Попугай, говорящий на идиш - Севела Эфраим - Страница 11

Аркадий воспламенился и стал подыскивать себе невесту на выезд. Конечно, такую, чтобы была в состоянии вознаградить его услуги. И притом хорошо. Невеста не заставила себя долго ждать.

Аркадия свели с пышнотелой и эффектной дамочкой лет на двадцать моложе его. Ее даже можно назвать красивой, но красота эта была вульгарной. И немножко жутковатой. У нее были не совсем пристойные манеры, от которых попахивало большим стажем уголовной жизни.

Короче говоря, Алла, по крайней мере под этим именем она значилась в паспорте, была из тех птичек, с которых советская милиция глаз не спускала и часто прятала за решетку, пока их компаньонам не удавалось собрать достаточно денег для выкупа.

Она ворочала большими и нелегальными деньгами, и ее бизнес, выражаясь по-английски, в основном сводился к переправке за границу старинных русских икон и редких уникальных драгоценностей. Через иностранных дипломатов и журналистов, получавших, свою долю от чистой прибыли. Опасный, рискованный бизнес. За который можно было сесть в тюрьму на всю жизнь и даже схлопотать смертную казнь по строгим советским законам. Но зато этот бизнес сулил большие доходы. Суммы выражались в цифрах со множеством нулей.

Сватовство было коротким и деловым. Условия следующие. Аркадий идет с Аллой в ЗАГС, где они сочетаются браком. До получения визы Алла с маленькой дочерью, нажитой неизвестно от кого, поселяется у него, дабы не вызвать у властей сомнения в действительности этого брака. Разумеется, спят они отдельно, и по ночам Аркадий не будет претендовать на свои супружеские права. За все это Алла обязуется взять его на свое содержание до самого отъезда, оплатить стоимость билета до Рима, где он перейдет на содержание к мировому еврейству, и там же в Риме вручить ему в качестве вознаграждения две тысячи американских долларов наличными. И расстаться навсегда.

Аркадий принял эти условия без лишних разговоров.

Алла вышла с ним из ЗАГСа законной супругой. Полубояровой по мужу. Даже свою маленькую дочь она тоже переписала на эту фамилию. Аркадий формально удочерил ее.

Таким образом, у покойного Алеши Полубоярова появились новые наследники, и в том числе крохотная девочка, которая уж точно никогда не догадается, от кого пошла фамилия, которую ей предстояло носить, по крайней мере до замужества.

И тогда Аркадий познал доподлинно, почем фунт лиха, и вспоминал свою прежнюю жизнь, до фиктивной женитьбы, как райское, сказочное время.

Аркадий жил на Чистых прудах в маленькой однокомнатной квартирке с отдельной кухонькой, выгороженной в углу, и с ванной и туалетом, которые он делил с двумя семьями соседей.

В его комнате было одно спальное место: широкий диван, на ночь раскидывавшийся. Алла с дочерью, не спросив Аркадия, заняли диван, и ему ничего другого не оставалось, как каждую ночь вытаскивать из шкафа походную кровать-раскладушку, которую он держал для застрявших поздно гостей, и вытягиваться на ее жестком парусиновом ложе без матраса, чтобы долго ворочаться с непривычки, пока не одолеет тревожный сон.

А сны были воистину тревожными. Алла была сочной аппетитной женщиной и вела себя при нем, как будто он был мебелью, а не мужчиной. Раздевалась она, не выключая света и даже не утруждая себя повернуться к нему спиной. Раздевалась догола, и любовалась собой в зеркале, и мазалась кремами, и натирала все части тела духами, отчего у бедного Аркадия начиналось головокружение.

Однажды он не выдержал и, подкравшись к ней сзади, обхватил обеими руками, сплющив ладонями ее груди. Алла стряхнула его с себя, больно стукнув локтем в переносицу, отчего у него засиял вокруг левого глаза фиолетовый кровоподтек. И не успел этот кровоподтек рассосаться, как возник другой, у правого глаза, и еще один, с багровым отливом на левой скуле.

Их посадил ему любовник Аллы, кавказского вида человек, которому она пожаловалась на хамское поведение Аркадия.

Этот человек был партнером Аллы в бизнесе и, когда наезжал с Кавказа, предпочитал останавливаться не в гостинице, а у Аллы, деля с ней ложе, и, неутомимо подгоняемый коньячными парами, предаваться на этом ложе любви. Сонную девочку в этих случаях Алла относила к Аркадию на раскладушку и возвращалась в объятия к своему любовнику.

