Судьба и грехи России - Федотов Георгий Петрович - Страница 66

г) Нэпманы

   Как известно, в России это псевдоним буржуазии, то  есть торгово-промышленного класса. Тот оттенок нового,  «нувориша», который звучит в этом слове, имеет свое оправдание. Вся старая буржуазия в России выкорчевана начисто. Старые семьи среди нэпманов встречаются в виде  исключения. Само бытие  этого класса весьма прекарно.  Каждый  день нэпман может  ждать разорения, тюрьмы,  ссылки. Государство официально защищает теорию, согласно которой нэпман  откармливается, в буквальном  смысле, на убой. Эти периодические бойни держат новорожденный класс в очень худом теле. Об обрастании жиром говорить не приходится. Лишь в 1923 году, в первый  год настоящего, ленинского нэпа, наживались серьезные  капиталы. Можно было говорить о советских миллионерах.  Через год уже с этим было покончено. Но самое существование нэпмана столь же неизбежно, как существование  крестьянина. Один производит элементарные продукты,  другой распределяет их. Без нэпмана, как без мужика, Россия умерла бы с голоду. Это он, в первобытной форме мешочника, спас ее в 1918—1919 годах.

    Новый торгово-промышленный   класс (более торговый,  чем промышленный)  неоднороден. И по происхождению, и  по функциям он распадается резко на два слоя. Внизу — мелкий торговец, лабазник, непрестанно выделяемый деревней,  как желчь — печенью. Деревенский «кулак» искони стремился завести лавку или трактир. В годы мешочничества горячка  спекуляции захватила самые низы народных масс. Эти вкусы  остались, несмотря на большой риск, связанный с промыслом. Городской базар, городская мелкая торговля главным образом держатся выходцами из деревни. Новый торговец сильно отличается от дореволюционного. Он много культурнее; он стремится дать своим детям среднее или высшее образование. По настроениям, это самый консервативный слой России. Но достатки его невелики, фигура его малозаметна: этой незаметностью своей он и спасается, отдавая фининспектору львиную долю своего заработка.

    Внизу мелкий торговец — наверху делец-спекулянт. Это совершенно разные типы. Последний может заниматься и торговлей покрупнее — но не начинает с нее. Источник по-

==203

длинного накопления капиталов в России — эксплуатация государства. Социалистическое хозяйство представляет для этого куда более широкий простор, чем бюрократическое XVIII—XIX   века. В голодные годы военного коммунизма предприимчивые  люди спекулировали валютой, скупали за бесценок бриллианты, торговали вагонами, хлебом, чем попало. Все эти операции рассматривались как тягчайшие преступления. За них угрожал расстрел. Пойти на них могли лишь  очень ловкие люди, со связями в коммунистических кругах. В последующие годы крупный нэпман кормится  главным образом вокруг трестов и других органов государственного хозяйства. Он скупает государственную продукцию  и сбывает ее мелкому лавочнику. Он в сговоре с «красным купцом» или даже сам числится таковым официально. Он живет  в мире растратчиков, взяточников и казнокрадов. Если не смерть, то ссылка и тюрьма всегда висят над его головой. В условиях советской экономики, лояльная организация  крупного частного производства или торгового дела невозможна. Разве лишь на территории иностранных концессий.

    Этот верхний, или спекулятивный, слой буржуазии в России почти исключительно  еврейский: обстоятельство весьма чреватое последствиями для национального развития России — настоящей  и будущей. Причины его слишком понятны. Русский купец, оглушенный революцией, не мог и не хотел к ней приспособиться. Оставшиеся в живых русские «буржуи» поспешили обратить все имущество в золото или камни, и проедают их до сих пор. Они очутились в подполье, не понимая ничего из происходящих событий. Другое дело евреи. Во-первых, прошлое достаточно приучило их к борьбе за существование в нелегальных формах («право жительства»), равно как и к спекулятивным кредитным операциям. Во-вторых, террор в первые годы революции  менее коснулся еврейской буржуазии, чем русской, ибо она имела за собой ореол угнетенной нации. В-третьих, по условиям еврейского быта, купцы и спекулянты были связаны кровными  узами родства с революционерами, а значит —  и с большевиками. У русского коммуниста очень редко найдется папаша лавочник, у еврейского — сплошь да рядом. Эти родственные связи были использованы в годы террора для разных более или менее нелегальных лицензий. Теперь уже не то. Когда государство бьет по нэпману, оно бьет по еврею, и знает это. Коммунистическая партия потеряла очень большой процент еврейских «товарищей», которые главным образом пополнили ряды новой буржуазии. В партии свивает гнездо антисемитизм, для которого борьба с капитализмом и еврейством (как некогда для Маркса) сливается в одно. Но то же происходит

