Дневник Чумного Года - Дефо Даниэль - Страница 56

Все эти рассказы, сами по себе несправедливые и вредоносные, наносили, кроме того, особенно большой урон нашей торговле. Так, прошло много времени после окончания поветрия, прежде чем наша торговля с этими странами возобновилась; а фламандцы и голландцы (особенно последние) получили от этого огромную выгоду, захватив себе все рынки сбыта и даже закупая наши изделия в тех частях Англии, где не было чумы, перевозя их в Голландию и Фландрию, а оттуда уже — в Испанию и Италию как изделия собственного производства.

Но подчас их выводили на чистую воду и наказывали, а именно: товары и корабли конфисковывались, так как, если действительно наши товары (как и наши люди) были переносчиками заразы и считалось небезопасным вскрывать их и вдыхать их запах, то люди, которые отваживались на эту нелегальную торговлю, рисковали не только занести заразу в собственную страну, но и в страны, с которыми они вели торговлю этими товарами; а если учесть, сколько жизней ставили они на карту подобными действиями, то ясно, что ни один порядочный человек не согласился бы принимать в них участие.

Однако не могу сказать, чтобы эти люди причинили какой-то реальный вред. Другое дело, когда речь шла о жителях нашей собственной страны; тут то ли через самих жителей Лондона, то ли вследствие торговли, благодаря которой лондонцы общались с людьми со всех концов страны, и уж конечно со всеми крупными городами, — только вследствие всего этого чума распространилась не в одном Лондоне, но и по всему королевству,[315] затронув все крупные города, особенно те, что были связаны с торговлей шерстью, и морские порты; так что в конце концов все значительные города Англии были в той или иной степени затронуты заразой; то же можно сказать и об Ирландии, хотя в значительно меньшей степени; как обстояли дела в Шотландии, у меня не было случая выяснить.[316]

Следует отметить, что, в то время как чума свирепствовала в Лондоне, внешние порты, как их называли, продолжали оживленную торговлю, особенно с соседними странами и с колониями. Например, Колчестер,[317] Ярмут[318] и Гулль[319] на северо-восточном побережье вывозили промышленные изделия в Голландию и Гамбург[320] в течение нескольких месяцев после того, как торговля с Лондоном полностью прервалась; точно так же Бристоль[321] и Экзетер[322] через порт Плимут[323] вели торговлю с Испанией, отправляли корабли на Канарские острова,[324] в Гвинею[325] и в Вест-Индию,[326] особенно же много торговали с Ирландией; но так как чума распространилась по всей стране, после того как в августе-сентябре болезнь достигла в Лондоне наивысшей точки, то все или большинство из этих городов рано или поздно оказались зараженными; и тогда на торговлю было наложено эмбарго — то есть она полностью прекратилась; об этом я еще поговорю ниже, в связи с отечественной торговлей.

Одно, однако, нужно добавить: те, кто были в дальних странствиях подолгу, или те, кто, выходя в рейс, ничего не знали о заразе или, во всяком случае, о масштабах бедствия (а таких, уверяю вас, было немало), — смело поднимались по реке и доставляли грузы, куда им было положено; и так продолжалось все время, за исключением двух месяцев — августа и сентября, когда сила заразы была такова, особенно пониже Моста,[327] что ни один корабль не решался в этот период проходить по реке, какие бы дела его ни призывали. Но так как это продолжалось не долее нескольких недель, корабли, возвращавшиеся домой, особенно те, чей груз не был скоропортящимся, становились на какое-то время на якорь неподалеку от Заводи {Заводью называется та часть реки, в которой пережидают корабли, когда они возвращаются домой; она занимает обе стороны реки от Тауэра до Какколдз-Пойнта и Лаймхауса. (Примеч. авт.)}, или посередине реки, и так аж до самой речки Медуэй, причем некоторые заходили в нее; другие же вставали на якорь в Норе и в Хоупе, пониже Грейвсэнда. Так что к концу октября здесь собралась огромнейшая флотилия из возвращавшихся домой кораблей — такого их скопления не видывали уже много лет.

Однако два вида торговли продолжали осуществляться по воде без перебоев или почти без перебоев (и это весьма облегчало положение несчастных, отчаявшихся горожан): я имею в виду закупку зерна с побережья и закупку угля из Ньюкасла.[328]

Зерно привозили, во-первых, из Гулля и разных местечек на Хамбере,[329] куда его свозили из Йоркшира[330] и Линкольншира. Кроме того, торговля зерном велась из Линна в Норфолке,[331] из Уэллса и Бернэма, а также из Ярмута (все они в том же графстве); третья ветка шла по реке Медуэй и из Милтона, Фивершема,[332] Маргейта,[333] Сэндуича[334] и других маленьких городков и портов вдоль Кентского побережья и Эссекса.

Прекрасно также шла торговля зерном, маслом и сыром с побережьем Саффолка:[335] корабли оттуда прибывали в местечко, которое и поныне зовется Медвежий Ключ, и оттуда обильно снабжали город зерном, когда не приходил сухопутный транспорт или когда селяне не хотели везти свои продукты в город.

Все это происходило в значительной степени благодаря благоразумию и предусмотрительности лорд-мэра, который, заботливо охраняя владельцев судов и команду от опасности заражения, наказал выгружать зерно в любое время суток (хотя нельзя сказать, чтобы этим злоупотребляли) и требовал от торговцев зерном, чтобы те немедленно разгружали корабли, дабы свести до минимума необходимость покидать их и сходить на берег; деньги же приносили прямо на палубу и опускали в посудину с уксусом.

Вторым необходимым предметом торговли был уголь из Ньюкасла-на-Тайне; без него город бы бедствовал: ведь огонь жгли не только на улицах, но и в частных домах, даже в продолжении всего лета, в самую большую жару, — и делалось все это по совету врачей. Правда, некоторые противились тому, считая, что прогревание домов и спален способствует распространению болезни, фермент которой и без того горячит кровь: ведь известно, что мор нарастает в жаркое время и стихает в холодное; соответственно, они утверждали, что все заразные болезни лишь ухудшаются от жары, потому что в жаркую погоду зараза питается и набирает силу и, следовательно, быстрее распространяется.

Другие же говорили, что допускают, будто жаркий климат способствует распространению заразы, так как знойный горячий воздух наполнен всякого рода паразитами, он питает несметное количество ядовитых существ (они гнездятся в нашей пище, в растениях и даже в самом нашем теле), они-то и являются разносчиками заразы; кроме того, жаркий воздух, или жара, как обычно мы выражаемся, расслабляет тело и изнуряет дух, открывает поры и делает нас более беззащитными против инфекции, исходит ли она от вредоносных чумных испарений или от чего-либо другого; но тепло от огня, особенно от жженого угля, поддерживаемое в домах или рядом с домами, производит совершенно иное действие; эта жара совсем иного рода, сильная и яростная, склонная не питать, а поглощать и рассеивать все те вредоносные пары, которые жара обычно скорее усиливает и сгущает, чем развеивает и уничтожает. Кроме того, утверждалось, что серные и азотистые частицы, часто содержащиеся в угле вместе с битумной основой, которая сгорает, помогают очистить и освежить воздух, сделать его здоровым и безопасным для дыхания, после того как сгорят ядовитые частицы, о которых уже говорилось выше.