Авто. – Хотя дурь поступала в виде порошка и в микроскопических количествах, она была либо отличного качества, либо действовала на мой истощенный организм особенно сильно. От выпитого бульона по животу разливалось тепло, и веки налились свинцом.