==204

и в народных  низах. Рабочий и крестьянин, даже требуя свободной торговли, ненавидит спекулянта. Для парода еврей отвечает вдвойне: и за спекулятивный тип нового капитала, и за коммунистическую партию, которую по традиции, уже устарелой, продолжают считать еврейской.

д) Партия

   Партия, не советский аппарат, представляет правящий  слой в России. Как ни своеобразна эта форма — «единственной государственной партии» — она уже имеет свой  дубликат в Италии. Социологически такую партию нелегко  определить, как большинство переходных форм, к числу  которых она принадлежит. Созданная в качестве частного,  притом антигосударственного союза, она сделалась главным рычагом государственного управления, мозгом и рукой диктатуры. К этому так привыкли, что не удивляются  более. А удивляться здесь есть чему. Государственная партия отличается в настоящее время от всяких иных партий  тем, что она не имеет сама свободного голоса, являясь в  той же мере, как и государство, орудием олигархов, или даже единоличного диктатора. Партийный аппарат разветвляется параллельно с «советским», подчиняясь одной и той  же направляющей воле. К чему этот дуализм, это удвоение  работы, огромный накладной расход? Те, кто смотрит на  коммунистическую партию в России как на чисто бюрократический аппарат, как на содержанку государства, не  смогут ответить на этот вопрос. В действительности, партия есть организация идеи, и, поскольку она жива, она живет остатками былой идейности. В России имеется, может  быть, не один миллион людей, для которых бухаринский  катехизис является священным писанием. Пусть вожди,  или часть вождей, уже не верят в победу. Но монополия  коммунистического слова, монополия школы создали огромные кадры юношей, для которых вне коммунизма нет  ничего в жизни. Наиболее верующие и наиболее чистые,  как всегда, встречаются среди женщин. Среди женщин —  сверстниц Ленина есть окаменелости, напоминающие  многими чертами  былых шестидесятниц. Но верующие  тупицы встречаются и среди мужчин из бывшей революционной среды. Напрасно думают,  что коммунисты  в  России содержатся на государственный счет. Это верно лишь  относительно аппаратчиков. Остальные, напротив,  нередко должны отдавать партии часть своего советского жалованья и почти весь свой досуг безвозмездно. Главная награда, конечно, — в удовлетворении честолюбия. Пар-

==205

тия —  единственные ворота в общественную жизнь. Вот почему она привлекает всех активных или беспринципных, желающих  играть роль, вести толпу или проводить свои идеи, часто не имеющие ничего общего с коммунизмом.  И, наконец, третий — вероятно, самый значительный слой — людей устраивающихся, лишенных честолюбия, но охочих половить рыбку в мутной воде. Если не в партии, то с партийным билетом можно  прокормить себя.

    От нас скрыты подробности внутренних процессов, протекающих  в партии. Общая картина ясна: отчаянная борьба идейного ядра с честолюбивым и корыстным хвостом и не менее отчаянная борьба внутри ядра за потерянный  ленинский путь. Ядро тает с годами, пожирает само себя, хотя остерегается следовать якобинским методам. Подчиняясь диктатуре одного, растрачивая идейный багаж, партия чем дальше, тем больше утрачивает смысл своего существования. Сталинская диктатура лучше охраняется советским аппаратом ГПУ.