Ночи превратились для Аркадия в кошмары. Но и дни не приносили покоя. Потеряв работу, он жил на содержании у Аллы и отрабатывал это содержание как кухарка, нянька для ребенка и мальчик на побегушках. Алла давала ему денег на расходы, и он с сумками толкался среди женщин в длинных очередях в продуктовых магазинах, потом готовил на крохотной плитке супы и всякие рагу, их заказывала Алла для себя и ребенка, и сам ел с ними за одним столом.

Удостаивала его вниманием лишь одна особа — крохотная дочь Аллы, привязавшаяся к нему, как к няньке. Аркадий за ручку прогуливал ее в соседнем чахлом скверике, где бабушки и деревенские няньки сидели с детьми на всех скамьях и о нем, единственном мужчине с.ребенком, судачили одобрительно и не без зависти к чужому счастью.

Он часто и подолгу гулял с девочкой не только потому, что ребенку полезно бывать на свежем воздухе. Его квартиру компаньоны Аллы облюбовали для тайных встреч: там совершались сделки, разрабатывались коммерческие операции, за которые можно было угодить за решетку на добрый десяток лет. Владельцу квартиры полагалось не меньше за укрывательство — пойди докажи, что ты ничего не знал и не ведал. Его бесцеремонно выставляли из собственной комнаты на улицу и, чтобы нескучно было, давали ребенка в придачу, мол, гуляй, дыши свежим воздухом, угощайся мороженым и орехами, расходы будут возмещены.

Аркадий до того был подавлен страхом, что все раскроется и он вслед за Аллой ни за что ни про что сядет в тюрьму, что, когда получил заграничную визу, рыдал от счастья, и радость его перемежалась с жутким предчувствием, что власти еще раздумают, отберут визу и вместо Вены он поедет в Сибирь.

На сборы им дали две недели. Аркадий чуть не на коленях умолил Аллу поторопиться, и они вылетели из Москвы через два дня.

Только в Вене, уже за границей, Аркадий перевел дух. Взгляд его тусклый, как у дохлой рыбы, снова прояснился. Улыбка заиграла на толстых вялых губах. Тут он никого не боялся. Даже Аллы. Срок их контракта истек. Брачным свидетельством, выданным в Советском Союзе, здесь можно было зад подтереть. Они с Аллой так не поступили. Аркадий считал себя интеллигентным человеком, а она себя-деловым. Поэтому бумажка была изорвана многократно, и мелкие обрывки спущены с водой в унитаз туалета. Римского. Потому что из Вены они попали в Рим. Здесь Аркадию предстояло дожидаться выезда в Америку, а Алла планировала остаться в Европе. Их пути окончательно расходились. Нужно было лишь завершить последнюю формальность: получить с Аллы обещанные две тысячи долларов, из-за которых он принял на себя столько неприятностей, и забыть ее, как кошмарный сон.

Развязаться с Аллой долго не удавалось. Выплату денег она каждый раз переносила на новый срок и этим держала Аркадия на привязи. Алла развернула в Риме кипучую деятельность: собирала высланный нелегально товар, взимала долги. И снова вокруг нее увивались мужчины южного типа, но уже не кавказцы, а итальянцы, а Аркадий гулял с девочкой, пока мама была занята, по римским улицам и площадям и пояснял ребенку, что они видят перед собой, вспоминая запавшие в голову еще со школьных времен сведения из истории древнего мира.

Наконец, у Аркадия истощилось терпение.

Улучив момент, когда они остались с Аллой вдвоем, Аркадий потребовал расчета, а не то…

— А не то? Что ты мне сделаешь? — насмешливо прищурила на него свои густо подведенные серые глаза Алла.

— Сделаю, — дернул губами Аркадий.

— Ничего ты не сделаешь, губошлеп. За такие слова тебя бы следовало прогнать, не дав ни копейки, но я добрая, отходчивая.

Алла денег не дала, а великодушно согласилась покрыть свой долг товаром. Она показала ему русскую икону — большую, в трещинах темную доску с полуоблупленным ликом Христа. Икона пришла из Москвы, завернутая в газеты «Правда» и «Известия», их использовали для упаковки, и на одной из страниц был портрет Брежнева, того самого, кому-когда это было? — Аркадий Полубояров открыл глаза.